Неправильность собственной реакции девушку откровенно злила. Она корила себя за то, что сидела на постели умирающей матушки, и ничего кроме сочувствия и сожаления не испытывала. “Разве я не должна сейчас заливаться горючими слезами? – мысленно призывала она саму себя к ответу, – разве не должна шептать бледной, едва живой сирене о том, как люблю её? Разве не должна страдать, в конце концов, от грядущей потери единственного родного человека?”

К огромной досаде, ничего подобного она не чувствовала. Казалось, окажись сейчас в этой постели любой другой посторонний человек, чувства были бы такими же. Но в кровати лежал не посторонний! От собственной чёрствости девушке хотелось побиться головой о стену.

– Ты должна отомстить за меня, – нарушил гробовую тишину мелодичный голос умирающей, какой она сейчас ничуть не выглядела: сирена, она и умирая, оставалась сиреной – полной, но фигуристой брюнеткой, с сияющим молодостью лицом, – король Орландо использовал меня, словно куклу. Когда игрушка надоела, он выставил меня вон, заявив, что ни я, ни ребёнок от меня ему не нужны.

С трудом договорив, она активировала заклинание правды. Оно окутало её жёлтой дымкой – магия сирены относится к ментальному виду, отсюда и характерный солнечный цвет. Сияние погасло, а девушка едва не уронила челюсть. Все слова матушки, сказанные только что, были правдой.

– Да, дочь, твой отец – король Орландо, а его сыновья Ареццо и Кристиан – твои братья. Через неделю начнётся отбор невест для наследного принца, и я хочу, чтобы ты выиграла его.

– Но как?! – только и смогла потрясённо выдохнуть девушка, имея ввиду то, что не может выйти замуж за брата.

Матушка собрала последние силы и цепко схватила её за ворот платья.

– Ты сильная сирена, гораздо сильнее, чем я. Этот дворец, этот гадюшник, ты поедешь туда. И ты всех там очаруешь ментальной магией сирены.

Матушка притянула дочь ещё ближе. Та лишь беспомощно моргала, пребывая в полном шоке.

– Слышишь, ты должна выиграть этот драконий отбор. И тогда ты бросишь Ареццо перед брачным алтарём. Ты должна унизить его так, как унизил меня когда-то его отец. Выбросить наследника, как сломанную куклу. Отказаться становиться его женой. Обещай мне, что сделаешь это. Обещай сейчас! Ну!

От охватившей паники и ужаса, девушка готова была пообещать всё, что угодно.

– Д-да, обещаю, – голос плохо слушался хозяйку и ответить ей удалось не с первого раза.

Рука матушки тут же разжалась, и на подушки упала уже не красивая ухоженная женщина, а мёртвое тело дряхлой старухи. В последнее ментальное воздействие на дочь она вложила все крохи остававшихся у неё жизненных сил.

– Рика, ну Рика, когда ты купишь мне пышное платье?

Худенькая ручка моей девочки вцепилась в полинявший от многочисленных стирок фартук и потянула в сторону выхода.

– А мне нужен клинок из закалённой стали, – присоединился Фил к просьбе сестры, поднимаясь с пола и отряхивая брюки, – я буду защищать Лику от всяких богатых умников!

До мытья полов у меня уже несколько недель руки не доходили, и сейчас по тёмным и рассохшимся от времени доскам перекатывались внушительные пыльные хлопья. Такая мелочь, как грязь, в последнее время меня не волновала. Да я бы и не смогла её убрать даже при всём желании, поскольку работала на трёх работах и домой приползала чуть живой.

– Всё, нам пора выходить, – решила сменить тему, потому что попросту не знала, что ответить сводным брату и сестре, а с недавнего времени ещё и моим подопечным. – Фил, двуколку взять не забудь, – я кивнула на миниатюрный двухколёсный экипаж, который тот чинил всё утро.

Игрушку сводный брат подобрал вчера в песочнице. У неё потерялось одно колесо, и, видимо, поэтому малыш, которому принадлежала двуколка, бросил её.

Лика подняла на меня огромные и печальные карие глаза.

– Я не хочу к мадам Пирани! Я большая! Лучше останусь одна дома!

Слова малышки били по мне, как крупные градины. Я подавила слёзы, загнав подальше предательскую слабость. Не сейчас. Не при детях.

– Малика, любимая моя сестричка, – начала я, опускаясь на корточки рядом, – я обязательно что-нибудь придумаю. В самом начале всегда трудно, но скоро я найду хорошую работу, и мы купим тебе не одно пышное платье!

Я прижала её к себе и крепко обняла, мысленно добавив: “Я не сдамся, ни за что не опущу руки! Ни за что!”

Рядом угрюмо засопел Фил, поэтому я отпустила Лику и подошла к брату.

– Я вас обоих люблю. Сильно-сильно! – призналась я и обняла теперь брата.

Он попытался вырваться, но без особого энтузиазма.

Сделав глубокий вдох, я поднялась на ноги и скомандовала:

– А теперь бегом к мадам Прирантиле, а то я опоздаю на работу.

Фил и Лика торопливо пошли к выходу, и я вслед за ними. Через десять минут мы зашли в дом, где за моими подопечными присматривали всё то время, пока я работала.

В раздевалке толпились родители и детки. Воспитэсса взирала на суету с нескрываемым презрением. Мне Прирантила нравилась не больше, чем моим брату и сестре, но деваться нам всё равно некуда. Это было единственное место, куда я в текущих условиях своего существования могла на время пристроить деток. Оплачивалось это заведение из королевской казны, и я, по крайней мере, знала, что здесь их накормят и дадут ночлег, пока я работала сутки напролёт.

Быстро поздоровавшись, я буквально убежала. Прирантила хотела что-то сказать, но я сослалась на то, что опаздываю и лучше поговорим, когда буду забирать детей завтра вечером. Ничего нового она мне не сообщит, будет лишь снова стыдить, что не вношу пожертвования так, как это делают другие родители. Эх, если бы у меня были эти деньги, ни за что бы не оставила моих брата и сестру с ней! Лучше бы наняла им девочку-няню. Но, увы, это пока были лишь мечты, которым препятствовали провальные планы по поиску мало-мальски прилично оплачиваемой работы.

На рынок, где я помогала расставлять товары, мчалась бегом. Было ещё прохладное раннее утро, по мне струйками стекал пот, а тёплое платье неприятно липло к телу. Его приходилось стирать каждый вечер, и от этого мой единственный наряд на вид был немногим лучше половой тряпки.

Обычно я избегала центра, в котором жили состоятельные жители нашего Эрицкого королевства. Сегодня же опоздание грозило стать критическим, и я свернула напрямик на одну из тех улиц, где по брусчатке мостовой один за другим проносились, сверкая позолотой, экипажи, а на чисто выметенных тротуарах степенно прогуливались утончённые дамы и элегантные господа.

Столица ещё спала, и я надеялась быстро проскочить опасный участок пути, не нарвавшись на неприятности. Я почти дошла до конца безлюдной спящей улицы, как из-за кованой ограды высокого особняка с остроконечными шпилями на меня выскочило огненное нечто. И тут на мой подол с басовитым лаем стал кидаться… костёр?

Меня обдало жаром, а ткань юбки стала тлеть в тех местах, где её касался пламенный пёс. К сожалению, я не владела магией, поэтому и справиться с тявкающим результатом чьего-то колдовства  не было ни малейшего шанса.

В ужасе я шарахнулась назад и впечаталась спиной в ствол невесть как оказавшегося на тротуаре дерева. Послышался зловещий скрежет, а потом опора стала уходить. Я кинулась в противоположную сторону, и лишь отскочив на пару метров, обернулась.

Исполинское дерево, наполовину засохшее, наполовину зелёное, неумолимо клонилось к земле, вспарывая брусчатку вырываемыми из земли корнями.

Зубастый костёр на четырёх лапах, радостно виляя крючковатым хвостом, подбирался по наклонившемуся стволу к сухим сучьям.

Внезапно поняла, что платье на мне не просто тлеет, а почти что горит. Я опустилась на мостовую и принялась кататься по ней, чтобы потушить юбку. Булыжники ещё хранили утреннюю влагу, и мне легко удалось потушить то, что минуту назад можно было назвать платьем. Ну ничего, зато сама цела и почти ничего вокруг не повредила. Последнее для меня было настоящим достижением, потому что я по жизни умудрялась проливать, ронять и разбивать всё, до чего могла дотянуться. А тут, подумаешь, столетнее дерево повалила, так ведь не на кого-то, а всего лишь на ограду.