Я полностью привык приходить, ложиться на кушетку, молчать, ждать, слушать внутренним ухом и смотреть внутренним глазом на процесс жизни, происходивший во мне в данный момент. Как всегда, по прошествии некоторого времени — от нескольких минут до четверти часа — что-то начало возникать перед моим внутренним взором, перед моим осознаванием. В данном случае возник очень сильный дискомфорт. Я оставался с ним и следовал за ним, как ковбой, объезжавший дикую лошадь. Это было непросто, но непрерывная поддержка Джима, то, как он направлял и поддерживал меня, помогло мне осознать попытки моей личной жизни или моей личности уходить из центра активности, когда возникало беспокойство, и сопротивляться им. Я узнал, что могу отдаляться от беспокойства, используя разные средства, такие как мысленная критика самого себя, засыпание, переключение внимания на внешние звуки и образы и т. д., так что я полностью терял ощущение присутствия. В данном случае я направился к дискомфорту, и он продолжал усиливаться, почти превратившись в панику. Пока я старался оставаться с ним и не убегать, перед моим сознанием начала ясно раскрываться его сущность. Мне стало очевидно, что я боюсь небытия [Cogswell, 1977].

Не буду заставлять читателя ждать: за этим последовало одно из тех трансцендентных переживаний, которые случаются у клиентов на поздних этапах интенсивной психотерапии. Оно по праву включено в наше описание результатов терапии, представленное в главе 8. В данный же момент важно показать, что процесс поиска может достигать областей опыта, выходящих за пределы привычного для нас мира. (См. также [Bugental, 1976, ch. 8].)

7. Путешествие всегда новое не только для путешественника, но и для проводника

Основные аспекты вклада психотерапевта

Итак, путешественники продвигаются вперёд; они незаметно становятся спутниками, каждый из них меняется и меняет другого, а путешествие меняет их обоих. События пути следует встречать тогда, когда они возникают, и оба искателя приключений играют свою роль в том, как они встречают эти события и каким образом они подходят к цели.

Теперь мы обращаемся к работе психотерапевта. Каковы основные виды вклада, который может внести профессионал, чтобы способствовать успеху терапевтического предприятия клиента? (К этому моменту должно быть ясно, что это предприятие принадлежит клиенту, а не терапевту.) Терапевт никогда не сможет выполнить свою задачу, если будет участвовать стандартным образом, — никакое обучение системе психотерапии или преданность ей не смогут заменить человеческого присутствия и потенциала бесконечной адаптации того, кто выступает в роли психотерапевта.

За пять веков до Рождества Христова Гераклит сказал: «Невозможно войти в одну реку дважды». Так же и психотерапевт не может провести двух одинаковых сессий, не говоря уже о двух одинаковых курсах психотерапии. По этой причине будет более ценно, если в этой главе я буду писать от первого лица.

Работающий терапевтический альянс

Встреча для создания уникальных отношений

Каждый клиент, приходящий в психотерапию, приносит с собой уникальную комбинацию потребностей, ожиданий, опасений, эмоциональных паттернов и готовности к созданию конструктивных отношений. Сложность, тонкость и разнообразие таких комбинаций настолько велики, что любые попытки объективировать их обречены на провал. Вместо этого в исследовании того, как конкретная пара терапевта и клиента может проявиться самым многообещающим образом, следует полагаться лишь на наиболее тонкий и многогранный из всех человеческих инструментов: на осознающую восприимчивость человека.

Я научился продвигаться вперёд медленно; я жду момента, когда смогу уловить точку зрения клиента, чувствуя, что приходит время задавать вопросы или сообщать информацию, которая с наибольшей вероятностью приведёт к ясной коммуникации и усилит сознание того, что мы имеем дело с важным жизненным решением. Прежде всего приоритет (даже если это не будет первым действием в последовательности действий) следует отдавать тому, чтобы убедиться, что у клиента есть реальная возможность говорить о том, что стремится быть выраженным: о боли или страхе, о надеждах и опасениях, о потребности установить деловой контроль (см. главу 2). В равной степени важно дать клиенту шанс ощутить, каков я сам. Это не означает, что я должен заниматься всесторонним самораскрытием, сообщая информацию о себе. Это означает, что я говорю о том, как я работаю и чего ожидаю от клиента.

Обучение процессу поиска

В предыдущей главе я довольно подробно описал фундаментальный человеческий навык внутреннего поиска. Каждый из нас в той или иной степени уже имеет опыт использования этого таланта, однако часто то, как мы его используем, затрудняется или пресекается предрассудками или ошибочной информацией («Чтобы найти свежие идеи, нужно сильно сосредоточиться», «Фантазии — пустая трата времени», «Чем быстрее я об этом забуду, тем лучше» или «Нельзя обращать слишком много внимания на свои желания, потому что это приведёт к неудовлетворённости жизнью»). Обнаруживая зачастую тонкие влияния подобных оценок, терапевт стремится разоблачить их работу и деструктивные последствия. Одновременно с этим терапевт наблюдает возникновение здоровых отношений и навыков, которыми уже обладает клиент, и помогает усилить их. Это требовательная и фундаментально важная часть миссии терапевта.

Мониторинг отношений

Сложно переоценить важность осознавания терапевтом того, как развиваются отношения с клиентом. Это не означает, что отношения всегда обязаны быть гладкими и беспроблемными. Иногда очень продуктивные моменты провоцируются недопониманием, несогласием, столкновениями и даже противостояниями. Качество отношений должно быть искренним настолько, насколько это возможно. Это должны быть подлинные отношения между двумя участвующими в них людьми, создающие такую эмоциональную обстановку, в которой оба человека стремятся быть максимально искренними. То, как в этих отношениях проявляет искренность клиент, отличается от того, как проявляет её терапевт, однако необходимо, чтобы оба участника терапии стремились быть друг с другом максимально настоящими.

Чтобы быть настоящим в отношениях, мой клиент должен принести в терапевтический час все свои потребности, надежды и страхи. Он не может сообщать лишь о тех переживаниях, которые испытывает в другое время. Клиент должен рискнуть присутствовать с текущими эмоциями, непосредственными искажениями восприятия, живыми стремлениями и настоящими попытками бегства от жизни. Это звучит парадоксально и отчасти является таковым, и задача терапевта в значительной степени состоит в том, чтобы помочь клиенту встретиться с этим парадоксом и продолжать работу, направленную на полное и обнажённое присутствие, — в той мере, в которой это возможно.

Терапевт отслеживает участие клиента в его попытках осознавать те способы, которые клиент использует для избегания подлинного присутствия, в попытках найти улики, указывающие на то, что может восприниматься клиентом как угроза в отношениях с терапевтом, а также оценивает общий уровень страданий, испытываемых клиентом, чтобы модулировать терапевтическую активность и знать, сколько поддержки или структурирования может понадобиться клиенту в данный момент.

Чувства терапевта

С моей стороны будет мудро одновременно отслеживать собственные чувства по отношению к данному клиенту и к тому, как продвигается наша совместная работа. Такие чувства, как сонливость, сексуальное возбуждение, раздражение или необычные вспышки заботы, часто оказываются важным указанием на нечто происходящее во мне самом, способное неуместным образом вмешаться в процесс, или на попытки клиента тем или иным образом манипулировать мной. Так или иначе раннее и полное осознавание терапевтом этих процессов является крайне желательным.