Ласково треплю Илью по макушке. Почти заснул в кресле. С начала бодро по сторонам головенкой крутил, но дорога его сморила. Смешной такой и невероятно милый одновременно. Я рад, что присутствую в его жизни. Привык.

Вспоминаю.

Окси блистала на курсе. Мы там так подобрались, что на материальное положение всем было плевать, различий никто не делал, хотя вуз крутецкий был. Она из среднестатистической семьи, самая обычная, а вот училась как богиня. Как-то само получилось, что попали с ней в одну компанию. Оксана хоть и симпатичная, но вот особых чувств не вызывала. Сошлись с ней на обоюдных подколах вечных и на том, как разводили сокурсников разными трешовыми штучками. Ничего особенного, но было смешно. Все затаив дыхание ждали, что Баранкина и Филатов отожгут в этот раз. На последних поутихли, конечно, взрослеть начали. Дружить продолжали все также крепко и преданно. Такие дела.

Когда завертелась эта история с преподом, предупреждал о последствиях. Он был молод, в вуз попал по воле высоких покровителей, а именно приходился зятем ректору. По мне самодовольный бахвалистый типец, но Окси словно глаза замазало. Вперлась в него, как буль в тряпку. Не оттащить. Палкой же гнать не будешь. На этом фоне даже раздружили немного. А потом случился адский пиздец!

Она меня выдернула с тусовки и сидя в моей машине заливала мне футболку слезами. По мере рассказа, приходилось давить порывы, чтобы не выскочить и не начистить фейс этому любителю студенток. Конечно, это имело бы последствия для меня, но тогда мало что соображал. Мне хотелось заступиться за Оксанку. Поминутно утирая сопли, она говорила и говорила. Захлебывалась просто. Сжав зубы, молча притягивал к себе и как мог укутывал теплом своего тела.

Ужас в том, что роман имел значение только для Баранкиной. Препод лишь безвозмездно пользовался красивым телом и на этом финиш. Да, еще лил в уши всякое сладкое дерьмо. Вот и все. Я не удивлен, все произошло по старой схеме, а эта балда в него влюбилась по самый не балуй. И опять же, все бы ничего, но Окси оказалась беременной, потому что этот сука прилюбливал секс без гандонов. Ощущения у него ярче были, а эта дурында даже не додумалась пить таблетки. После тяжелого разговора Оксана была послана по дальше. Ну и естественно пригрозил ей, что если кто узнает, то с учебой можно попрощаться. Денег на аборт ей швырнул. Не взяла. Сказала, что будет рожать от любимого человека. Хочет иметь его частичку рядом.

Вот тогда я и решил, что буду помогать, ведь друзей не бросают. На прерывание не пытался уговорить. Да и не согласилась бы. Понимал уже, что бесполезно это. Да и имел ли я право на такое? Конечно, нет.

Оксана взяла с меня клятву, что не полезу в их отношения и не стану ничего выяснять. Орала, как резанная. Металась и билась, вынудила меня произнести эти слова. Выкрутила мне руки спиралью. Поддался, обещал, что не буду.

Короче, не бросал ее. И само собой, когда родила, поехал на выписку. Илюшку отдали мне, как отцу. Никто и не разбирался в загогулинах нашей судьбы. Взял и сразу понял, что не смогу расстаться с этим чудом. Со стороны Окси мысли не было, что откажусь стать крестным. Да я только «за» был. Помогал чем мог: и деньгами, и сидел, и гулял. Чувствовал ответственность за малыша.

Оксана хорошая мать, но иногда происходят срывы как сегодня. Не разлюбила она этого урода. Это уже граничит с помешательством. Ругал, кричал, запирал дома. Иногда работало, а иногда крыша ее отлетала в самостоятельное путешествие. И знала ведь, что и после нее у этого препода был еще миллион романов со студентками, а ей все равно. Одержимость сумасшедшая в ней сидит.

Чем больше сейчас об этом думаю, тем сильнее зреет уверенность в том, что надо тащить Баранкину в люди. Там отвлечется и, возможно, забудет этого Саламова. А то сидит, как пень в закрытом пространстве. Дом-сад-прогулки-дом. Весь мир замкнут только в них двоих. И времени много для самоедства и каких-то безумных идей.

- Матвей, - слышу голосок Илюши, - я пить хочу.

- Проснулся? – заглядываю в заспанное личико. – Сейчас куплю. Посидишь один или со мной?

- Не, я с тобой.

Поставив машину, открываю дверь со стороны пацаненка. Аккуратно отстегиваю ремень и беру его на руки. Он доверчиво обхватывает меня руками и склоняет голову мне на плечо. Задевает лобиком мою щеку и меня обжигает. Это что температура? Илья горячий.

- Илюш, ну-ка дай-ка лоб попробую, - приподнимаю его. – у тебя голова болит?

- Немножко.

Прижимаюсь к его коже и понимаю, что скорее всего да, заболел. Может акклиматизация, не знаю. Смутная тревога царапает меня. Бережнее перехватываю его и шагаю за водой. Выбираю теплую и направляюсь сразу в аптеку. Прошу провизора померить температуру. Точно, есть небольшая. Покупаю необходимые лекарства и заставляю Илюшку выпить. Он капризничает. Не нравится ему, горько же. Я почти вспотел, пока упросил этого маленького деспота проглотить таблетку. Достав из багажника чистый плед и небольшую подушку укладываю на разложенном сиденье.

Стараюсь не дергать, рулю домой. Сейчас случится величайшее объяснение в моей жизни. Мне еще надо как-то доказать, что это не мой сын. Поверят ли? Мне возможно и было бы похрен, но я знаю точно, что мои родители такого не заслужили. Я всегда давал относительные разъяснения каждому своему поступку, если оно того требовало. Ладно, прорвусь.

Свет везде горит в доме. Даже подъездная дорожка ярко виднеется. Открываю ворота, въезжаю в гараж. Бережно беру спящего Илюшку, умудряюсь повесить на плечо еще его рюкзак с вещами и иду. Разуваюсь и прохожу в гостиную. Негромко работает телевизор. Перед ним на большом уютном диване сидят мои родители. Отец привалился к спинке, а мама уютно устроилась у него на груди. Увлечены просмотром, даже не сразу заметили нас. Тихонько покашливаю.

- Привет.

Мама округляет глаза и пораженно молчит. У бати уровень вопросов в глазах зашкаливает. Столько он взглядом выдает, что уже дальше некуда. Они даже не двигаются, а просто смотрят, не в силах произнести ни слова.

- Отомрите, родители.

Вдруг мама сжимается и глаза ее наливаются слезами. Вижу, как одна срывается и катится вниз. Папа тоже замечает и недовольно морщится. Это не от того, что она заплакала. Это ко мне обращено, потому что именно я причина данного факта. Батя терпеть не может, когда кто бы то ни было огорчает ее.

- Объяснишь? – коротко кивает на Илью.

- А ты думал, что просто пропилю мимо вас и свалю в закат? – прищуриваюсь я. – Па, ты что плохо знаешь меня?

Мой несанкционированный наезд его успокаивает. Первое впечатление смывается, и отец снова становится самим собой, то есть рассудительным и максимально спокойным.

- Маша, посмотри на меня, - поднимает ей подбородок – все хорошо. Давай определим малыша и потом все обсудим. Да, милая? Машунечка, все нормально.

- Ма, у него температура.

Мама резко дергается и вскакивает с дивана. Стремительной походкой несется ко мне. Тормозит у самого края и осторожно заглядывает в лицо Илюшки. Скашиваю глаза и я туда же. Влажные волосики облепили лобик, но дыхание чистое и не тяжелое. Мама осторожно касается щечки.

- Горячеватый, – задумчиво произносит. – Неси в гостевую. Или нет давай к себе. Бегом, что застыл. Вдруг температура высокая.

Сбрасываю рюкзак с руки и тащусь аккуратно наверх. Осторожно раздеваю мальца. Подсунув градусник, застыли с мамой в ожидании. Она смотрит на меня очень и очень внимательно, потом Илюшу сканирует. Сравнивает, догадываюсь я. Ищет схожие черты. Градусник пищит и мама, вздрогнув от звука, вытаскивает его.

- Тридцать семь и пять. Слушай, Матвей, невысокая. Я бы не стала сбивать. Тем более спит он. Давай будем наблюдать, если что не дай бог, то пригласим доктора.

- Как скажешь, ма. Я этом мало что соображаю.

- Да? – слышу иронию в голосе. – Скажите, пожалуйста… Мы ждем тебя внизу. Будешь уходить, оставь дверь открытой, чтобы мы слышали, что в комнате происходит. Каждый звук важен, слышишь меня?