Тут раздался ещё один залп, причём в этот раз я заметила несколько разрывов и длинные строчки трассеров, которые пытались достать небольшие и лихо маневрирующие точки в небе. Корабль трясло и лихорадило, пол так и уходил из-под ног, норовя поменяться местами с потолком. Радовало, что шкаф запирался, а ничего кроме кровати в комнате нет – иначе получила бы по темечку летающим стаканом или тарелкой какой. Кое-как доползла до прикрученной к полу кровати и вцепилась в неё взмокшими от страха, трясущимися ладонями. До меня дошло: Ладислас не стал бы так стрелять, зная, что на борту находится его жена. Вряд ли он решил стать вдовцом в ближайшее время. И значит, эти разборки ко мне отношения не имеют, как бы не прихлопнули за компанию с пиратами.

В этот момент из коридора раздался непонятный шум. Дверь вздрогнула от удара, второй сорвал её с петель. На пороге застыла огроменная, два двадцать – не меньше, фигура в бронежилете, камуфляже и шлеме с глухим забралом. Пару секунд непонятный солдат изображал статую, затем почему-то поднял забрало. Я вздрогнула – лицо хоть и человеческое, но зато на меня смотрели два жёлтых кошачьих зрачка, полные натурально звериной ярости и злобы. Губы растянулись в подобии улыбки, обнажая уж точно не человеческие зубы с впечатляющими клыками. Человек… точно не человек. Не опуская забрала, он сказал в гарнитуру:

– Я нашёл.

Дальше нечто тяжёлое навалилось на меня, растворяя все страхи, волнения и боль в приятной тихой темноте беспамятства.

***

Очнулась я в полумраке и от ощущения скованного в неудобном положении тела. Твердокаменные доски тут же впились парой заноз в задеревеневшую спину, и я невольно застонала. Босую ногу – где же вы мои удобные ботиночки – что-то пощекотало. Я ойкнула от неожиданности.

– Чего вопишь? Умолкни, – проскрипело справа, а следом перед глазами появился крючковатый нос и блёклые серые глаза.

Матка Боска Честноховска, где это я? Или тут положено обращаться к Семи демонам? А лучше сразу к восьмому, Безумию. Почему темно, за решёткой в коридоре тускло чадит самый натуральный факел... За решёткой? От неожиданности я попыталась вскочить, но тут же цепь, сковавшая мои запястья, натянулись, спружинила и дёрнула меня обратно, больно ударив о стену. Кстати, а я здесь явно давно лежу. Ощущались запахи сырости, тухлятины и псины пополам с мочой, но меня не тянуло на рвоту – обоняние успело приспособиться.

– Да что ж ты дёргаешься, горемычная? – вновь проскрипело «чудное видение». – Так и убиться можно! А тут лучше не подыхать, говорят – подымут твоё умертвие, да кладбища рыхлить пошлют.

Какие кладбища, какие умертвия? О чём эта непонятная тётка? Некромантия с превращением в зомби вообще, если что, запрещена на всех Листах.

– Я смотрю ты и так вся побитая какая-то. Флики дубинкой угостили? Из этой, шо ли, кодлы Врэн-Люка? Вас хорошо вчера брали, говорят…

Тут глаза немного привыкли к темноте, и я поняла, что соседка по камере – тётка средних лет в засаленном платье, типичная люмпен, но почему-то вообще не то что к стене не прикована, а даже руки не связаны.

– Нет… – сиплый голос еле-еле вырывается из горла. – Я на корабле… – сказала я машинально, дальше прикусила язык: разболталась непонятно с кем.

– Чё, правда? – почему-то оживилась тётка. – Зашибись. – Так ты в экипаже чеке была? ну тогда трындец тебе. Если чё, я не с тобой и вообще молчу.

– Нет… похитили меня. А где мы? Почему я закована?

– А мне почём знать? – пожала костлявыми плечами тётка. – Молодая вроде, шибко на физию симпошная. Таких сюда не спускают – флики сразу к себе пошлют. Но если ты из чеке… Точно трындец.

– К-куда пошлют?

– А кто куда! – скабрезно усмехнулась тётка. – Если поумнее и покладистая, то в койку тащат, а кто подурнее и права качает – прямо на столе приходуют…

Меня передёрнуло.

– Где мы?

– Чё, хахаль так таранил, что даже не поняла, где шлёпнулась? В самой, Безумие ее дери, в самой отвратительной жопе мира. Приграничье.

Я похолодела. Недавно на гарем жаловалась, думала хуже быть не может? Может. Даром что местную географию учила через пень колоду, про Приграничье слышала. Местность формально поделённая между Аконской империей, Республикой Суассон и парой небольших государств. На деле именно что формально и на картах. В центре небольшие горы, на редкость богатые золотом, серебром и камнями, и не просто драгметаллами и побрякушками – здешние руды и самоцветы лучше других подходили для создания амулетов. Из-за этих-то богатств ещё во времена Изоляции вокруг разгорелись чудовищные магические битвы и войны. Итогом стало то, что на века местность оказалась непригодна для жизни. Трещины пространства – недолгие и нестабильные, потому вдвойне опасные, ведь именно в мелких пробоях особенно сильны искажения пространства-времени. Проход с Листа на Лист через такую трещину на выходе порождал жутких тварей, таракан размером с письменный стол – это ещё самое безобидное. Поля и леса, превращённые в болота, и болота, ставшие джунглями. Плюс уцелевшие големы-автоматы и боевые химеры погибших армий. И как вишенка на торте добавить спонтанные мутации под влиянием разнообразных остаточных чар и алхимических снадобий, причём нередко в поле высокого магического фона эти мутанты оказывались более чем жизнеспособны. После контакта с Книгой миров и обмена технологиями, буйство стихий немного успокоили, самых жутких монстров и мутантов зачистили, и магический фон к тому времени уже понизился. Территорию понемногу начали осваивать, но всё равно это оставался дикий фронтир. А ещё ссылка на здешнюю каторгу часто заменяла смертную казнь.

Ну что же, я хотя бы знаю, где я. Остаётся открытым вопрос, почему кто-то подбил и захватил корабль Онфруа, и как я оказалась тут, закованная в темнице? Кстати, ещё один вопрос, и очень нехороший. Соседка уверена, что меня должны «приходовать», но при этом обвиняют в такой серьёзной статье УК, что даже местные полицейские решили со мной не связываться? Но ведь считыватели здесь точно водятся. Тогда почему они не проверили мой паспорт-татуировку? Дворянство на Бретее не просто милый архаизм, как у меня на Листе. Да сыпани я у всех на глазах яду в колодец и напои водичкой из него пару роддомов – всё равно за попытку суда без представителя императора местных полицейских загонят в болото по самые фуражки.

Ноги опять что-то пощекотало. Я скосила глаза и завизжала:

– Крыса!

– Чё орёшь? Сытые они, не кусаются.

– Уберите её от меня, пожалуйста!

– Тю! Какие мы нежные! – фыркнула тётка.

Тут заскрипела дверь, и крыса шустро спряталась в какую-то дыру в стене. Толстый низенький стражник, почему-то тоже с факелом наперевес вместо нормального фонарика, с лязгом открыл замок и двинулся ко мне. Второй – высокий, крепкий в длинном не то пальто, не то плаще – остался стоять на пороге камеры. Стражник переместил огонь, озаряя лицо вошедшего, и я вздохнула с облегчением:

– Месье Фурнье! Какое-то недоразумение…

Тот холодно посмотрел на меня и приказал:

– В пятый кабинет её.

Развернулся и ушёл. Я попыталась орать вслед:

– Немедленно освободи меня, тут… крысы, а ещё я ранена…

В камеру вошёл второй стражник.

– Меня похитили! – пробовала кричать я. – Я жена Лад...

Меня дёрнули за цепь и больно стукнули по спине. Я чуть не прикусила язык, дальше протестовать не рискнула. Намёк был более чем прозрачен. Стражники быстро освободили меня от железяк и бесцеремонно сдернули с лежака. На ногах я не устояла – всё затекло, в икры кололо, поясницу ломило. Но твердокаменные руки местных жандармов не дали мне встретиться с земляным сырым полом. Мы поднимались по бесконечным ступеням, которые сначала были земляными, но через пару ярусов вверх сделались кирпичными, а потом и вовсе бетонными. Голыми ступнями я отлично ощущала каждую выбоину и как изменялись материал и температура пола. Вместе с бетоном появились и современные лампы. Стражники погасили факелы и всё так же молча шли, временами подталкивая меня в спину, мол, не задерживайся, шагай.