– Зябко…, – произнесла она…
То, что произошло со мной секунду назад могло означать возвращение прежнего кошмара. Так хищник выходил на охоту, он вырывался из-под кожи и уничтожал всё вокруг себя. Но почему сейчас? От кого я защищался, если кроме меня и молодой женщины (как, кстати, её зовут? Надо бы поинтересоваться) на лестничной площадке не было никого? Опасность исходила теперь ото всюду. Волосы на загривке у меня внезапно встали дыбом. А глаза изменили свой цвет – в слабых лучах солнца они горели желтым.
– Мне пора! – я сорвался с лестничного пролета и бросился вниз, на ходу кидая фразу: мне кажется, я могу ошибаться, извините за это, но ваша жизнь – это золотая клетка… Простите!
Я вырвался на улицу и прямиком направился в центр, не сбавляя бега. В наушниках барабанил John Newman и зверь потихоньку отпускал свою хватку с моего запястья. Теперь я искал по сторонам знаки. Если зверь проснулся, значит рядом опасность – она возникла, и он будет пытаться её устранить. Может быть, эта старик со своей историей о нескончаемой эмиграции. Или незнакомка? Рядом громко обрушил на мой обостренный слух своё рявканье ворон. Мы посмотрели друг на друга, затем птица взмахнула крыльями, а я побежал вслед за ней. Бежали мы долго – до самого городского кладбища – той его части, где стояли фамильные склепы. Некоторые были настолько древними, что практически невозможно было разобрать имен и дат. Ворон исчез. Туман клубился у моих ног, облизывая подошвы грязных кроссовок.
Мне не хватало сил сдвинуть массивную дверь. Я долго провозился с ней, пока не обнаружил в торцевой части склепа расщелину. Оказавшись, наконец, внутри, не мог надышаться – воздуха здесь практически не осталось. Остро пахло гнилью и плесенью. И пять гробов по периметру. Я не знаю, для чего мне понадобилось открывать тот, что стоял дальше остальных. Он оказался пустым. Я потрогал обивку, коснулся носом поверхности ткани – ничем не пахло. И медленно, словно боясь испачкать святыню, я погрузил себя в этот гроб. Крышка громко упала надо мной…
И я закрываю глаза… ничего не происходит… Лишь одно – невесомое и едва уловимое – я больше не в гробу….
ГЛАВА 3
Городок был наполнен светом. Его узкие улочки вмещали множество людей – и военных, и штатских. Народ был измучен творившимся вокруг, но в то же время ликовал. Я осмотрелся по сторонам. Всё было в точности, как описывал старик. Бедный узкий квартальчик с многочисленными лавками овощей и фруктов, и толпы горожан – самого разного возраста, буквально увлекали меня в эпицентр праздника. Я увидел, как в небо взлетают пестрые ленты, увидел, белых и серых голубей, увидел, как девушки смеются и флиртуют с офицерами. Провинция, освобождённая от боевых действий, но все ещё вздрагивающая от большой беды. И падали теплые хлопья снега. Весеннее пробуждение разгонял юный мотоциклист…
Военные британцы маршировали не всерьёз – так, дабы скрасить весеннюю хмарь. Все понимали – война в Европе заканчивается. Осталось одолеть пару фронтов и над рейхстагом водрузят победоносный стяг – как точно подметил Ганс. В это верили. Этим жили. Жили одну единственную неделю. Никогда больше в этом городе не царило такое блаженное возбуждение.
Вдруг, в самом начале улице я увидел её… и замер…
Ганс вряд ли обладал достаточным ораторством, чтобы описать ту красоту лица, да и я, в сущности, не подберу правильных слов. Её звали Елена. Теперь я это знал. Казалось, что на своих руках она несет весь мир. Её длинные густые, светлые локоны ловили падение снега и качались в такт шагу. Большие голубые глаза смотрели всюду и каждому улыбались. На ней было ситцевое платье – бежевое, к крупными неяркими цветами. Толстым серым шарфом была обмотана шея. Её появление на этой улочке моментально взбудоражило каждого – настолько образ выбивался из простоты и томительной однотипности. Женщины смотрели ей вслед с едкой иронией и завистью, мужчины с интересом, а самый бойкий офицер – молодой – лет тридцати набрался смелости, чтобы подхватить её улыбку и провальсировать пару шагов. Она нисколько не сопротивлялась такой бесцеремонности. Напротив – поддалась танцу и в конце поцеловала незнакомца у самого краешка виска. Всё в ней дышало жизнью. Все источало свет. Будто и не было страшного фашистского гнета. Будто она не знала лагерной жизни и эмиграции, и всё это время была окружена таинственным саваном, не допускающим беды. Это была фантастическая юность и грация при том, что ей было за тридцать…
Ничего лишнего: матовые пунцовые губы, немного румян и подводки на глазах, но образ был совершенным в своей завершенности…
И каково же было моё удивление, когда в женщине, что в эту секунду заполнила собой целый мир, я узнал незнакомку, которая проживала в подъезде Ганса – ту самую, что сначала упала передо мной на колени, а позже курила со мной на лестничном пролете. Что это – обман зрения? Кто она? Родственник? Двойник? Я остолбенело вытаращился, пытаясь постичь эту тайну. Но в ту же минуту потерял Елену в толпе. Зато мне стало ясно, почему для Ганс так стремился оставить в памяти воспоминание, возможно, о самой фантастической женщине на всём белом свете…
ГЛАВА 4
Я проснулся в своей постели спустя несколько дней. Был вторник, восемь утра. Я, конечно же, подумал о том, что все приключившееся со мной – сон. Но оглушительное карканье раздалось на подоконнике и заставило во всем усомниться. Я попытался прогнать назойливого ворона. Но он лишь посмотрел на меня и стал нетерпеливо ковырять когтем дерево. Это не было сном. Это было чем-то невероятным, но точно не сном. Я налил себе чашку кофе – следовало побриться и ехать к Гансу. О своем приключении я решил не рассказывать старику, ведь это неправдоподобная чушь и выдумка – решит он. Для него я и так городской сумасшедший.
Ганс встретил меня с конвертом в руках…
– Что в нем? – осведомился я.
– Понятия не имею, молодой человек, письмо просила отдать вам Елена…
– Какая Елена? – но по написанному в конверте я догадался о ком идет речь.
«Отрадно, что в моем окружении ещё остались люди, способные видеть глубже… Спасибо! Вы, к счастью, ошибаетесь по поводу клетки. Я очень свободолюбивый человек, чтоб жить в каких бы то ни было клетках…»
Своё послание она никак не подписала. Я осторожно отправил его обратно в конверт и убрал во внутренний карман пиджака.
– Расскажите мне, пожалуйста, о ней?
– А что вас интересует? Жена какого-то правительственного чиновника. Не очень крупного, судя по всему, но он вхож в нужные круги. И когда вы соберете мою биографию, именно он будет помогать вам в издании. Насколько мне известно, это её третий брак. От первого она родила сына. Сейчас ему одиннадцать. В сущности, все…
– А сколько ей лет?
– 30, может, чуть больше… – я точно не знаю.
Старик почувствовал мой неоформленный пока что интерес.
– Она красивая женщина, не так ли?
– Соглашусь с вами.
– И знаете, чем-то она мне напоминает мою Елену. Такое же лицо, такие же глаза. Иногда, когда я гуляю по нашему внутреннему дворику, а они с мужем возвращаются домой, она подходит ко мне, чтобы поздороваться и также наклоняет голову, и поправляет выбившийся локон. Вот только у моей Елены были светлые волосы…
– Вы дружите?
– Да, можно сказать, что дружим. Я нянчился с маленьким Кириллом, когда он только родился. Родителей постоянно не было дома, а бабушки и дедушки, насколько мне известно, живут далеко от столицы… Иногда мы устраиваем семейные вечера. По праздникам, например, или так… просто… по выходным, я ведь понимаю, что, отчасти, они делают это, чтобы таким образом поддержать мою одинокую старость. У меня ведь никого не осталось после смерти жены… Я, в сущности, не жалуюсь, мне приятна их семья. Приятно, что есть…, – старик осекся. Он не произнёс самого главного. Сходство двух Елен было очевидным. Для него эта семья была ещё и возможностью запечатленный образ молодости сохранить как можно дольше. Знала ли нынешняя Елена историю старика? Знала ли, что роковым образом они так похожи? Да, как вообще стало возможным такое стечение обстоятельств при котором один человек нашел воплощение прошлого в другом буквально в соседней квартире…
