– Что было дальше? – спросил я.

– А дальше… я размышлял минут десять – уехать из Америки без жены Джона и его ребенка я не мог. Их бы не оставили в покое. Я вернулся в посольство. Нашёл доверенное лицо. Очень быстро и путано объяснил ему, что требуется ещё два паспорта и две визы. Договоренности с Советским Союзом должны быть изменены. Прилетают трое. Как семейная пара с ребенком.

Она возненавидела меня за то, что я лишил её мужа и родины, и однажды сказала, что лучше умереть.

Карета скорой помощи пыталась прорваться к Проспекту Мира. Я на какое-то мгновение приходил в себя и снова проваливался в беспамятство. Но голоса слышал. Слышал, как водитель надеялся по прямой добраться до Склифа. Меня везут в Склиф. Что произошло? Где Ганс?

– Успокойтесь, вам нельзя, пожалуйста, помолчите, – врач неотложки повернула вентиль на капельнице – боль в затылке моментально отступила… Я слышал, как мы свернули в Банный переулок, затем на Большую Переяславскую. Москва привычно стояла. Стояли и мы, правда, не долго. Вырвавшись, наконец, Грохольский, мы выруливали на территорию НИИ Склифосовского…

– Ещё пострадавший от взрыва…, – услышал я голос медика. Меня перебросили на каталки. Замелькали белые огни. Закружили люди вокруг. Молоденький врач опускал и поднимал моё веко – проверяя рефлекс зрачка ярким фонариком…

– Мне нужен срочно нейрохирург, возможна субдуральная гематома. И сосудистого пригласите – здесь рваные раны бедра, большая кровопотеря. В третью травму его – КТ-головного мозга – все по ходу…

Что было по ходу я не знаю… Но когда я очнулся, прошло почти трое суток.

Я жадно втягивал носом больничный запах. Это была не реанимационная, простая палата, где я среди прочих пострадавших… от чего? Я не понимал… и, постаравшись встать – взвыл от дикой боли, перепугав всех вокруг…

…Уже позже врач мне объяснит – в моем доме случился взрыв бытового газа. Меня доставили сюда в состоянии средней тяжести, что большая удача. 11 человек погибли, в том числе Борис – из соседней квартиры, где, скорее всего и рвануло. Я снова проваливался в свою кошмарную неразбериху.

Вечером, на пороге моей палаты, в сопровождении Вадима, появилась Елена…

– Макс…, – тихо прошептала она… Смотрела так, словно я чудо. С поволокой слез она казалась мне такой беспомощной, ранимой, но вместе с тем… привлекательной… Мне бы хотелось, чтобы она не плакала сейчас. Но она не могла остановиться. Своей жалостью она накрыла меня, как ребенка, я чувствовал её волнение, чувствовал, как бьётся сердце…

Я улыбнулся ей…, что мне оставалось?

Мы разговаривали о моих странных видениях, о том, что предшествовало взрыву, или это случилось уже после взрыва. Елена слушала мой рассказ про Ганса. Теперь детали были далекими.

– Но это ведь было, было со мной? – в отчаянии я посмотрел ей в глаза. Хотел найти хоть малейшее подтверждение, что не схожу с ума, хотел раз и навсегда опровергнуть мистические аллюзию.

– Я не знаю, Макс. Тебя осмотрит психиатр завтра. Я, правда, не знаю. Всё, что ты рассказываешь невероятно, невозможно и скорее всего – просто результат травмы.

– Ты хочешь сказать, что все это мне приснилось?

Елена пожала плечами.

– А когда придет Ганс?

Она посмотрела на Вадима, который все это время сидел рядом, и сразу стало ясно, что помимо взрыва случилось ещё что-то – непредвиденное и страшное.

– Что происходит?

– Макс, два дня назад Ганса поместили в реанимацию… Опухоль головного мозга – ты ведь знаешь о том, что он умирает?

Я кивнул….

– Как же это…?

– Он впал в кому, и врачи дают всего неделю. Размер опухоли велик.

– Но он ведь не успел дорассказать…

Я отвернулся от Елены. Захотелось вдруг остаться совершенно в одиночестве.

– Зато вполне определенно-точно вы не могли гулять с ним по Нью-Йорку, – она положила свою руку мне на живот и улыбнулась самой нежной улыбкой в мире. И, я думаю, что в тот момент мы подумали об одном и том же – об удивительно-открывшейся способности взаимодействия посредством сна, только теперь и Ганс был частью нашей истории, потому как в следующий момент Елена сказала тихо: но даже если это и было правдой – не самый плохой финал жизни, как считаешь?

Я посмотрел на склоненную голову и снова захотел поцеловать её. Внутри родилось что-то горячее, большее, если бы только можно было – я бы обнял эту женщину в этот момент. Какой же близкой она стала мне вот так и вдруг. Я буквально видел, как нити протягиваются меж нами. Но свидание подходило к концу… И лишь в моем сознании наш поцелуй был возможен, наяву же – она даже не догадывалась о моей влюбленности… Мне стало невыносимо жаль… Тоска и жалость наполнили меня…

Елена спала. Я впервые был в её квартире. Точнее, если верить вектору моего сна – это была её квартира. Лежала на правом боку, положив ладонь под голову. Прядь волос упала ей на лицо – мне не видно было закрытых глаза, но достаточно было ощущать её присутствие рядом. Во сне я был совершенно здоров. У меня не было ссадин, гематом. Я просто был Максом – худощавого телосложения, каждый сантиметр которого сейчас полностью слушался меня. Я сидел перед ней. Прямо на полу, скрестив ноги по-турецки, опершись подбородком на собственные кулаки. Я размышлял – что общего между мной, Еленой и Гансом, коль существует единая возможность перемещаться по снам друг друга. Подобная коммуникация – это какой-то генетический недуг? Быть, может, мне следует бить тревогу, обратиться к специалистам, чтобы началось сначала исследование, затем лечение. Возможно ли, что эта была телепатическая связь или связь родственных душ? Я размышлял, как младенец, как конченый романтик. Сидя перед самой красивой женщиной на планете, наверное, только так и можно размышлять. Интересно, если я сейчас разбужу её, Вадим проснется тоже? Вряд ли… ведь эта тайна лишь наша.

– Елена…

Она открыла глаза, отбросила прядь волос и испуганно посмотрела сначала на меня, затем на мужа…

– Что ты здесь делаешь? Обезумел…?

– Успокойся, всё хорошо. Просто решил к тебе заскочить ненадолго…

Елена снова посмотрела на спящего Вадима и поняла, что к её сновидениям он не имеет никакого отношения. Тогда она осторожно вынырнула из-под одеяла на коврик перед кроватью.

– Как ты себя чувствуешь?

– Намного лучше, нежели, в сущности, покатит…

– Что будем делать?

– Собирайся, я хочу показать тебе мой мир…

Я направился к выходу из квартиры, слыша, как в спину Елена продолжает что-то шептать и звать меня по имени. Мне хотелось поскорее очутиться за пределами жилища Вадима. Ступить на свою территорию.

На улице стояла весна. Совершенная весна – одна из тех весен, которым хочется радоваться, потому что понимаешь – это начало всему!

– Прости, я не стала надевать шпильку…

– Кроссовки – тоже ничего. Ты мне веришь?

– А у меня есть выбор?

И тут я вспомнил слова Ганса – дьявольского Ганса, который рассуждал о человеческом выборе.

– Нет, выбора у тебя нет, – лукаво посмотрел я в этот момент, должно быть. Будь ты проклят, чертов Ганс, со всей своей философией. Я хочу, наконец-то, просто начать нормальную жизнь. Нормальную настолько, насколько это возможно…

… Возможно, впервые, сегодня Елена была для меня самой обычной женщиной. Не экранным образом, не театральной примой, не тем фальш-портретом на многочисленных страницах журналов. И все-таки чувство восторга меня не покидало. Как меня угораздило оказаться с ней рядом? Ведь об этом мечтает – большая часть мужского населения страны, но в её сны прихожу я. Прихожу и краду на всю ночь. И пусть я не могу сказать ей о своих чувствах – главное, что я могу её видеть, быть с ней. Непостижимо!