Два совершенно одинаковых деревянных брелока в виде птеродактилей.
Не веря своим глазам, я взял их в руки. Оба брелока были абсолютно реальны. Они повторяли друг друга вплоть до мелочей – ножевых срезов, небольших трещин и вмятинок. С одинаковыми цепочками и одинаковыми карабинами.
Я бы мог найти объяснение, будь мой брелок покупным. Даже очень редкие экземпляры имеют свои копии. Но это была, черт побери, ручная работа. Как где-то мог существовать брелок, один в один повторяющий тот, который сделал мой брат?! Даже если предположить, что он вырезал второй, он не мог в точности скопировать каждый развод и потемнение на древесине.
Я вспомнил свой сон. Как встаю и открываю дверь, а потом просыпаюсь на том же месте, где уснул. Я начинал догадываться о том, что случилось. Рассудок вопил о том, что это бред, что такого не может быть, однако каким-то шестым чувством я понимал, что моя догадка – правда. Страшная, но правда.
В одной из реальностей я открыл великану дверь. Это мой труп он тащил к сторожке. Это моя голова болталась на сломанной шее. Это мои кости трещали под его зубами…
Пока он нес меня, брелок выскользнул из кармана. За ночь сторожиха успел замести следы, но не заметила свалившегося в сугроб брелока…
Со следующего дня все изменилось. Едва проснувшись, я позвонил в ближайший спортивный клуб и записался на бокс. Я выпотрошил все пакетики с порошками и таблетками в унитаз. Нельзя замутнять сознание, я должен всегда быть настороже!
За следующий год я перетерпел страшные ломки, отходняки, депрессии, но зато успел как следует подкачаться. Знаю, глупо было рассчитывать на кулаки при встрече с тем трехногим каннибалом, но что мне еще оставалось? Безумный ужас подхлестывал меня создать хотя бы иллюзию защиты.
Я знал, что кулаков будет недостаточно. Поэтому пошел работать. Я трудился очень усердно и быстро добился неплохих успехов. Не буду утомлять лишними подробностями. Скажу только, что я выбрал не совсем официальную и даже не совсем законную сферу. Зато прибыльную. Ведь меня волновали не статус и не карьера, мне были важны только деньги. Потому что с их помощью я мог обеспечить себе дополнительную защиту.
Я купил пистолет. Сначала самый простой пневматический пистолет и кучу пулек к нему. Со временем я подкопил денег, наладил связи и приобрел настоящий огнестрел. Страх все равно не отступал. Он не отступил, когда я купил квартиру на одном из самых верхних этажей, до которых никакой великан не дотянется. И когда я установил домофон с видеонаблюдением, страх все равно никуда не делся. Поэтому я продолжал тренировки – яростно, безостановочно, как одержимый.
Недавно мне предложили стать совладельцем клуба боевых искусств. Отлично. Значит, у меня будет еще больше денег, которые я смогу вложить в свои средства защиты.
С того дня, как из моего кармана выпали два одинаковых брелока, я больше не приторнулся ни к наркоте, ни к алкоголю. Я должен всегда сохранять ясность сознания, всегда быть начеку. Потому что не дай бог зазеваться в тот момент, когда Трехногий придет за мной.
А он придет, я уверен. Однажды он поймет, что тот я, который попался ему на вокзале – ненастоящий, а всего лишь клон из какой-то неправильной, искаженной вселенной. И тогда он наверняка захочет найти меня. Настоящего меня.
Хотя… Откуда мне знать, кто из нас двоих был настоящим той ночью?
Я, который сейчас жив?
Или же я со сломанной шеей? Тот я , которого пожирала неведомая тварь с детским голосом?..
Хотелось бы верить, что все это было мощным наркотическим делирием. Тогда бы я сумел забыть о постоянном страхе и спокойно жить дальше. Но у меня на поясе висят два брелока – абсолютно одинаковых и абсолютно реальных брелока ручной работы, копии друг друга. Клоны.
Иногда они глухо постукивают друг о друга. И когда я слышу это постукивание, то понимаю, что не могу себя обмануть. Я должен быть готов, когда он придет за мной.
Пластилиновая голова
Длилась эта история пять лет, а развязка произошла за пять минут – ну или за сколько можно убить восьмилетнего ребенка. Поначалу никто даже не додумался связать это убийство с чередой пропавших без вести, даром что все это развернулось в стенах одного и того же заведения.
Заведение, к слову, то еще местечко было. Детский дом номер хрен-вспомню-какой, приткнувшийся где-то в глубинке Тюменской области, со слащавым названием «Гнездышко», «Ласточка» или как-то так. Но не простой детский дом, а особый, для особых детей. «С врожденными физическими и физиологическими отклонениями», если выражаться культурно. А если по-простому – для уродцев.
Продавцов «белого счастья» (да и покупателей) на тамошних просторах хватало. Временами наркоманки рожали что-то вообще мало похожее на человеческих младенцев. Горбуны, карлики, имбицилы, дауны, обладатели детского церебрального паралича, а бывали кадры и поплачевнее.
Такие новорожденные обычно протягивали не больше нескольких часов. Можно считать их счастливчиками. Потому что жизнеспособные были обречены влачить жалкое во всех смыслах существование. Для этих несчастных и был открыт специальный детский дом. Лично я побывал там два раза. Второй раз пошел через силу, а третий раз не пойду ни за что на свете – особенно после того, что услышал.
Заведение бедное, ободранное, от воспитателей пышет цинизмом и озлобленностью, в коридорах пахнет прокисшей кашей. А еще дети, ползающие по коридорам или колесящие на инвалидных креслах. Многие из них даже разговаривать толком не умели и издавали какие-то гортанно-мычащие звуки. Половина из них рождается не только с физическими, но и с психическими отклонениями, так что музыкальным сопровождением этому детдому служили беспричинные крики, вой, рыдания, истерический смех, неразборчивое бормотание и ругань воспитателей. Милая обстановочка, не правда ли?
Вот в начале девяностых к нам на стол и легло дело об этом доме. Началось все с того, что в заведении стали пропадать люди. Пропадали дети – но это как раз мало кого волновало. Какое отделение будет тратить время и силы на очередного проблемного воспитанника, до которого даже родителям нет дела? Владельцы дома давали на лапу кому надо, и истории с пропадающими детьми заминали.
Заколыхалось все, когда пропали две молодые воспитательницы. Причем без следа и при одинаковых обстоятельствах. Утром ушли на работу, вечером домой не вернулись. Обе девушки в день исчезновения в детском доме не появлялись. То есть, получалось, что они пропали по дороге из дома на работу.
Наше отделение прошерстило маршрут обеих. Ни у одной на пути не было подвалов, темных переулков, каких-то заброшенных домов или других подозрительных мест. Не нашли ни их вещей, ни одной улики, вообще никаких зацепок. Несколько людей видели воспитательниц, идущих на работу, незадолго до их исчезновения. По их словам – ничего странного в поведении и внешности девушек не было. Так и не удалось хоть мало-мальски прояснить ситуацию.
Скоро это дело засунули в долгий ящик вместе с кучей других «без вести пропавших» и забыли. Некоторые из наших все-таки продолжали морщить лбы в недоумении. Видели же воспитательниц, идущих утром на работу – как, скажите, две взрослые девицы ухитрились исчезнуть посреди бела дня? Да не в каком-нибудь безлюдном месте, а на глазах у всего района?
Меньше, чем через неделю, детдом снова «порадовал» окрестности слухами о зловещем событии. Одну из нянечек забрали в дурку. По-серьезному так забрали, с концами. Все, что докатилось до милиции из сплетен – последняя стадия шизофрении, галлюцинации, голоса, и так далее. Самые умные задумались над связью между пропажей воспитательниц и внезапным сумасшествием их коллеги, но дальше думалки дело не пошло. Пациентка была пожилая, выпивающая, мало ли как она себе успела мозги попортить.
Но этим история не заканчивается. Наоборот, только начинается. Люди продолжали пропадать. И дети, и воспитатели. Сколько пропало детей – никто не считал. А персонал пропадал с завидной регулярностью. В год стабильно исчезал один, иногда двое человек. За пять лет, не считая первых двух воспитательниц, исчезло без следа семеро человек, работающих в этом доме. Среди них была повариха, учительница по рисованию, еще кто-то там, не помню уже.