В один из дней Максим сбежал из дома, как только услышал звонкий удар о стену гостиной, крик мамы и ругань отца. Проделав привычный путь, мальчик плюхнулся на песок у самой норки и долго вслушивался в звуки бешено колотящегося сердца, пытаясь понять, стучит оно так от индейского бега по джунглям или от переживаний за маму. Он скинул голубую льняную рубашку и подставил солнечным лучам живот, ставший шоколадно-коричневым за две недели отдыха.
– Ты здесь? – спросил в норку.
Внутри что-то шевельнулось.
– Я пришёл, – сказал мальчик. – Посижу здесь с тобой, ладно? Мне домой сейчас нельзя.
Максим перевернулся на живот и долго всматривался в темноту норы. Ему показалось, что в глубине блеснули бусинки глаз.
От грота веяло прохладой и сыростью. Волны закатывались в него, шурша галькой, по сводам носились солнечные блики.
– Представляешь, сегодня я нашел на заднем дворе бутылку с письмом! Рыл ход под забором, чтоб не дергать этот лист, а то он гремит, и нашел бутылку! – Максим заглянул в норку, чтобы убедиться, что зверек его слушает, и обратил взгляд к морю. – Я не открыл её, а спрятал под кроватью. У меня есть фонарик, мне дед подарил. А у тебя есть дедушка? И сегодня ночью я устрою настоящее пиратское собрание. Ты придешь? Я накрою стулья одеялом, чтоб получилась палатка, включу фонарик и открою бутылку!
Лицо мальчика расцвело. Он сложил ладони так, будто держит бутылку, и поднял их высоко над головой.
– А вдруг там письмо от капитана, который затерялся в океане, и ему нужна помощь? – воскликнул Максим. – Тогда мы построим плот или даже яхту и поплывем его спасать! Ты и я! Представляешь? Это будет путешествие века! Про нас напишут книгу!
Он вскочил на ноги и подбежал к кромке воды, позволив волнам омыть его ступни. Руки взметнулись к голове, поправляя воображаемую треуголку.
– Или нет! – обернулся он к норке. – Вдруг там карта сокровищ, которые пираты зарыли на этом острове триста лет назад! И никто не мог их найти, потому что пираты поубивали друг друга, а карту нарисовал и спрятал тот, кого убили первым, и он никогда никому не смог ничего рассказать! Точно! – мальчик захлебывался от восторга. – Тогда ты поможешь мне своим отличным нюхом искать место, где зарыт клад, и мы станем самыми богатыми на свете. Я куплю нам отдельный остров, и построю тебе огромный дом! Там будет много ходов, норок и всяких игрушек. Ты сможешь кушать всё, что захочешь, а еду нам будут привозить на вертолете!
Дрожа всем телом, Максим принялся прыгать на месте, вскидывая руки к небу.
– И я заберу туда маму и… деда, и Никитоса… и ещё кого-нибудь позовем. У тебя есть, кого позвать? Мама будет так рада! Я сделаю ей бассейн и большую комнату с мягким диваном… А кухни вообще не будет у нас, потому что мама нам не кухарка и не прислуга, понимаешь, друг? Нам станут готовить в ресторанах и будут привозить еду в таких пластмассовых коробочках с крышками, а мы только будем заказывать новые блюда. Каждый раз новые! Только шоколадный коктейль я буду постоянно заказывать. Ты пьешь шоколадный коктейль?
Максим сел рядом с норкой и обхватил колени руками. Он делился со зверьком планами на будущее и версиями о том, что спрятано в бутылке, пока рыжее солнце не коснулось горизонта. Море стихло, галька в гроте лениво перекатывалась вслед за неспешными волнами, прохлада пещеры сменилась холодом. Накинув на плечи рубашку, мальчик попрощался с загадочным другом и, захватив по пути обувь, побрел через помрачневшую рощу к дому.
Выстояв час в углу, из которого сбежал даже паук, Максим закрылся в своей комнате и, как обещал зверьку, построил шатер из одеяла и двух старых деревянных стульев. Некогда ярко-зеленая бархатная обивка на их спинках выцвела и стерлась до желтых пятен, из которых буграми торчал порыжевший поролон. Палатка получилась хоть куда: тяжелое ватное одеяло свисало до самого пола, не пропуская наружу ни лучика света, так что даже загляни кто-то из родителей в комнату – с виду всё в порядке. А там уж Максим что-нибудь придумает.
Тусклый свет фонарика, чьи батарейки изрядно подсели за долгие ночи с книгой, превратил шатер в настоящее пиратское логово, мрачное и немного зловещее. Мальчик установил фонарик лампой вверх и представил, что это факел.
Бутылка из зеленого стекла, закупоренная выструганной из дерева пробкой, пахла землей и плесенью. Максим осторожно стер с сосуда остатки засохшей грязи влажной салфеткой и осмотрел содержимое на просвет: скрученный в тугую трубочку лист бумаги, перевязанный бечевкой, кусочки пожухлой травы, останки засохших насекомых. Сердце мальчика затрепетало, когда он осторожно вынул пробку из горлышка, несколько раз провернув её против часовой стрелки. Сверток бесшумно выскользнул на пол. Коричневатая бумага сохранила на своей поверхности отпечатки чьих-то грязных пальцев – наверное, зарывший бутылку сначала выкопал яму, а уж затем свернул письмо в рулон. Максим замер над ним, боясь дышать. Неизвестно, сколько лет бутылка пролежала в земле, а вдруг бумага развалится от неосторожного прикосновения, и тогда невозможно будет понять, кто и зачем её спрятал.
Юный исследователь аккуратно перерезал бечевку мамиными маникюрными ножницами и только после этого выдохнул. Прижав край бумаги к полу, Максим осторожно развернул сверток. В самом центре листка черными чернилами каллиграфическим почерком были выведены три слова:
KANDAR – ANDAF – ZEIST
В правом нижнем углу стояла приписка мелкими буквами: «aussprechen laut».
Мальчик взял фонарик и обследовал каждый квадратный сантиметр бумаги. Следов каких-либо других надписей не было. «Странно, – подумал он. – А где же просьба о помощи от капитана или карта сокровищ? Что это значит?».
– Кандар, – прошептал Максим, – андаф… зейст? Или цейст? Это на каком вообще?
Внизу хлопнула дверь. Донеслись звуки отцовского баса, срывающегося на крик. Родители вернулись из бара, и отец опять был чем-то недоволен.
Действуя быстро, но аккуратно, Максим свернул лист, вынырнул из шалаша, сунул бутылку с веревкой и пробкой под кровать, записку – под подушку. Затем сдернул одеяло, подхватил начавший заваливаться стул и прыгнул на кровать, натянув одеяло до глаз. Дыхание постепенно выровнялось, отцовский голос внизу стих. Мальчик слышал, как за окном разгулялся ветер, заставляя скрипеть качели на заднем дворе, куда выходили окна комнаты. «Кандар… кандар… кандар», – крутилось в голове Максима. Три слова вместе были похожи на маршрут по трем городам, название какого-то лекарства или… заклинание?
Мальчик подскочил на кровати и воровато обернулся к окну. Спрыгнул, выглянул на пустующий двор, задернул шторы, бегом вернулся в постель.
Мысли о заклинании ещё долго не давали ему уснуть, но, когда усталость взяла верх, Максиму приснились несметные сокровища, открывающиеся его взору после произнесения заклинания, как в пещере Аладдина, и чудесный остров, который он купил для себя, своей мамы и зверька, и длинные столы, заставленные самыми вкусными блюдами. Мальчик подходил к столу с коктейлями, выбирал шоколадный и жадно выпивал его через толстую соломинку. Стакан каждый раз чудесными образом наполнялся, стоило только произнести заклинание, и Максим пил и пил любимый напиток без остановки.
А потом он заметил на столе между стаканов серого паучка, вроде того, что висел в углу.
– Ты кто? – спросил Максим.
– Я – Кандар, – ответил паучок.
И вмиг всё исчезло.
На следующий день после завтрака отец повез Максима и маму на рынок в Апиа, чтобы набрать сувениров родственникам. Бумагу со странными словами мальчик сложил вчетверо и сунул за резинку шорт. Время от времени он доставал записку и украдкой разглядывал черные буквы, бормоча их про себя, будто пробуя на вкус снова и снова.
Ещё утром, пока отец был в душе, Максим выпросил у мамы телефон и нашел в поисковике, что фраза в углу написана на немецком и означает «произносить громко». Он завопил, что было сил, захлопал в ладоши и перекувыркнулся через кровать. Онлайн-переводчик объяснил, что ZEIST читается «цайст», но никакого значения не имеет, как и первые два слова. Вспомнился паучок из сна. «Кандар – это имя», – подумал мальчик.
