Нас было пять друзей. Пять несносных балагуров и интриганов. Мы были вечной головной болью преподавателей. Половину войн между факультетами спровоцировали тоже мы. Пять. В этой цифре есть какая-то магия… И встретимся мы через пять лет после окончания колледжа. Пять долгих лет. Кто-то из друзей оставался тут, кто-то вернулся парой годиков раньше.

Я возвращалась в город утром, в пять часов. Серые стены, серое небо. Всё именно такое, как я помню. После яркой, кричащей красками столицы тут всё более строгое, более грустное. Старые дома смотрели в небо, подпирая тяжёлые низкие небеса. Шаги эхом отдавались в подворотнях, будто не было этих пяти лет отсутствия, будто мы в очередной раз набедокурили и я возвращаюсь домой, под защиту стен родной избы от глаз строгих преподов. Хотя это всегда было надуманно, ибо в команде я была тайным козырем, и пока четыре раздолбая отбывали наказание, я сидела дома, читала книги и готовилась пойти учиться в университет.

Знакомо хрустнул замок, этот звук мне напоминал ломающуюся корочку льда на лужах. Дверь открылась бесшумно. С порога пахнуло теплом. Воздух оказался не замкнутым, вопреки моим ожиданиям, по квартире гулял сквознячок. Солнце, заглянувшее в окна комнат, бросало свои лучи на слегка потёртый паркет прихожей. Хотелось скорее снять обувь и пройтись босиком, ощущая тепло досок под ногами.

Дверь скрипнула, закрываясь. Мне почудилось шевеление в дальней части коридора, там, где была кухня. Вкусно пахло кофе и свежеиспечённым хлебом, и до боли знакомый голос прошелестел: «С возвращением домой». На миг мне даже почудилось, что я вижу стоящую в дверях кухни фигуру. Я ринулась туда, но видение пропало. На столе и правда стоял кофе, как я люблю – с молоком и корицей. Это было очень кстати, путешествие было утомительным. Рядом на тарелке красовались свеженькие булочки из ближайшей кондитерской. Аромат ванили сплетался с ароматом корицы, создавая уют на небольшой кухоньке. Но было в этом что-то странное, ведь никого не должно быть дома. Папа в очередной раз в долгой командировке где-то на другом конце света. Мама чуть поближе, всего дней пять пути, консультирует очередную фирму по вопросам установки медицинского оборудования. Брат должен быть на краю страны, читать лекции – с университетом заключён контракт на полтора года. Вот такая у нас семейка – все вечно в разъездах.

Мой плащик полетел на спинку кухонного стула, ботинки хаотично разлеглись ещё в прихожей, выбиваясь из стерильного маминого порядка. Я облокотилась спиной на холодильник и потёрла кулаками закрытые глаза, чтоб хоть слегка прийти в себя. Ароматы обволакивали, и вместе со спокойствием в тело вливалась усталость. Откуда взялся мой завтрак, я решила гадать за просмотром свежей электронной газеты. Надо было взбодриться и проснуться. Терминал для подключения к сети располагался в гостиной. Это была старомодная махина, размером с добротный ящик метр на метр, и по совместительству выполняла функцию прикроватной тумбочки. Я переместила кофе с булочками на поднос и направилась в гостиную. И опять, когда я подходила к любимому диванчику, мне почудился такой родной сердцу силуэт. Женька. Что ты опять такое задумал? Поставив кофе на нерабочую зону терминала, я машинально провела рукой за ухом. Там был главный секрет неуловимости нашей команды. Устройство вшивалось за ухо, и таких больше не было ни у кого. Женька сам придумал дизайн, схему, и ему надо было только подопытных кроликов, чтоб убедиться, что устройство работает. Первым он вшил его себе, потом уломал Алика, далее последовала остальная компашка. Смешно. Будь это сейчас, я бы, наверное, не рискнула. Фишка прибора была в том, что мы могли общаться как бы телепатически. Если кто-то из нас хотел, то его мысли слышали остальные, ну или кто-то конкретный из нашей шайки. Но прибор молчал все те годы, что я жила в столице. Я ведь даже на каникулы сюда не возвращалась, родители предпочитали приехать ко мне, снять комнатку и провести лето в шумном и ярком городе. На миг мелькнула мысль: а что, если подключиться сейчас к нашей маленькой сетке и разбудить остальных. На часах было пять тридцать пять. Нет, пожалуй, меня тогда съедят с потрохами. В такую рань все наши предпочитают спать. Но Женька… завтрак…

Терминал включился с третьей попытки. Из-за долгого простоя батарея загружалась медленно. Вспыхнул объёмный экран, я на автомате выбрала столичную газету и минут пять пыталась вспомнить, как на этом старье листать всплывающие передо мной голографические странички. Я смаковала кофе, постепенно просыпаясь, а сознание начало бить лёгкую тревогу. Но булочки таяли на языке, послевкусие корицы приносило умиротворение. Двоякость ощущений неприятно резала сознание.

Отмахиваясь от этой рези, я решила пройтись по квартире. Встала, отодвинула панельку с загруженной газетой и пошла по дому. Как прежде поскрипывали половицы. В углах, где заканчивались высоченные потолки, пряталась знакомая тьма. Не та пугающая и плотная тьма подворотни, а своя, домашняя, тёплая, рыхлая, как туман. Полки в библиотеке пополнились новыми книгами, надо бы проглядеть на досуге. Спальни были пусты, шаги мои отдавались эхом от окон, за которыми было привычно пасмурно. Коридор заканчивался балконом, дверь была чуть приоткрыта. Странно, уезжая надолго, мама всегда следила, чтоб все двери и окна были закрыты. Я распахнула дверь, в надежде увидеть знакомую фигуру, облокотившуюся на поручень. На балконе было пусто. По навесу стекали струйки, шёл дождь и всё вокруг было пропитано влагой, но над горизонтом уже вовсю высилось солнышко. Это сочетание дождя и солнца, обнимающих старинный город, заставило задержаться на балконе. Однако первый порыв ветерка, совсем не по-летнему холодного, загнал меня обратно в серость стен моей крепости.

Вокруг царила тишина. Дом был пуст. Так же, как много лет до этого, и так же, как будет много лет спустя. Даже если забить его суетой, голосами, шагами – стены старого дома сами будут излучать пустоту.

Дверь в мою комнату открылась бесшумно, тут всё было так же, как в тот день, когда я уезжала учиться. На столе аккуратно кучками громоздились горки хлама, старые микросхемы, проводки, железяки неизвестного происхождения, покрыты слоем пыли. Мама так и не решилась выкинуть их, как грозилась ранее. Помнится, мы из-за этого даже поссорились. Улыбнувшись, я вынула из шкафа коробки и начала сортировать сей мусор. К полудню куча мусора угрожающе накренилась и готовилась упасть на чистый стол. Машина для утилизации стояла в квартале от нас; опасно сложив друг на дружку коробки, я побрела туда. По дороге мне попалась соседка, что задержало меня на улице ещё на полчаса. Попутно я поинтересовалась, видела ли она кого-нибудь утром в подъезде, на что получила отрицательный ответ – на нашей площадке не видели посторонних уже лет пять. Поднявшись на этаж, я остановилась у двери – та была приоткрыта, хотя вроде я её закрывала. В квартире всё было как прежде. Только на моём разобранном столе лежала коробка шоколадных конфет. Тех, с солёными фисташками и изюмом, которые я получала от нашей компании на день рожденья последние девять лет жизни. Пять из них по почте.

День обещал пренебречь красивым рассветом и дальше быть пасмурным, по-осеннему хмурым и промозглым, хотя был только август месяц. Отыскав, наконец, плащ, оставленный на кухонном стуле, я второй раз за день высунула нос за пределы дома. Наша квартира была почти в центре, пара кварталов – и я уже шагаю по главной улице старого города. Кажется, жизнь тут остановилась и не желала двигаться дальше, уступать место новому. Эта часть города почти всегда оставалась пустой. Шаги эхом отскакивали от зданий, даже на главной улице стоявших сравнительно близко друг к другу. Со стен, теснясь между колонн, на меня взирали гротескные фигуры вылепленных чудных зверей – то ли тигров, то ли львов, то ли вообще собак. Из булочной пахло сыром и всё той же корицей, зазывая проходящих мимо сластён. На площади у фонтана, там, где стены домов всё-таки несколько отступали друг от друга, вялые голуби лениво махали крыльями при появлении прохожих, продолжая деловито рыскать меж камней мостовой. Да и струи фонтана взмывали в небо медленно и тягуче. Всё вокруг казалось погружённым в спячку.