А в тот день, ещё до ВНИИГПЭ, я забежал по делам нашего народного книжного магазина в «Москнигу». Управление находилось прямо напротив входа в МХАТ в бывшем Камергерском переулке, название которого сочли старорежимным, и улочка получила новое имя, да такое, знаете, бесхитростное – проезд Художественного театра. Если по этому проезду спуститься чуть вниз, то попадёшь на главную улицу нашей страны – улицу Горького. На другой стороне этой вечно забитой автомобилями улицы стоял Центральный телеграф, самое красиво наряжаемое в дни всенародных праздников здание не только в Москве, но, мне кажется, и во всей стране. Вопрос, почему именно Центральный телеграф следует украшать так ярко и вызывающе, меня всегда интересовал, но нигде я на него ответ получить не мог. В конце концов я решил, что это дань памяти о той наиважнейшей задаче, сформулированной Лениным во время Великого Октября: взять почту, телефон и телеграф. В этом призыве телеграф, как одно из основных средств коммуникации, находился пусть и не на первом месте, но само здание Центрального телеграфа располагалось очень удобно, вот его и украшали лучше других. Я до сих пор уверен в этом, а вообще, конечно, кто знает.

Напротив здания Центрального телеграфа, почти на уголочке проезда Художественного театра, раньше находился небольшой, но очень популярный магазин «Российские вина», где в те годы заместителем директора работала моя родная тётка, тётя Люба. Забежал я к ней в гости в тот день прежде всего, конечно, поздороваться да капельку потрепаться о всяких делах семейных, но при этом была у меня и ещё одна подспудная мысль. Захотелось мне себя, грешного, да супругу свою, Надежду Михайловну, побаловать бутылочкой хорошего грузинского вина. Вот я и попросил у тётушки о такой малости. Подходящая бутылка нашлась. Было это «Оджалеши», прекрасное, достаточно редкое и не очень на слуху десертное красное полусухое вино с потрясающим ароматом. Бутылку я в свой дипломат убрал, слегка заявки придавив, да в патентный институт прямым ходом направился.

«Надо же, как угадал», – подумал я, когда испросил у дам разрешения угостить их неплохим, как я сказал, вином. Думаете, хоть кто-нибудь отказался? Ничего подобного. По-моему, все только и ждали от меня чего-нибудь такого, как будто я иллюзионист знаменитый.

Первым делом я решил загнать настоящую корковую пробку в бутылку. Но мой порыв был немедленно остановлен. В ящике одного из столов нашёлся штопор, и проблема оказалась решена.

Выпили по глоточку за здоровье именинницы, потом повторили «за прекрасных дам», ну а напоследок, когда в чайные чашки, из которых мы пили, перетекли последние капли благородного напитка, я решился, с общего согласия разумеется, произнести шутливый тост:

– Директора одной мебельной фабрики из славного города Рязани послали в командировку в город Париж, передовым опытом обменяться. Вернулся он домой и тут же весь свой рабочий коллектив собрал, отчитаться решил, чем он там, в Париже, занимался. Всё он рассказал: и в чём мы им нисколько не уступаем, и что новое, у нас ещё отсутствующее, он там увидеть смог, и даже со своей культурной программой во Франции познакомил. В завершение он попросил вопросы задавать. Один рабочий и спросил: «А скажите, товарищ директор, что вас больше всего поразило во Франции?» Директор подумал немного и ответил: «Знаете, я прилетел в Париж поздно вечером, приехал в гостиницу и пошёл в ресторан поужинать. Там ко мне местная дама подошла, салфетку взяла и кровать на ней нарисовала. Так вот я до сих пор не могу понять, откуда она узнала, что я директор фабрики, кровати производящей?»

Девушки рассмеялись. Я помолчал немного и, когда все успокоились, произнёс:

– Так выпьем за догадливых женщин!

Тост понравился, и потихоньку я стал в этом коллективе своим человеком.

Как-то наш народный книжный магазин получил партию книг о динозаврах. Один экземпляр я взял с собой – рассмотреть в спокойной обстановке. Книжку увидела Валентина, та, чей день рождения мы незадолго до того отмечали. Издание было очень красочным, толстый том в красивой суперобложке – короче, прекрасный подарок. Валентина начала расспрашивать, где я такую красоту раздобыть смог, ведь её дитятко по динозаврам буквально сохнет. Я о нашем магазине и рассказал. Галина Семёновна и Валентина оказались большими книголюбами и попросили хоть изредка для них новинки привозить. Я и предложил им стать нашим филиалом, а поскольку ездил во ВНИИГПЭ чаще всего на «скорой», таскать мне практически ничего не приходилось. Подъезжал, снизу звонил, и через минуту с десяток молодых и шустрых девиц в нашу комнату всё гуртом перетаскивали, ну а затем, когда активистки для себя любимых понравившиеся новинки в сторонку откладывали, всех желающих не только из своего отдела, но и из близлежащих приглашали, и экспертиза на некоторое время приостанавливалась. Ну а когда я предложил Галине Семёновне с Валентиной на три процента от объёма реализованной ими литературы себе что-то бесплатно набирать, продажи резко в гору пошли. Вот ведь интересно, зарплаты в патентном институте были весьма приличными, девушкам вроде бы средств на приобретение книг должно было хватать, а вот поди ж ты, если что-то им не удавалось на этаже продать, не стеснялись вниз спускаться, на первый этаж, где раскладывали оставшиеся книги и ими торговали.

Конечно, у всех, кто прочитал предыдущий абзац, вопрос возник: что это за три процента такие, которые я мог девицам-красавицам в качестве премии выделить? Дело в том, что нам, общественным книгораспространителям, государство выделяло по пять процентов от суммы реализации на премирование активистов и покрытие недостачи, возникающей из-за неумения быстро считать, ну и от воровства тоже. Вот часть этой премии я с согласия всего нашего совета народного книжного магазина девушкам и пообещал.

Накануне своего отбытия в круиз я особо не спешил, с заявками разобрался, новые брать не стал, а достал одну коробку конфет из тех, что мне Лариса Ивановна презентовала, открыл и на стол положил, а остальные в опустевший дипломат убрал. Все сидели, чаёк с конфетками пили, а я лясы точил, отвлекая присутствующих от работы. К их чести, никто особенно и не сопротивлялся, и разговор с общих тем постепенно перешёл на самую насущную: и где же ты, дескать, Ваня отпуск свой проводить собираешься, если заявки туда брать не желаешь? Пришлось открыться. К моему даже не удивлению, а изумлению, моё признание эффекта разорвавшейся бомбы не произвело. Узнав маршрут, Галина Семёновна только и сказала, что муж её, заслуженный артист РСФСР Вадим Конин, во всех этих странах, ну за исключением Турции, Мальты и Алжира, уже не по одному разу побывал. Да вопрос задала:

– А что, теперь нам разрешили в Испанию ездить? Сняли, значит, испанцы этот запрет, не стали дожидаться смерти Франко, – чем меня несказанно удивила.

Из всех присутствовавших одна лишь Валентина ручками всплеснула, что означало, по-видимому, её радость за меня. Повсплёскивала она, повсплёскивала своими ручками да и говорит:

– Мы тут остатки книг на прошлой неделе решили допродать, а к нам заведующий отделом оборудования подошёл, всё оптом купил да попросил с тобой, как ты появишься, познакомить. Звонить ему, чтобы пришёл, или обойдётся?

– Валечка, какой может быть разговор, конечно, звони.

Пришёл невысокий, весь какой-то на редкость подвижный товарищ лет под сорок, а может, быть и чуть меньше. Отчётливо проявившаяся лысина мешала определить возраст поточнее.

– Лев Семенчук, – проговорил он, протягивая мне руку, да как начал задавать мне вопросы типа: – А собрания можешь достать? А детективы? А Анжелику?

Пришлось перебить и задать встречный вопрос:

– А зачем мне всё это нужно?

– Я что, не объяснил? Прошу прощения. Дело в том, что я вышел на одну секретную контору, в которой всё есть, прямо как в Греции, а вот книг нет. Так они готовы по бартеру в обмен на книги любые продукты и даже шмотки кое-какие доставать.

Договорились мы, что, как вернусь, наберу дефицита – и подъедем мы в контору эту секретную. Вот на таком высоком душевном подъёме и вернулся я домой ранёхонько, чем несказанно удивил и обрадовал свою супругу.