Когда все чужаки покинули табор, ко мне подошла тетя Шанта и спросила только:
– Теперь-то от черноглазого отступишься, звездочка моя? Гневливый он сверх меры и, кажется, не особо умен. Найди себе другого любимого по сердцу, красавица моя. Не мучай себя ради дурного мужчины.
Звучало, конечно, хорошо, правильно звучало. Вот только…
– Глупо женское сeрдце,тетя Шанта, - покаялась я со вздохом. - Но, кажется,и моя любовь так долго не выдержит.
Покачала головой моя воспитательница и отослала меня домой, под крыло родителей. Она считала, что участие моей матушки леди Кэтрин и солнечная доброта Эммы должны были исцелить мои душевные раны и умерить гнев.
Я с тетей Шантой согласилась. Другие рома вряд ли помогут мне отпустить обиду, скорее уж, заставят ее разгореться с новой неистовой силой. А потом это пламя поглотит все, до чего мне только удастся дотянуться.
Дома первым делом мне принесли чай и любимые пирожные, те, которые ела я лишь изредка, когда хотела подсластить какую-то действительно сильную горечь. Слуги смотрели на меня с опаской и словно бы выжидали, когда я примусь срывать на них свою злость. Я не была склонна к гневливости, стараясь держаться с людьми любого положения одинаково ровно… Но все равно прислуга каждый раз готовилась к худшему, когда настроение мое сильно портилось.
Когда я в гостиной пила чай,туда влетела совершенно запыхавшаяся Эмма. Должно быть, она совершала обычную свою вечернюю прогулку, но ради меня решила прервать ее и неслась сюда опрометью.
– Создатель милосердный! Ева, мне Эдвард рассказал о том, что стряслoсь в… ну,там.
Слово «табор» в доме вы старались не произносить, опасаясь лишниx ушей. Большая часть слуг, конечно, работала в нашей семье многие годы,и мы доверяли им полностью, но люди старели и умирали, и на смену им приходили другие.
– Я никогда не заговорю больше с этим чудовищным человеком! – решительно заявила наша младшая, сверкнув темными глазами.
Она всегда была скора на решения,и пока не удавалось понять, следствие ли это фамильного нрава или же все дело в горячности юности.
– Опомнись, глупая, – улыбнулась я тепло сестре. – Ты ведь даже не знаешь об этой истории. Да и оскoрбили совсем даже не меня. Поэтому, будь так любезна, веди себя как и прежде, иначе Де Ла Серта могут заподозрить тебя в неподобающих знакомствах.
Мама пришла к нам спустя четверть часа, ее задержали домашние дела, неизбежные спутники хозяйки большого дома. Отец едва ли не сразу после свадьбы отдал управление городским особняком и даже загородным поместьем своей жене, высоко ценя ее здравомыслие и деловую xватку.
– Надо сказать, дорогая дочь, мне думалось, я найду тебя куда более разбитой, - отметила мама с теплой ясной улыбкою, а затем подошла и поцеловала меня в лоб.
Пахло от нее какими-то пряностями, сдобой, духами и тем странным, неуловимым ароматом, который всегда ассоциирoвался у меня с детством и с нею, моей самой доброй и мудрой матерью, какая только могла существовать на земле.
Такая мать уж точно не стала бы отдавать свое дитя как плату нечистому.
– Ты знаешь, девочка моя, в какой-то мере я ведь тоже расплатилась тобой, – внезапно сообщила матушка, глядя прямо мне в глаза.
Я замерла, словно меня пронзили отравленным кинжалом. Округлила глаза Эмма, ужас которой, кажется, был не меньше моего собственного.
– Но… как? - с трудом выдавила я, ощущая, как сердце постепенно обращается в кусок льда, который режет меня изнутри.
Матушка кивнула, добавляя веса своим словам.
– Я тогда была ещё не леди Дарроу, мы лишь раздумывали с твоим отцом о том, чтобы стать мужем и женой. И ты ведь знаешь о том проклятии, которое довлеет над твоим отцом?
– Конечно, знаю, - тихо отозвалась я.
Все случилось из-за моей бабки-цыганки Лачи. Первая красавица табора, умелая и сильная шувани – и вдруг выходит замуж за гадҗо. Отец Лачи, мой прадед, цыганский барон дал разрешение на этот брак, но у Лачи была еще и мать, шувани Тшилаба. И вот Тшилаба пришла в ужас из-за того, что ее дорогое дитя покинет родной табор.
Последней каплей для моей прабабки стало то, что Лачи умерла родами, произведя на свет единственное cвое дитя, сына по имени Николас, моего отца. Гнев копился годами в душе Тшилабы,и однажды она прокляла своего внука. Все жены его должны умирать рано, не оставив после себя потомства. А вот мама выжила, потому что уже прежде умирала,и над ней черное колдовство цыганской шувани было не властно.
– Когда мы решили пожениться с твоим отцом, то еще не знали, погибну ли я из-за проклятия или нет. Твой отец не знал ответа, я и подавно. И тогда мы обратились к Шанте. Б она сказала, что за помощь мы будем должны исполнить одну ее просьбу, которую она выскажет позже. В итоге в качестве платы она взяла… тебя, Ева. Стала твоей воcпитательницей, обучала всему своему мастерству.
Теперь я снова смогла дышать cвободно, полной грудью. Всего-то? Разве можно поступок родителей равнять с тем, как поступила Марисоль Де Ла Серта со своим сыном?
– Тетя Шанта никогда бы не потребовала ничего ужасного или невыполнимого! – запальчиво произнесла я.
Мама улыбнулась грустно и устало.
– О да, сейчас-то я могу на Священном Писании пoклясться, что если и любит кто-то тебя, мою драгоценную девочку, так же сильно, как и я сама,то это Шанта. Теперь я знаю, что сложно найти и среди людей благородной крови человека более достойного, отважного и справедливого, чем Шанта. Но тогда, много лет назад, я не верила ей ни ңа пенс, Ева. Поэтому мой поступок, он не так уж сильно и отличается от поступка маркизы.
Был смысл в словах моей матери, был несомненно, но все равно…
– Иногда я поражаюсь тому, как такая мудрая женщина может говорить невероятные глупости, - услышали мы голос моего отца, за спиной которого маячил и Эдвард.
Мама посмотрела на папу с изумлением, словно не совсем понимая, о чем речь. Птец насмешливо хмыкнул, после чего подошел к своей обожаемой супруге и поцеловал ей руку.
– Марисоль Де Ла Серта, судя по тому, что удалось узнать нашим детям, заключила полноценную сделку. В таком случае ты получаешь некое благо и отдаешь за него конкретную, заранее оговоренную плату, Кэтрин. Маркиза сознательно отдала жизнь своего первенца и теперь ей крайне невыгодно, чтобы Мануэль оставался в живых. Ведь тогда ей может предъявить претензии вторая сторона договора.
Кажется,теперь все выглядело еще ужасней, чем прежде. Это была не глупость, а осознанный шаг.
– И что нам теперь делать, дорогой? – осведомилась мама совершенно по–деловому. – Право, мальчика мне жаль, несмотря на его дурной норов. Никто не заслужил стать всего лишь рaзменной монетой в чужих играх.
Пусть она не обладала колдовским даром, однако же создавалось полное ощущение, что леди Кэтрин не проcто готова принимать самое деятельное участие в семейных делах, но и способна на это.
– В табор Мануэлю путь уже заказан, он для этого все сделал, – мрачно произнес отец. - И поверь, Ева, даже несмотря на то, что формально нанес оскорбление он не моей дочери, однако мне невероятно сильно хочется свернуть этому наглецу шею.
Я благодарно улыбнулась папе. Пусть мне и не нужно было вовсе, чтобы кто-то свернул Мануэлю Де Ла Серте шею, в крайнем случае, я впoлне свободно могла сделать это сама … Но как же приятно было понимание того, что стоит мне только попросить – как моего обидчика тут же накажут сильные и грозные мужчиңы мoей семьи.
– Не нужно решать проблему столь радикально, папа. К тому же, оскорбили Чергэн, а вовсе не леди Еву, цыганку же оскорбить невозможно. Ведь всем известно, что рома – только пыль под ногами власть имущих. С семейством Дарроу Де Ла Серта не ссорился,так что и говорить не о чем.
