Но почему это должен делать отец, если нарочно существуют учителя?

В голове опять возникла Алайя. Эриной представил её на месте легендарной похищенной царицы и спросил себя: будь ты царём, развязал бы из-за неё войну? Из-за этой наглой чернавки? Ладоням стало больно, и Эриной, опустив глаза, обнаружил, что сжал кулаки так, что ногти впились в ладони.

Да, войны из-за женщин не ведутся. Вот только бывает так, что за женщиной стоит нечто большее…

Она не отвергла Эриноя. Алайя его унизила.

– Жаль мне твоей жены, стражник. Говорят, она тебя любит, и не только потому, что ей деваться некуда.

Он лежал в постели, ещё не остыв после удивительно долгой страсти, а она уже одевалась.

– Что тебе за дело до моей жены? – проворчал Эриной.

– Ты мне отвратителен. Не хочу быть одной из твоих шлюх, с которыми ты обходишься хуже, чем с рабами. Оно и понятно: рабов ты покупаешь за большую цену и навсегда, а шлюху – по дешёвке и на полчаса, или на сколько там тебя хватает.

– Ах ты, дрянь! Забыла, с кем разговариваешь? Я могу арестовать тебя и позволить стражникам делать с тобой всё, что захочется!

– Не сомневаюсь, голубчик, – рассмеялась она. – Странное дело, слыхала я, будто у гипареев водится делать работу чужими руками, но чтобы получать удовольствие чужими органами? Ты меня удивил.

Он разъярился и рванулся, чтобы побить её, но тело, расслабленное после любовных игр, слушалось плохо. Эриной запутался в простынях и вдруг обнаружил, что Алайя успела найти в его сваленной в кучу одежде нож.

– Ты разве не слышал, что я ведьма? Не боишься потерять мужскую силу?

– Я гипарей, и выдумки черни про колдовство меня не страшат. Давай, попробуй убить меня, стерва. Каждая твоя косточка узнает, что такое мужская сила.

Конечно, Алайя не стала нападать, а попятилась к двери.

– Неглупо, – одобрил Эриной. – Но знай: долго ты в этом городе не проживёшь.

– И не собираюсь, голубчик. Этот город и так уже опостылел мне. В нём не может быть того, кто мне нужен.

У порога она бросила нож, вонзив его в пол, и скрылась за дверью.

Это ещё не было бы унижением, говорил себе Эриной. Сумасшедшая девка отказалась от милости копьеносца – что долго думать о дуре?

Однако потом случилось что-то странное. Он спал с женой, и всё было у них как обычно, то есть, прямо сказать, вяловато… однако среди ночи он вдруг проснулся от дикого возбуждения, сразу же разрядившегося. Жена глядела на него с удивлением, и он осознал, что выкрикивал имя Алайи не только во сне. Он чувствовал себя, как юнец, застигнутый за постыдным занятием.

Летта, разумеется, ничего не сказала. Попробовала бы рот открыть! Но в самом Эриное что-то надломилось. Никогда в жизни он не чувствовал себя так жалко.

Чувство это лишь усилилось впоследствии. Эриной и вправду мог сделать то, что пообещал Алайе, и ей бы мало не показалось, но беспричинный арест грозил неприятностями по службе. Слишком много внимания уделяет царь соблюдению буквы закона. Или, если говорить прямо, слишком старательно заигрывает с ликейской чернью. Бывало, даже бродяг приходилось отпускать, стоило кому-нибудь из горожан, даже самому ничтожному, за них поручиться!

Нет, решить дело с Алайей следовало обходным путём. Обвинение в колдовстве было бы самым надёжным вариантом, однако ни Гифрат, ни Держатель Небесных Ключей не пожелали поддержать копьеносца. О, эти сильные мира сего! – они всегда забывают, на чьих плечах зиждется их благополучие, кто стоит стеной между ними бурным морем черни!

Эриной был взбешён.

Он уже готов был рискнуть и сделать всё своими руками, когда ему помог счастливый случай в лице Клита – как говорили, слабоумного дурачка. Жалкая жизнь его получила достойное завершение, дав Эриною рычаг, которым он перевернул весь городской квартал.

Он догадывался, правда, что если бы обвинение в колдовстве исходило от него, или от любого другого из гипареев, горожане не преминули бы сунуть палку в колесо и, пожалуй, действительно вступились бы за ведьму. Но в данном случае обвинение исходило от них!

Возникла, правда, другая сложность. Теперь любая попытка довести дело до суда воспринялась бы как вмешательство гипарейской власти. К какой бы страшной казни ни проговорили Алайю, народ останется недоволен. А народное недовольство в своём квартале Эриною было совсем не нужно.

Не нужно было ему в своём квартале и самосуда. Пришлось копьеносцу обернуться искусным оратором, чтобы горожане сами сообразили расправиться с ведьмой вне городских стен, да ещё в тот день, когда на воротах стояли надёжные стражники из копья Эриноя.

Дальше всё шло само собой – и шло прекрасно, пока не появился проклятый охотник…

Почувствовав боль, Эриной опустил глаза и увидел, что ногти его впились в ладони – так сильно он сжал кулаки.

Он перевёл взгляд на чёрный квадрат окна.

Алайя всё ещё жива. Она теперь с ним с чудаком, где-то там, в тиши гор.

Она где-то там…

***

К вечеру они прошли не больше сорока стадиев2. Алайя была слаба, ей часто требовался отдых, да и дорогу Хорса выбрал нелёгкую – зато на ней можно было не опасаться погони.

Он развёл костёр в укромной лощине, сварил чечевичную похлёбку. Алайя без особой охоты съела свою порцию и молча приняла протянутое ей одеяло.

Глядела, как и весь день, в сторону.

Её равнодушие, наконец, задело Хорсу.

– Послушай, женщина, я не жду особенно бурной благодарности за то, что спас тебя от смерти, но и неприязни не понимаю. Не хочешь сказать, в чём дело?

– Не думай, что я не благодарна… просто у меня нет сил благодарить.

– Я уже сказал: дело в другом. Объясни, что со мной не так.

– Ни один камень не попал мне в нос. Всё тело ломит, но нюх по-прежнему хорош. И я почувствовала, чем от тебя пахло.

– Чем же?

– Благовониями. Теми, которые воскуряют в храмах… и теми, которыми пользуются продажные женщины. Ты был в святилище, а потом у шлюхи. Человек помолился, потом поразвлекался… Сложно понять, что на уме у такого человека. Но ведь я не спрашиваю…

– И напрасно, потому что всё просто. Я был в святилище, но не нашёл там ответов на свои вопросы. Это меня расстроило, и я пошёл искать развлечений. Шлюху в Ликенах найти намного проще, чем веру. Как видишь, никаких загадок.

– Да, это не загадка, а разгадка. Я так и думала: ты сам не знал толком, что делаешь, когда вмешивался в расправу. Не правдолюбие тебя толкнуло защитить меня, а скверное настроение.

– Может, и так. С правдой я, пожалуй, не всегда в ладах. Но в конечном счете, я совершил правильный поступок, разве нет? Души предков наставили меня на благое дело.

– Ты в этом уверен?

– Что за вопрос? Моя жизнь была залогом того, что ты не ведьма.

Она пожала плечами.

– Не хотелось бы тебя расстраивать, но я и в самом деле ведьма.

– Этого не может быть! – воскликнул Хорса.

– Думай как знаешь.

– Наверное, ты не творила чёрного колдовства? Да, видимо, так. Души предков не дали бы мне победы в неправом деле.

Алайя кивнула. Было непонятно, подтверждает она предположение Хорсы, или просто не хочет разговаривать, и он решил, что она просто ещё не пришла в себя после того, как поглядела в лицо смерти.

– Спи. Набирайся сил. Нам предстоит ещё долгий путь.

Он лёг поближе к огню и закрыл глаза, но сон не шёл. Тихонько принюхавшись, он действительно ощутил исходящий от одежды слабый запах. Алайя не ошиблась – но, проклятье, какое ей дело?

Храмовая площадь лежала за Внутренней стеной. Ходить туда не возбранялось никому, но из простых охотников, вроде Хорсы, мало кто любил появляться в кварталах знатных горожан, где богачи и даже их рабы глядели свысока, а стражники – с неизменной подозрительностью.

Обычно Хорса выбирался в Ликены раз в три-четыре месяца, одалживая осла у соседа Терши, чтобы отвезти заготовленные шкуры, кабанье мясо и поделочную кость.