Я не люблю, когда наполовину…

В.Высоцкий. Я не люблю.

То, что наполовину, всегда губит целое.

Ф.Ницше. Так говорил Заратустра. Об отступниках.

Солнце поливало жаром тростниковые крыши Кидрона. Хвилла поглядела в окно. Покрытые известью белые стены хижин слепили – можно было щуриться и не смотреть в глаза сидевшим перед ней людям.

– Это будет мальчик, – сказала она. – Крепкий малыш.

Телем обнял свою жену и погладил её чуть округлившийся живот.

– Хвала душам предков! – воскликнул он. – Спасибо, Хвилла. Чем отблагодарить тебя за гадание?

– Ничего не нужно. Почини мне осенью крышу – и довольно будет.

– Зачем же осени ждать? Завтра и починю! – пообещал Телем.

– Нет! – возразила Хвилла немного резче, чем собиралась. – Не завтра. Потом приходи, через день.

– А что будет завтра? – спросила жена Телема.

– Завтра, – сказал Хвилла, возвращая на лицо улыбку, – счастливый муж будет весь день всячески тебя ублажать и носить на руках.

– Почему же только завтра? – засмеялся Телем.

Он глядел на жену, и лицо его озарялось нежным светом любви. Хвилла не испытывала угрызений совести. Она уже решила про себя, что, когда её позовут к старому Чагиру, тоже солжёт, скажет, что болезнь отступает.

– Всё хочу спросить тебя, Хвилла, – сказал Телем. – Не видела ты в будущем Хорсу? Вернётся он когда-нибудь в Кидрон?

– Скучаешь по брату? – понимающе кивнула провидица.

– Карнайя скучает. Сестрёнка всегда любила его, он ведь такой – сильный… А мне скучать некогда. И то сказать: не уйди он в солдаты, был бы сейчас просто плохим крестьянином. Конечно, он правильно сделал, что ушёл. А всё же хорошо бы ему посмотреть, чего можно добиться, если есть терпение работать руками!

– Скажи уж проще: хочешь похвастать перед братом, – заметила его жена.

– А если и хочу – что с того? Спасибо пращурам, есть чем похвастать! Так что же, Хвилла, оставит он когда-нибудь армию?

– Он давно уже оставил, – помедлив, сказала Хвилла. – Ещё после Первого Тиртского похода – ушёл, поселился в Мигенской долине, в глуши. Живёт охотой.

Лицо Телема вытянулось.

– Так это уже сколько лет… Значит, он-то по нам не скучает. Почему ты никогда не говорила?

– Я не люблю говорить то, что может опечалить людей, – честно призналась Хвилла.

Эту честность она могла себе позволить.

Телем грустил недолго. Покрепче обнял жену – и хорошее настроение к нему вернулось.

– Правильно делаешь, Хвилла. Печали в жизни и так хватает, а мы сегодня будем радоваться!

– Не только сегодня, – напомнила ему жена. – Завтра тоже. Слышал, что сказала пророчица: завтра будешь меня ублажать.

– Клянусь душами предков, не только завтра!

Хвилла улыбалась, глядя на них, и наблюдала духовным оком, как из-под сияющего лица Телема проступает бледная маска боли и ярости. По ушам резанул крик, который раздастся послезавтра: «Как ты могла не предвидеть этого, ведьма? Ты виновата!» Так будет кричать Телем – и вытягивать обрубок правой руки, забыв, что ниже локтя ничего не осталось, и никто не видит, как он пытается указать на старуху пальцем.

Да, через два дня, стоя на пепелище, он будет требовать её смерти. Но те, кому предстоит выжить, только прогонят её. Не до казни им будет. Сам Телем умрёт на пятый день от заражения крови.

Хвилла почти месяц проживёт в брошенной хижине за несколько вёрст от Кидрона. Мальчик по имени Талис будет носить ей еду, и он же укажет дорогу к ней Хорсе, когда тот, услышав о разорении Кидрона, придёт из Миген.

Хорса тоже спросит, почему она никого не предупредила о набеге, и услышит в ответ, что те сорок человек, что напали на Кидрон, были не случайной шайкой.

Сет-Ликея – тихий и бедный край. На севере Пар-Ликея врезается в горы и служит единственным путём через них в Гипарею. Там надо всем царят гордые Ликены. Южнее правит богатый Тирт – узел, связывающий торговые пути Колхидора. Дорога между Тиртом и Ликенами хорошо охраняется, там набивают мошну держатели постоялых дворов. А вокруг рассыпаны без счёта разноплеменные поселения вроде Кидрона: богатая земля, бедный народ. Перекупщики, посмеиваясь между собой, за бесценок скупают у местных жителей ячмень и козье мясо, а те не спорят, не торгуются. Как будто не замечают своей бедности.

Их презирали, но пожалуй, именно бедность долгое время была их щитом. Когда гипареи, перевалив через горы, захватили Ликены, это вызвало панику вдоль торгового тракта, но никого в округе не отвлекло от повседневных забот.

Всё изменилось, когда гипареи, укрепившись в Ликенах, обратили взоры к лежащим на юге странам Колхидора и двинулись на Тирт.

В промежутке между двумя Тиртскими походами Сет-Ликея была охвачена хаосом. Сначала фуражиры и разведчики обеих армий, потом дезертиры и разбойники заполонили её. Единственным законом осталось право сильного. Наконец некий человек по имени Теммианор сумел подчинить хозяйничающие повсюду шайки и установил подобие порядка.

Когда гипареи всё же захватили Тирт, они утвердили свою власть и в Сет-Ликее, однако Теммианор сумел сохранить положение, перейдя на службу захватчикам. Он взял на себя обязанность блюсти закон в приграничных областях и собирать налоги, а заодно всячески препятствовать колхидорцам, если те задумают напасть на гипареев.

Победители охотно приняли помощь. Им хватало забот с Тиртом – городом-государством, в котором гипарейская власть повсюду встречала глухое сопротивление.

Теммианор довольствовался мизерными налогами, заодно совершая набеги на селения, признававшие власть колхидорцев, и время от времени тайком выпуская своих молодцов «погулять» и в ликейских землях. Одну из таких «прогулок» возглавил любимец Теммианора, молодой разбойник по имени Лигис.

От сорока человек Кидрон, будучи предупреждён, мог отбиться. Но если бы Лигис потерпел неудачу, и тем более был убит, Теммианор обрушил бы на непокорное селение всю свою мощь, и тогда в живых не осталось бы никого…

– Мы пойдём. Спасибо тебе, Хвилла, за всё! – попрощались с ней счастливые супруги. – Пусть души предков дадут тебе крепкого здоровья!

«Пусть души предков простят меня, если это возможно», – думала Хвилла.

Она смотрела им вслед через окно, щурясь от слепящей белизны Кидрона, которая скоро померкнет в дыму пожаров.

Увидеть будущее уже значит изменить его. Хвилла солгала про малыша: выживи тот, его ждала бы не очень счастливая жизнь горбуна. Хвилла солгала, чтобы Телем напоследок порадовался жизни. Но только теперь, когда пророчество уже произнесено, она различила его последствия, и ей стало не по себе.

Телем, опечаленный вестью о том, что сын его родится хилым и больным, не стал бы сражаться. Телем же, ещё острее ощутивший радость жизни, встанет насмерть. Он убьёт двух налётчиков. Его сопротивление воодушевит ещё нескольких мужчин. И налётчики придут в ярость.

Несколько слов лжи, произнесённых с благими намерениями, обрекут на смерть несколько десятков людей, которые в противном случае могли бы выжить, хотя и ценой унижения.

На глазах Хвиллы выступили слёзы.

Все знают легенду о пророчице, которую боги обрекли на страдания, лишив дара речи. Наивная сказка! Обязанность говорить – вот сущее проклятие провидца. Хвилла от всей души завидовала героине легенды.

– И никакого выхода не было? – спросит её Хорса через месяц.

– Я слишком хорошо знаю будущее, – ответит она. – Ничего нельзя было изменить.

И Хорса протянет ей руку.

– Идём со мной, – скажет он.

С ним будет Хирин – дальний родственник Хорсы, охромевший после налёта. Единственный, кто не обвинит Хвиллу вслух. Ещё будет Талис, храбрый мальчик, единственный, кто и про себя не обвинит её.