Симода не питал иллюзий по поводу отношения новобранцев к музею и его лекции. Он был уверен, что молодых солдат «совсем не волнует Зал исторических материалов или что [у меня есть] рассказать о нем», но он, как любитель истории, считал своим долгом научить их «необходимости защищать свою семью, друзей, местное сообщество и страну (куни)». Эти понятия были для него тесно связаны, но он заметил, что они «кажутся выспренними большинству молодых мужчин и женщин, которые в наши дни присоединяются к Силам самообороны». Попытка Симоды преодолеть разрыв между ментальностью новобранцев и их будущей профессиональной идеологией людей, призванных стать защитниками Японии, перекликалась с первым официальным заявлением о предназначении послевоенных вооруженных сил, якобы сделанным в марте 1951 года Хаяси Кэйдзё, первым командующим СССЯ. Хаяси верил, что новые вооруженные силы будут движимы «любовью к родителям, братьям и сестрам нашей крови, к нашим женам и детям, к японскому народу и стране» [Böei Kenkyükai 1996: 49]25.

Симода сопровождал свои объяснения еще одной официально санкционированной установкой: «Силы самообороны не являются военной силой». Я слышала этот лозунг бесчисленное количество раз, его повторяли как мантру представители разных чинов, возрастных групп и полов. Для некоторых военнослужащих это было предметом гордости. Для других – главным препятствием на пути к истинному профессионализму. Однако Симода при этом подчеркивал, что между сегодняшними Силами самообороны и Императорской армией есть существенная разница. По его словам, в Императорской армии с солдатами обращались так плохо, что во время сражений они стреляли в спину своим командирам. В СССЯ, особенно в пехоте (он использовал как название Императорской армии «хохэй», так и термин для Сил самообороны «фуцука»), хорошие межличностные отношения считались важнейшим компонентом правильно функционирующего подразделения. Его комментарий соответствовал многочисленным попыткам признать негативные стороны ЯА, чтобы отделить ее от Сил самообороны.

В зале, посвященном истории Сил самообороны, я увидела на доске автомат, несколько последних вариантов униформы и материалы по связям с общественностью – все это выставлено без четкого порядка или объяснений, что наводит на мысль об отсутствии ясного представления о том, как вообще должна документироваться история Сил самообороны. В отдельных стеклянных витринах выставлены портретные фотографии женщин среднего и старшего возраста (с указанием их имен) под общим заголовком «Почетные матери» (Мадза но катагата). Во время Азиатско-Тихоокеанской войны эти женщины были членами местного отделения Патриотической женской ассоциации (Айкоку Фудзинкай)26 – так почему же их фотографии находились здесь, а не в зале, посвященном ЯА? Как ни странно, экспонаты, связанные с женщинами довоенного и военного времени, занимали в зале Сил самообороны около трети выставочной площади. Я предположила, что для этих женских портретов не хватило места в первом зале, но это усилило впечатление, что создатели музея не вполне уверены в том, как и что следует рассказывать о Силах самообороны. Поразительно, но в этом зале не было фотографий командиров, военнослужащих, их миссий, поэтому история Сил самообороны оставалась безликой и трудноуловимой.

Наследие Императорской армии и сложность создания истории Сил самообороны – это проблемы, которые существуют и вне стен музея. В последний день моего пребывания на базе Тама и сержант первого класса Уэда Таро* взяли меня на обзорную экскурсию, которая превратилась в путешествие в военное прошлое Японии. Нашей первой остановкой был небольшой синтоистский храм. Закончив беседу с группой туристов, к нам присоединился местный священник. «Новобранцы местной военно-морской базы каждый год посещают нашу святыню, – объяснил он, – а новобранцы сухопутных сил – нет». Позже Тама объяснила, что посещение святыни новобранцами зависит от «личности командира», а не от разницы взглядов военно-морского флота и армии на синтоизм, в период военного режима служивший в Японии государственной религией (все другие религии тогда последовательно подавлялись). Наследие Императорской армии как угнетателя простого японского народа, виновника военных преступлений и прежде всего воплощения побежденной силы всегда влияло на СССЯ, которые в большей мере, чем МССЯ и ВВСС, избегают ассоциаций с военным периодом, идет ли речь об ЯА или объектах той государственной религии. Помимо предпочтений отдельных командиров, решение командования МССЯ посещать храм также можно рассматривать как отражение разной роли, которую играли во время войны различные части войск Японии. Тама упоминала такую возможность, ссылаясь на слова брата, который служил в МССЯ: «МССЯ сохраняет свои традиции, а СССЯ – нет». Образ армии он определял как «темный» (курай). «Темный» – слово, которое часто используется для описания японского военного опыта; имеется в виду не только затемнение комнат во время воздушных налетов, но и, что более важно, негативное время, омраченное бессмысленными трудностями, – как во фразе «темные тучи войны» [Buchholz 2003: 298]. Тама высказала мнение, что между сухопутными и морскими частями существует определенное соперничество и, вероятно, поэтому СССЯ часто проводили совместные маневры с ВВСС, но практически никогда – с МССЯ.

Покинув храм, мы пересекли воспроизводящий стиль Эдо бетонный мост – одну из многих неуклюжих попыток придать городу традиционный колорит и сформировать у жителей «чувство общности» (мати- и урусато-цукури). Возле крошечного пункта проката велосипедов мы сели на скамейку и выпили газированной воды. Не обращая внимания ни на Таму, ни на меня, старик из пункта проката велосипедов подошел к Уэде и спросил его, служит ли он в армии. Потом старик объяснил, что его часть дислоцировалась на Окинаве во время Азиатско-Тихоокеанской войны и все из его подразделения были убиты – выжил он один. Старик неоднократно повторял «есть только одна нация» (коку-тай ва хитоцу сика най). Уэда неопределенно кивал, но ничего не отвечал. Тама, глядя на него, ухмыльнулась, а потом состроила мне рожицу, показывая, что не поддерживает слова старика. Уэда поднял брови, взглянув на нее, как бы говоря: «Что?!» Но Тама лишь снова улыбнулась ему. Затем Уэда докурил, и, покончив с неприятным инцидентом, мы вернулись на базу, где еще раз прошли мимо музея.

Вечером накануне моего отъезда было организовано прощальное барбекю. Место выбрали в тихом уголке базы, расставив полукругом столы для пикника и деревянные скамейки. На столах установили печи сукияки, а военнослужащие подавали пиво. Появление командира Като было тщательно рассчитано так, чтобы он прибыл последним. Я сидела рядом с командиром за столиком на шесть человек. Всего было около восемнадцати военнослужащих, включая командира, адъютанта, нескольких офицеров и сержантов, за работой которых я наблюдала и которых опрашивала в полевых условиях в течение недели. Присутствовали четыре представителя местной ассоциации молодежи, среди них одна женщина – в тот же день ранее я беседовала с ними об отношениях ассоциации и Сил самообороны и их сотрудничестве с базами. В качестве «местных сторонников Сил самообороны» мне представили синтоистского священника и ветерана, ныне владельца небольшого бизнеса по соседству. Майор Оно выступал распорядителем. Сначала были тосты. За ними последовали индивидуальные представления. Каждый военнослужащий сообщал свое звание и имя, место рождения, название воинской части, где он служил ранее, воинскую специальность, увлечения, семейное положение и количество детей. Вся эта информация перечислялась очень быстро и деловито, все явно были привычны к такой форме презентации. После первых нескольких представлений только командир и я продолжали слушать и аплодировать; все остальные весело разговаривали друг с другом и готовили еду на огне. Только когда командир Като наконец встал, чтобы заговорить, все собравшиеся снова замолчали, целиком сосредоточившись на нем. Явно образованный человек, он начал говорить в народном стиле, призванном произвести нужное впечатление и подчеркнуть его близость к подчиненным, а также преодолеть различия в рангах в присутствии посторонних гражданских лиц, в том числе меня. Кроме того, он продемонстрировал навыки командира и одновременно светского человека.