Такие успехи в вербовке, однако, скрывают демографическую ситуацию, которая начала затрагивать всю Японию и на Окинаве может оказаться особенно драматичной. Резерв рекрутов начал резко сокращаться [Oka 1998: 127–129]. В 1990-х годах на этом острове насчитывалось примерно два миллиона восемнадцатилетних мужчин и женщин. Более половины (1,2 млн) этих молодых людей поступили в профессиональные средние школы или колледжи, и, таким образом, их больше не привлекала карьера рядового в Силах самообороны.

По словам Тэрасаки, сегодня молодежь не проявляет агрессии, отказываясь от военной службы, как это бывало в былые годы, – у нее просто отсутствует заинтересованность; по мнению Тэрасаки, причины этого коренятся в «отсутствии чувства цели» (мокутэки исики ганни). Однако его оценка местной молодежи была доброжелательной. Он не забыл, что тоже оказался в НАС, а затем в Силах самообороны в связи с рядом случайных обстоятельств, включая проваленный вступительный экзамен в университет. В то время у него тоже не было ясной цели, понимания своей миссии или интереса к национальной обороне. Его путь был типичным для многих офицеров, которым сейчас за сорок и за пятьдесят. Очень немногие из них после окончания школы считали НАС своим приоритетом. Большинство из них провалили вступительный экзамен в более престижные учебные заведения. Среди причин поступления в НАС и прихода в Силы самообороны были отцы-военнослужащие, сложное социально-экономическое положение семьи, потребность или желание стать независимым от родительской поддержки, надежда на то, что НАС изменит их жизнь к лучшему, и, конечно, перспектива получить бесплатное университетское образование с возможностью вернуться потом к гражданской жизни. НАС предлагала реальные преимущества. Как и старшие офицеры Сил самообороны, первокурсники НАС, объясняя, как они оказались в Академии, называли те же причины.

Учитывая крайне тяжелую ситуацию с вербовкой в его районе, Тэрасаки понимал, что не может придираться к молодым людям, которые согласны вступить в Силы самообороны, но он ценил энтузиазм больше, чем образование и интеллект. Он обнаружил, что возможность использовать на службе свою «настоящую (физическую) силу» (дзицурёку-сюги) была самой сильной мотивацией для молодых людей этого региона, выбравших Силы самообороны, и намекнул, что эти юноши едва ли будут разочарованы. Почти все кандидаты в его регионе были мужчинами, и мне было очень трудно добиться от него сведений о девушках: он рассказывал о них только после моих настойчивых распросов. «Из женщин, принятых в Силы самообороны в этом регионе, – сказал он, – от 80 до 90 процентов увольняются, когда у них появляются дети». Доброжелательное и покровительственное отношение, разделяемое многими мужчинами его поколения и встречающееся во всех организациях, удерживает многих женщин от карьерных устремлений. Тем не менее Тэрасаки видел в таком выборе девушек результаты естественного процесса, а не организационную или экономическую проблему для Сил самообороны.

Во время интервью военнослужащие не решались говорить о наследии Императорской армии. Однако в Кибите и на многих других базах прилагали огромные усилия, чтобы сохранить и показать прошлое местного полка в музеях. Музей базы Кибита открылся в 1960-е годы. Роль Зала документов, или, как его еще называют, Зала исторических материалов, заключается в сборе и сохранении артефактов с целью представить историю Сил самообороны и их предшественников в простой манере и с опорой на факты24. Экспонаты были собраны при большой помощи со стороны местных групп поддержки, в том числе отделений Ассоциации молодежи (Сэйнэнкай), Ассоциации родителей (Фукэйкай), Ассоциации ветеранов (Тайюкай), Ассоциации общей обороны (Иппан Бёэй Киёкай) и Ассоциации семей погибших, которые работали под руководством местного отдела Сил самообороны по связям с общественностью. Все эти организации имеют свои собственные связи с базами по всей Японии и образуют сеть поддержки, которая выстраивает контакты военнослужащих с гражданским населением. Для создания музея на базе Кибита местные группы поддержки разослали письма своим членам и ветеранам Императорской армии в регионе и получили основную часть экспонатов именно от них. Таким образом, в зависимости от локальной ситуации музей представляет историю с особой, местной точки зрения; при этом упоминания и изображения Императорской армии, не касающиеся местной военной части, встречаются редко.

Один из подчиненных Оно, готовившийся к отставке штаб-сержант Симода Хиромаса*, отвечающий за экскурсии по музею, с энтузиазмом взялся показать мне то, что он явно считал своим музеем. Обычно этот приветливый человек с мягкими интонациями сопровождал по двум залам экспозиции ветеранов, а в редких случаях – местных школьников. Но основной его аудиторией были новобранцы, проходившие подготовку на базе и, по мнению Симоды, понятия не имевшие об Императорской армии, так как в школах этому не учат. На самом деле история военной части началась не в 1951 году, когда Резерв национальной полиции был переименован в Силы самообороны, – корни ее уходят гораздо глубже, о чем свидетельствует история самого здания, в котором располагался музей, и Симода говорил об этом с особой гордостью. Здание претерпело замечательную метаморфозу, сходную с той, что происходила и с многочисленными музеями на других базах Японии. Первоначально там размещался штаб пехотного полка Императорской армии. Когда в 1870-х годах Императорская армия была сформирована, объяснил Симода, местное население было очень бедным, и многие хотели туда вступить, потому что это сулило им лучшую, чем в нищих деревнях, жизнь (как и в других частях Японии, старшие сыновья обычно освобождались от призыва в армию). Основными критериями для приема на военную службу были, как и в настоящее время в Силах самообороны, хорошее общее состояние здоровья и рост не менее 155 см. В 1898 году был сформирован новый местный пехотный полк, и его штаб переехал в здание, где теперь находится музей. Он оставался там до конца Азиатско-Тихоокеанской войны в 1945-м. По словам Симоды, солдаты местного полка «были мобилизованы во время Русско-японской войны (1904–1905), Маньчжурского инцидента (1931), Китайского инцидента (1937) и направлялись на Филиппины во время Азиатско-Тихоокеанской войны. Во время этих войн погибло почти 20 000 солдат с этой базы».

После окончания Азиатско-Тихоокеанской войны здание продолжало использоваться в качестве штаба, но на этот раз местным подразделением союзных оккупационных войск. После того как Императорская армия была расформирована, а территорию базы в начале 1950-х годов заняли Силы самообороны, им «вернули» здание. Таким образом, с гордостью подчеркивал Симода, его полк Сил самообороны имеет более чем пятидесятилетнюю историю, тогда как многие другие базы были основаны лет на двадцать позже. С момента постройки одноэтажное кирпичное здание несколько раз реставрировалось. Поднявшись на несколько ступенек, я увидела, что узкий коридор делит помещение на две комнаты одинакового размера. Дверь справа вела в зал «История бывшей армии» (Кюигун-си). Дверь слева вела в зал, предназначенный для артефактов, которые призваны документировать историю Сил самообороны. У входа в этот зал стоит трехфутовый Хотэй-сама, одно из семи божеств удачи, символизирующее добродетель, заключающуюся в том, чтобы «довольствоваться тем, что имеешь, и прилагать усилия, чтобы добиться большего» – скромное и вполне гражданское послание, решительно оторванное от общепринятых представлений о героизме, патриотизме и милитаризме, которые я ожидала найти.

На нескольких недатированных гравюрах на дереве изображено решающее сражение, происходившее более 400 лет назад – событие, положившее начало военной истории Японии в этом регионе. На старом флаге, как объяснил мне Симода, было восемь лучей, которые обозначали собой хризантему – символ императорского двора. Первоначально флаг использовался для самых разных случаев; теперь он используется только в МССЯ, за исключением местных праздников, когда полк СССЯ базы Кибита несет его в качестве полкового знамени (рэнтайки). Симода признался, что часто думает об императоре и всегда вспоминает его в молитвах о защите страны. Он представлял себе императора как некий общественный институт, «который существовал долгое время и останется, когда [отдельный император] умрет». Мысль о преемственности императорского двора, как бы утешительна она ни была, в рассказе Симоды предполагала и одновременное отрицание какой бы то ни было военной ответственности императора. По мнению штаб-сержанта, император «как символ Японии формально был главнокомандующим императорской армией, но в действительности не имел никакой власти». Цветная фотография императора и императрицы Мэйдзи висела рядом с объявлением о начале Китайско-японской войны. Цветная фотография императора Сёва украшала копию Императорского рескрипта для солдат и матросов. Среди экспонатов в узких стеклянных витринах находились медали, нашивки, обозначающие воинские звания, документы о призыве, письма солдат женам и семьям, мундиры и сапоги. Предметы не были датированы, и Симода сам решал, как о них рассказывать: что это и какое значение имеет.