- Быстро завтракайте и выходим на охоту, - отдавал он распоряжения. - Поторапливайтесь, нас ждут.
Малк выглянул на залитую горячим солнцем лоджию. Внизу сидели, стояли, ходили и ругались на местном диалекте аборигены. Они были черны, как тропическая ночь, и одеты в перья попугая. Вылитые папуасы. Ну и господин Кирьякидис! Где он собрал эту банду? Когда успел купить охотничью одежду? Очень проворный крокодил.
Вчера поздним вечером, когда благородное семейство и подозрительный "грек" коротали время за ломберным столиком, была обнародована детская мечта Малколма побывать на охоте. Ко всеобщему удивлению, господин Кирьякидис за нее ухватился с какой-то неприличной поспешностью. Сказал, что сумеет организовать небольшое сафари в местный заповедник, у него там приятель работает егерем. Идея охоты его так захватила, что он тут же стал куда-то звонить, потом вообще убежал. И, вероятно, готовился всю ночь, потому что с утра имел вид лихорадочный, просто чумовой.
Банда папуасов приехала на двух потрепанных джипах с открытым верхом и одном лендровере. Миссис Винески, одетая амазонкой, повторяла все тот же рефрен: "Ужас! Новел, погляди на их рожи - это же настоящие людоеды! Обглодают наши косточки - не подавятся". - "Успокойся, дорогая. Здесь ведь тоже, наверное, цивилизация..."
Гостей посадили в лендровер, тут же был запас продовольствия на два дня и оружие. Господин Кирьякидис выбрал себе полуавтоматическое ружьё какого-то ужасного калибра, пуля которого, наверное, легко бы свалила и слона. Но охотиться предстояло на львов. Вернее, на одного льва. Да и то неизлечимо больного, пояснил господин Кирьякидис. "Мы ведь не дикари, - оправдывался "грек". - Проведем, так сказать, санитарную операцию. Все равно он бедняга страдает, мучается поносом, чего-то съел несвежее. Доктора его приговорили к расстрелу, пока он не перезаразил всю местную популяцию. Это должен был сделать егерь, но он так и быть уступил это дело нам..."
- А зачем нам такая уйма народа на одного больного льва? - спрашивала миссис Винески. - Вы, наверное, наняли целую деревню...
- Как же! - оправдывался "грек". - Саванна большая, хищника еще надо найти. Потом окружить и гнать в определенном направлении, в сторону засады. Только опытные загонщики могут с этим справиться.
- Какая еще засада? - подозрительно сощурилась Эмилия Винески.
- Обыкновенная засада, - объяснил Кирьякидис. - Охотничья. Мы там будем сидеть с ружьями наизготовку.
- Новел, у тебя поднимется рука на несчастное животное? - жена гневно воззрилась на мужа.
- Нет, конечно, дорогая, - ответил Винески-старший, осматривая автоматическую винтовку. - Здесь же важна не добыча, а самый процесс охоты. Все, что вокруг нее, вся эта экзотика... А льва пристрелит господин Кирьякидис, я полагаю?
- Ну вот опять, - возмутился "грек". - Как убивать, так опять Кирьякидис! Почему именно я? Что мне за наказание такое...
- А вам уже приходилось убивать?! - ужаснулась миссис Винески.
- В том-то и дело, что не приходилось. Моя дорогая леди, как вы могли такое подумать!
- Это могли бы сделать наши погонщики, - сказала леди. - Я думаю, для них это не составит никакого труда и не принесет душевных мук. Боже, какие у них зверские рожи! Особенно у того, с кольцом в носу. Не хотелось бы мне оказаться с ним на расстоянии его вытянутой руки...
Но так уж оказалось, что именно человек с кольцом в носу должен был ехать с ними в одной машине. Человека звали Мгонамба, он был переводчиком и главным охотником. Миссис Винески проворно перелезла с заднего сиденья на переднее, рядом с мужем. Позади разместились господин Кирьякидис, Малк и Мгонамба с первобытным копьем в руке. Главный охотник давал указания Новелу, куда ехать, бойко говоря на афро-инглише.
За городом узкое бетонное шоссе внезапно оборвалось, будто его ножом отрезали. Теперь они ехали по грунтовой дороге. Шлейф пыли протянулся за их колонной на несколько миль. Лендровер возглавлял кавалькаду, дикари в джипах - позади. Потом и грунтовка куда-то запропастилась, и они поперли через саванну, куда глаза глядят. Вернее, куда укажет своим копьем Мгонамба.
Саванна - это почти как степь, только здесь встречались и деревья тоже. Одиночками и целыми группами произрастали они. Высокая желтая трава, выгоревшая на солнце, шуршала под днищем машины, с хрустом ложилась под колеса. Пахло хищниками и их жертвами. Раскаленный воздух дрожал, как фата-моргана, искажая реальность. Все казалось зыбким, как человеческая жизнь. По временам из этого марева, казавшимся далеким озером, вдруг выплывало дерево, низенький, но невообразимо толстый, бочкообразный баобаб или группа из тонких стволов, кроны которых переплетались, соединяясь в виде плоской крыши. В благодатной тени этих деревьев отдыхали какие-то огромные птицы. Распустив большие крылья, они важно ходили туда-сюда, гордо поглядывая по сторонам. Судя по их крючковатым клювам и облезлым шеям, это были орлы-стервятники. Их добычей - стервой - была падшая антилопа. К пиршественному столу подтягивались другие обитатели саванны: семейство гиен отвратительного вида, трупно-пятнистой расцветки и несколько мелких шакалов. Орлы тревожно забили крыльями, недовольно стали клекотать, но пришлось им отступать, отскакивать в сторону, под натиском мягколапых, зато клыкастых хищников.
Солнце поднялось уже довольно высоко, когда Мгонамба велел остановиться, стукнув несколько раз тупым концом копья об пол машины. Подкатили его приятели-людоеды на джипах. Гортанным голосом главный охотник отдал им такое распоряжение: "Бебенго макал я вак уякел, бега-бега нгамга ум батуна!". Погонщики сказали: "Йё-йё!" и укатили с глаз долой.
Засада представляла собой барьер, составленный из двух поваленных деревьев. Чтобы не изжариться на солнце, был сделан навес из веток и пальмовых листьев. Кирьякидис плюхнулся на траву, скинул с головы шлем и сейчас же присосался к фляжке. Судя по запаху, это было спиртное. Заправившись изрядно, "грек" передал флягу Новелу, но ламгалдянин пить отказался, тогда спиртное было предложено землянину. Мгонамба, однако, тоже отказался, сказав, что он не дикарь - пить по утрам. Мистер Кирьякидис обиделся и, кажется, затаил злобу на землянина.
