— Длина тоже нехороша, — вставил Вадик.

— Нехороша-то она нехороша. Так ведь вырез тоже низкий, под нее подогнан.

Он задумчиво посмотрел на Вадика.

— А мы сейчас вот что сделаем… Под новую моду его приспособим, чтобы с ремнем можно было носить.

— Исаак Израилевич, вы абсолютно гениальный человек! — воскликнул Вадик. — И как я не додумался, это же просто. Чуть приталить, подкоротить немного, как раз на штрипочки для широкого ремня хватит.

— Ладно уж, не скромничай. Додумался бы ты и сам, — снисходительно проворчал Исаак Израилевич. — Но как все сделать, чтобы еще и изделие не угробить, не догадался бы, это точно. Взял бы да новый сшил жакет. А ведь тут материя хорошая, по всему видать. Спасать такой материал надо…

— Вы правы насчет материала, — сказала Ядвига Стефановна, не проронившая во время этого разговора ни слова. — Это еще у отца отрез на костюм был отложен.

— Я же говорю, качество — высший класс, — удовлетворенно проговорил старый портной. — А теперь, ясновельможная пани, если я правильно догадываюсь… Правильно я догадываюсь, а? Проходите в примерочную, переодевайтесь в халатик, там висит. Потому что мы и юбку тоже подправим, с вашего позволения.

— Марья! — уже привычно вступил Вадик. — Проводи клиентку.

— Расшумелся-то как, — пожурил его Исаак Израилевич. — Лучше скажи, подходящий кожаный ремень найдешь мне? Сделать из того же материала не смогу, не хватит его. Ну, пойду я, работы тут мы напридумывали немало. Валерочка, — обратился он ко мне, — пару брючек бы вам к сезону. Время идет, когда заказывать будете? Сейчас талия пошла опять высокая, как я люблю. Так посадим на вас брючки, никто мимо не пройдет, это я вам говорю.

— По такому случаю я специально зайду, Исаак Израилевич.

— Уж будем ждать, — многозначительно заключил он и с достоинством удалился.

— Мне, Вадим, весьма импонирует ваш принцип подбора кадров, — заявил Павел Викторович. — Если бы я знал, что у вас имеется такой специалист, я бы не покупал эти итальянские изделия. — Он указал на свой пиджак.

— Пожалуйста, милости просим. Но если честно, Исааку Израилевичу с дамами интереснее. Видимо, устал за свою жизнь от, прошу прощения, партийных задниц и теперь хочет получать удовольствие от профессии. А так как у него есть привилегия самому выбирать клиентов… — Вадик не договорил. — А где, кстати, наша молодая дама?

Все обернулись в сторону кронштейнов с одеждой.

— Глашенька, — позвал Павел Викторович, — ты там часом не заснула?

Из глубины лабиринта осторожно выглянула Глафира.

— Можно мне… я могу вот это примерить? — В руках у нее была охапка одежды.

— Конечно, конечно…

Вадик сделал приглашающий жест в сторону примерочных.

— Но кто-то ведь должен помочь, — заволновался вдруг Жаров. — Как бы нам позвать Ядвигу Стефановну?

— Дед, — вдруг прервала его Глафира, — ты что, не понял, что она всю одежду отдала и сидит теперь в халате. А ты когда-нибудь видел Ядвигу в халате? Что молчишь? Не видел, значит. Даже я редко вижу ее неодетой. Зачем человека в неловкое положение ставить? Ей же придется выйти, если она узнает, что это ты просишь.

— И не отпустит ее Исаак Израилевич, — подхватил Вадик, — им же нужно примерки делать время от времени. Так что вы уж сами, а если что, зовите Марью. Марья!! Вечно она в наушниках и ни черта не слышит.

Глафира, с благодарностью взглянув на Вадика, скрылась в примерочной, а ее дед, чтобы скрыть неловкость, продолжил ранее начатый разговор:

— Откуда же у вашего Исаака Израилевича такая галантность?

— Говорят, что это у него наследственное, по отцовской линии. Отец его был в свое время известным военным портным и держал большую мастерскую на Литейном проспекте. Есть легенда, что мундиры у него заказывали не только строевые офицеры, отправлявшиеся на русско-японскую войну, но и актрисы варьете и дамы полусвета, чтобы затем выступать в них на разных маскарадах и в приватных представлениях. Говорят, что он так ловко сажал мундиры разных родов войск на дамские фигуры, что мужчины сходили с ума, посмотрев на таких вот офицеров. А это были, знаете ли, такие дамочки в стиле модерн, весьма фигуристые, так что папа нашего Исаака Израилевича был настоящим мастером кроя. И дамы, видимо, испытывали к этому кудеснику большую симпатию. Так, по крайней мере, утверждает Исаак Израилевич. После революции пришлось его папе обшивать коммунистов. Представляете, это после ладных таких офицеров да аппетитных красоток, кургузые, наверняка немытые пролетарии. Ужас! — трагически закатив глаза, закончил Вадик.

— Я слышала, что потом, при нэпе, он возобновил свое дело, — вмешалась я.

— Шить он и не переставал. А вот с дамами продолжил работать уже при нэпе, это точно. И клиентура была самая элегантная. Внучка бывшего генерал-губернатора Каретникова, которая тогда пела в ресторане отеля «Астория», одевалась у него. Она из кровати только к вечеру вылезала, и старик к ней единственной на примерки ездил на дом. И остальные клиентки были тоже роскошные, с другими он иметь дело отказывался. А Израилевич дело отца продолжает, хотя по молодости брюки-дудочки для стиляг строчил. Я, кстати, об этом услышал еще до того, как принял его на работу. Одна из моих первых клиенток рассказала и про папу, и про Исаака. Он в начале восьмидесятых такой клуб по интересам придумал: выезжал на своей «Волге» с любимыми клиентками в Нарву — ткани выбирать, там с этим лучше было. После шопинга шли элегантно проводить время — пить кофе и есть взбитые сливки; ну, Эстония — это же была наша заграница. Под кофе шли истории про выдающихся женщин эпохи и еще всякие полезные советы, как окручивать мужиков. Я как про это узнал, весь город взрыл, а старикана себе в дом добыл.

— А вот и мы, — показалась в дверях пресловутая Марья. — Ну выходите же, девушка, — обернулась она назад, — пусть Вадим посмотрит.

Из-за ее спины робко вышла Глафира в широких черных брюках и узком коротком белом пиджаке с атласными лацканами. Под пиджаком топорщилась слишком широкая и слишком длинная коричневая шелковая блузка с глухим воротником-стойкой.

— Я ей сразу сказала, мы на показе модели этот пиджак прямо на бюстгальтер надевали, так задумано было. А девушка даже не слушает. Вы, говорю, попробуйте, тем более что пиджак узкий очень, ничего под него не влезет, — начала оправдываться Марья. — Но она все равно вот блузку откопала. А я что? Нравится такой антисекс, пожалуйста.

Она демонстративно отошла в сторону.

Услышав эту тираду, Павел Викторович напрягся. Я тоже было испугалась, увидев, как вздрогнула Глафира. Но Вадик, который после успеха истории об Исааке Израилевиче явно чувствовал себя в ударе, ни на секунду не растерялся.

— И что, теперь будем стоять, выпучив глаза? Упускать клиентку будем? — набросился он на Марью.

— А я что? У меня вот есть готовый лук, я по нему и работаю, — огрызнулась девушка. — Вы и сами говорили на бюстгальтер надевать.

— Это так, по-твоему, работают сотрудники модного дома? — в праведном гневе воскликнул ее шеф и, в два прыжка оказавшись рядом с Глафирой, начал одергивать на ней блузку.

— Все комом, комом сбилось! — причитал он, залезая ей под пиджак и так энергично дергая, что девушка еле держалась на ногах. — А манжеты-то где, под мышками застряли, что ли? Вдвоем одну блузку не смогли напялить, это же теперь утюжить отдавать надо.

С этими словами Вадик запустил одну руку Глафире за пазуху, а другую снизу просунул в рукав пиджака. Жаров в ужасе вскочил, и тут Глафира произнесла:

— Очень щекотно.

— Если такая недотрога, тогда сами, сами шевелитесь, — не очень-то любезно ответствовал Вадик.

Наконец общими усилиями им удалось выпростать манжеты из рукавов. Получилось очень даже неплохо: как будто под пиджак надели струящееся мини-платье.

— Нет, ну это просто супер! — Вадик был доволен своей работой.

— Да-да, — с готовностью подхватил Павел Викторович, — очень идет тебе, Глашенька. Мы это обязательно возьмем. Сколько с нас?