Из-за горизонта медленно поднималось солнце. Мия непроизвольно зажмурилась от его яркого свечения. А когда через несколько секунд приоткрыла глаза и посмотрела на горизонт, вместо солнца увидела огромный Глаз. Зрачок его был небесно-голубого цвета с редкими желтыми вкраплениями. Как только взгляд Мии встретился с ним, Глаз начал движение в ее сторону и увеличивался в размерах. Девушка сделала пару шагов назад, глаз ускорился.

Мия развернулась и побежала прочь. Спасение бегством всегда её выручало. Она всем телом чувствовала, что Глаз гонится за ней и вот-вот поглотит. Страх наваливался стопудовыми гирями на ее ноги. Её движения замедлились, и вскоре, выбившись из сил, она остановилась. Ноги не могли больше сделать ни шагу.

Тогда она решила взглянуть своему страху в лицо, точнее в глаза, а еще точнее – в Глаз.

Мия резко повернулась назад, но ничего не увидела. Глаза за ее спиной не оказалось.

«Странно, – подумала она, – я ведь точно чувствовала, что он летит за мной».

Мия попыталась успокоиться и восстановить сбившееся дыхание. Она подняла руки вверх, глубоко вздохнула, задержала воздух и, медленно опуская руки, выдохнула.

В воздухе висела тишина. Солнца на небе не было, хотя было довольно светло.

И тут у нее зазвенело в ушах. Звук шел не извне, а откуда-то из ее головы, и выходил через уши.

Мия поняла, что если она закроет уши руками, то перекроет ему выход, и он разорвет её голову на мелкие кусочки. Тогда она закрыла лицо руками, сосредоточилась и приказала звону убираться ко всем чертям из ее головы. Через мгновение он действительно пропал.

«Вот так-то лучше», – только и успела констатировать Мия, как за ее спиной раздался скрежет.

Она обернулась на звук и увидела Глаз, он смотрел на неё не моргая. Впрочем, он и не мог моргать, Глаз был без века.

«Что тебе надо? Зачем ты прицепился ко мне?» – спросила Мия уже без единой капельки страха.

Удивляясь своему спокойствию, она даже решилась сделать в его сторону небольшой шаг. Глаз скрежетал в недрах себя, но навстречу ей не двигался.

«Что кряхтишь, как старый дед?» – продолжая приближаться к Глазу, спросила Мия.

Вместо ответа Глаз разделился пополам, и верхняя его часть стала подниматься. Оказавшись на небольшой высоте, верхняя половинка остановилась, а из нижней части появился Глаз поменьше. Он тоже стал разделяться на две половинки, показывая Мие следующий глаз.

Всё это деление напоминало поведение матрёшек в каком-то мультфильме. Когда Глаз разделился на три себя, он остановился и замер.

«Мало ли что сейчас может произойти", – делая осторожный шаг назад, подумала Мия.

И действительно, с самой нижней большой половинки стали выползать две змеи, но вместо змеиных голов у них были человеческие черепа. Сверху посыпались разноцветные леденцы, похожие на монпансье, только размером с арбуз. Арбузы-леденцы не падали вниз, а парили в воздухе, как мыльные пузыри. Одновременно из половинок второго Глаза выплывали голубые перистые облака, рождая из себя черных воронят, из открытого третьего Глаза валила тёмно-розовая жидкость, похожая на кисель. Внезапно пространство исказилось, сворачиваясь во вращающуюся воронку. Образовавшийся смерч начал смешивать все ингредиенты: леденцы-арбузы, кувыркающихся воронят, кучерявые облака и кисель. Когда все это перемешалось и взболталось, Черепа открыли свои рты, стали поглощать этот «адский коктейль» раскрашиваясь яркими красками. Мие даже показалось, что они улыбаются от удовольствия. Затем, покормив Змей, Глаз стал собираться в обратном порядке. Когда захлопнулась последняя его половинка, он исчез, и девушка проснулась.

Со стороны кухни до Мии донеслось шипение масла на сковородке и запах блинчиков. «Возможно, еще получится подремать», – накрывая голову подушкой, уговаривала она себя.

В голове стали мелькать кадры, из только что увиденного сна. Видно Мие всё же удалось задремать, так как она непостижимым образом опять оказалась внутри того самого Глаза. В нем уже не было «матрёшек», огромных монпансье, змей с черепами и всего прочего. Вся нижняя половинка глаза была наполнена голубой прозрачной водой, а из верхней половинки шел дождь. Каждая его капля – определенная нота. Сначала для Мии это не показалось единой музыкальной пьесой, но чуть позже, когда она уже достаточно промокла и начала замерзать, она уловила звуки мелодии. Капли играли музыку для неё. Мия стала раскачиваться в такт. Затем у нее получилось даже немного пританцовывать. Сон был тот же, да не тот. Глаз из откровенно враждебно настроенного объекта переродился во что-то напоминающее музыкальную шкатулку.

А затем Мия отделилась от своего тела и вылетела из Глаза. Освободившись от телесной оболочки и могла перемещаться легко и быстро, куда пожелает. Покружив над Глазом, Мия задумалась, куда бы ей отправиться дальше? Она застыла на секунду и прислушалась. Мелодия не смолкала. Тогда она облетела Глаз и заглянула внутрь. Под дождем, почти не касаясь воды, парила прекрасная девочка, дирижируя каплями. Они слушались ее, играя прекрасную мелодию. Но вдруг налетел сильный ветер и понес Мию прочь от танцующей девочки.

Чувство невероятного одиночества мгновенно овладело ей, и, уносимая ветром, она громко закричала.

– Мия, Мия! – бабушка сняла с её головы подушку, – что ты так кричишь?

Мия подняла голову, и бабушка увидела глаза любимой внучки наполненные ужасом.

– Опять кошмар приснился? – присаживаясь на кровать спросила бабушка.

Девушка кивнула.

– Пойдем завтракать, я блинов тебе напекла. Остыли уже наверно…

Через пять минут Мия сидела на стуле, поджав под себя ноги, и уплетала блины, макая их в густую сметану.

– И главное, ба, я уже и не знаю, что лучше, точнее, что хуже… – она сделала глоток какао, вытерла масленые пальцы салфеткой и продолжила – когда снится явный ужас – с монстрами, кровью, с летающими отрубленными головами, и всякой другой нечистью, или те сны, которые хотят меня растворить.

Бабушка вопросительно посмотрела на Мию.

– Ну, как это описать… Это те сновидения, которые заставляют меня чувствовать и переживать настолько сильно, что я боюсь исчезнуть в них и потерять себя. Чувства эти те же, что и в обычной жизни: разочарование, радость, восторг, печаль, одиночество, сожаление; но там переживание эмоций усиливается тысячекратно, понимаешь? И это очень страшно.

– Полно тебе думать про всякую ерунду, доедай блины и марш на работу, опоздаешь ведь!

– Вот зря, бабуль, ты так со мной… не буду тебе больше их рассказывать.

– Ой, счастье-то настанет… Ты меня уже своими снами измотала. Я даже хотела тебе посоветовать снотворное начать пить, может хоть выспишься по-человечески.

– У меня, сколько себя помню, еще ни одной ночи без сна не проходило… Ночь – как вторая жизнь. Днем здесь живу, ночью – там.

Мия встала и пошла в комнату одеваться. Уже стоя на автобусной остановке, она опять вспомнила то чувство беспросветного одиночества, которое испытала сегодня во сне, но ощутить и пережить его заново даже близко не смогла.

Жизнь Мии протекала сейчас довольно просто. Работа – дом, дом – работа. Она не находила в этом ничего страшного, всё ее окружение так и жило. Ей еще пока везло, у нее не было детей, ипотеки, долгов, как у многих ее сослуживцев. У них дела обстояли гораздо хуже. Бесконечная головная боль от нехватки денег делала их нервными, злыми и какими-то бесчеловечными.

Мия каждый день в восемь утра приходила на автобусную остановку, на которой уже толпился народ в ожидании транспорта. Автобус, как ни странно, ездил точно по расписанию, но интервалы у него были огромные, поэтому, если опоздать, то следующего ждать больше сорока минут, и тогда на работу точно не приехать вовремя. Мия не опаздывала никогда. Затем автобус открывал свои двери около метро, и вся вывалившаяся из него толпа перемещалась в подземку. Утром в метро давка, но Мия привыкла. Иногда она смотрела на пассажиров, на их спокойные, невозмутимые лица, и понимала – они привыкли тоже. К жизни вообще привыкаешь… к любой. А вот к своим снам Мия привыкнуть не могла.