Несколько минут Андрей играл в гляделки с пустотой, отчаянно пытаюсь придумать способ выбраться из этой передряги. Мысль о том, что на самом деле все это происходит лишь у него в голове, пульсировала в его мозгу, но абсолютно не помогала найти решение. А ведь наверняка он сейчас лежит на полу зала и бьется в каком-нибудь припадке. Интересно, догадается ли кто-то ему помочь, или никто даже не заметит происходящего? Наконец, он сдался и без особых надежд произнес свою последнюю фразу: “Раз, два, три, четыре, пять, время оборачивается вспять.” Около пятнадцати секунд ничего не происходило, а затем он резко стал падать вниз, и белесая дымка сменилась абсолютной тьмой.

Падение закончилось также неожиданно, как и началось. Тьма расступилась и превратилась в его детскую комнату, где сам он — еще ребенок пытался построить самодельную “пещеру” из стола, подушек и пледа. И несмотря на то, что конструкция получилась весьма неустойчивой и разваливалась от одного чиха, сам чрезвычайно радовался, отгородившись от внешнего мира полоской пледа.

На Андрея нахлынуло удивление — он совсем забыл про этот момент своей жизни, а ведь тогда он еще не испытывал такого напряжения от замкнутых пространств. Но прежде, чем он успел задуматься о том, что это значит, обстановка резко изменилась: теперь они с отцом стояли у окна дома и ждали, периодически вглядываясь в темноту. Маленький Андрей тер глаза и недовольно посматривал по сторонам — он явно не был доволен столь раннему пробуждению. Но вот отец касается плеча ребенка — край неба медленно покраснел, и наконец стал ярко-алым, а затем из-за горизонта показался диск солнца. Ребенок резко позабыл про сон и во все глаза смотрит на это чудо, которое всегда было рядом с ним, но лишь сейчас стало ему заметным.

Прохладная квартира сменилась жаркой маршруткой, изрядно подергивающейся на неровностях дороги. Андрей, как обычно, прилип к стеклу, несмотря на запреты, и жадно ловит глазами все окрестности. Резкий поворот — и вдруг в поле зрения ребенка попадает ярко-голубое море. Пройдет неделя, и он привыкнет к этому пейзажу, но сейчас — его не оторвать от стекла и эвакуатором.

Уже изрядно повзрослевший Андрей с трудом вваливается в комнату. На нем школьная форма, а на его лице написана усталость — день явно был тяжелым, а дорога до дома вымотала его окончательно. Он снимает пиджак — и вдруг замирает, завороженный игрой теней и солнечных лучей на стене у окна. Это воспоминание, в отличие от предыдущих Андрей не забывал никогда. Тот день, когда в солнечных лучах он неожиданно потерял самого себя. Сама мысль о том, что он лишь человек, маленькая часть этого мира в тот миг казалось ему нелепой — он ощущал себя всем, что происходит вокруг, единым с окружающим миром. И лишь одна мысль тогда не давала ему покоя. Мысль, что раньше у него было имя, набор звуков, с которым он себя ассоциировал. Немного напрягшись, он вспомнил его, а вместе с ним — обрел и себя самого. И сколько он потом не пытался, ему не удавалось вновь вернуть это ощущение.

Зимний закат. Уже совсем взрослый Андрей, спешивший по своим делам, вдруг встает на площади перед своим институтом и наслаждается последними лучами заходящего солнца. В лицо ему дует приятный прохладный ветерок, а гул людей, обтекающих его со всех сторон, неожиданно смолкает на пару секунд. Несколько секунд Андрей не понимал, что это за воспоминание, а когда понял — резко дернулся в сторону прежнего себя. Дернуть, заставить открыть глаза, любой ценой удержать и не дать переместиться во времени. Но момент упущен. Андрей исчезает, и вместе с ним исчезает и площадь, и все остальное.

Биение сердца вновь отдается в висках, а к телу вновь вернулась чувствительность. Открыв глаза, Андрей увидел Мину, протягивающую ему руку. На ее лицо любопытство, напополам смешанное с тревогой. Андрею хочется спросить издавал ли он какие-то звуки, но она все равно ему не ответит. Его предположение о падении оказалось неверным — все это время он так и сидел в позе по-турецки, хотя ноги и впрямь немного затекли. Поэтому — второй раз за день — он схватился за протянутую руку и рывком поднялся. После всех этих видений страх уступил место чему-то новому. Возможно, он сошел с ума. И уж совершенно точно его жизнь пошла совсем не так, как он планировал. Но впервые он задумался, что возможно, те пять моментов, которые он сейчас увидел, стоят всей его жизни. И стоят того, чтобы ее продолжать.

Нож состоял из узкой полоски металла, немного сужавшейся при переходе от лезвия к рукоятке. Андрей уже несколько часов пытался поразить мишень, стоявшую в нескольких метрах от нее. И хотя он и начал попадать в цель, нож упорно отказывался втыкаться и отскакивал от мишени как камень. Периодически он посматривал на Мину, и пытался скопировать ее движения. Она изящно метала ножи прямо на бегу, не останавливаясь ни на секунду. Периодически в зале для метания появлялся кто-то еще, но такие люди редко задерживались здесь больше, чем на пятнадцать минут.

Андрей в очередной раз занес руку назад для броска, но ее неожиданно свело. От удивления он слегка ослабил хватку и нож выскользнул, оставив неглубокий порез на указательном пальце. Андрей несколько секунд недоуменно смотрел на капли крови, падающие с его руки на пол, а затем обессиленно сел, не сходя с места.

Мина легко опустилась на корточки напротив. Сейчас на ней не было капюшона, а длинные темные волосы были стянуты в хвост, спадавший до плеч, чтобы не мешать обзору. “Тебе когда-нибудь приходила в голову мысль, что все вокруг — это всего лишь сон, а ты никак не можешь проснуться?” — негромко произнес Андрей.

Вместо ответа она сняла резинку, удерживавшую волосы вместе, а затем сильно встряхнула головой, так, чтобы темные локоны закрыли большую часть ее лица вместе с ожогами. Мгновением спустя в ее руке оказался нож. Мина аккуратно взяла его обеими руками и повернула плоской стороной к себе. Зеркальная поверхность металла прекрасно отражала ее лицо.

Андрей с минуту наблюдал за игрой света на кромке лезвия, а затем тихо констатировал: “И все-таки это не сон…” Мина оторвалась от лезвия и уставилась на него, видимо ожидая комментария. “Будь это сном, я не смог бы сконцентрироваться на этом объекте, — продолжил он, — детали размывались бы, сейчас же я могу сконцентрироваться даже на самых мельчайших из них”.

Повисло неловкое молчание. По крайней мере, Андрею оно казалось неловким, Мина, судя по всему, никакого дискомфорта от тишины не ощущала. Наконец, Андрей не выдержал и задал давно интересовавший его вопрос: “Ты не можешь говорить или не хочешь? Помню, когда я в первый раз тебя увидел, ты издала какой-то звук. Ты пыталась снова начать разговаривать?” Мина смерила его взглядом, поднесла палец к губам, призывая к тишине, и снова стала разглядывать нож.

Разговор явно не клеился. А сил встать и продолжать тренировку у Андрею уже не было — день выдался слишком насыщенным. Вместо этого он откинулся на холодный пол и стал прислушиваться к тишине. Воспоминания о разговоре со старейшиной и об инциденте во время медитации постепенно уступили место ощущению пустоты в голове. И странному удовлетворению.

Он резко поднялся и взял в руки свой нож, заляпанный уже успевшей потемнеть кровью. “Знаешь, последние полгода я только и делал что жалел себя. Рассуждал о том, как мне не повезло, как меня лишили выбора. Но истина в том, что, зная все, что произошло, я не жалею о том, что я здесь и сейчас. Более того, я всегда мечтал вырваться из привычной мне жизни, попасть в другие условия, попробовать себя в экстремальной ситуации. И такова уж видимо природа желаний: получив объект своих вожделений мы осознаем, что он не так и хорош, как нам казалось. Только это не повод прекращать мечтать. Это стимул взрослеть и ставить себе новые цели. В конце концов, важно не то, чего я добился, а то каким путем я шел. И моя жизнь была вполне неплохой, если уж на то пошло”, - с этими словами он метнул нож в мишень. Он не попытался повторить чье-то движение, не думал о том, как это надо сделать. Просто метнул. И прежде, чем нож коснулся мишени он уже знал, что попал. И что на сей раз нож воткнется и легко завибрирует, призывая вытащить его и метнуть вновь.