Каппа разбился на ледяные кристаллы. Он собрал осколки каппы, прижал к груди и пошел по лесу, пока не добрался до замерзшей руки. Он пробил дыру во льду, высыпал осколки в текущую воду. Он вернул существо в его дом.

Он надеялся, что там оно обретет покой.

ГЛАВА 5

Мари

Мари прошла в спальню Хиссы и прикрыла рот. Внутри было жарко и влажно, собралось много жен-зверей.

Жены-звери, ее милые сестры если не по роду, то по сердцу расступились, как занавески, показывая ее подругу. Хисса лежала на кровати из кипариса, все ее внимание было на маленьком белом свертке в ее руках. Белые тряпки с розоватыми пятнами валялись на деревянном полу.

Щеки и губы Хиссы были белыми, как снег, ее глаза сияли, покраснели, были рассеянными от лихорадки. Но Хисса все еще была милой. Почти ослепительной.

— Тами-сама, — завопила она. Губы Мари дрогнули. Ей было больно, что Хисса кричала ее матери, а не ей.

«Но я знаю, почему», — Тами была альфой их клана. Одним словом Тами могла менять правила, нарушать обычаи, разрешить Хиссе оставить ребенка.

— Моя дорогая, — Тами прошла мимо Мари и опустилась рядом с Хиссой. Еще одна жена-зверь появилась у плеча Тами, дала ей мокрую тряпку. Мари смотрела, как ее мать вытирает пот со лба Хиссы.

— Я назвала его Ютака, — по комнате прошелся шепот. Хисса не должна была давать мальчику имя. Так не делали. Это все ухудшало, было сложнее отпустить. Хисса всхлипнула. Она крепче сжала сверток. Я не могу его отдать, — жены-звери опустили головы, стыдясь. Тами

— Тише, — Тами коснулась щеки Хиссы, смахнула ее слезы. Тебе не нужно ничего делать. Отдай мальчика мне, — Тами осторожно потянулась к свертку.

Хисса расслабила руки. Она собиралась отпустить его. Ногти Мари впились в ладони, подавляя отчаянное желание схватить ребенка и бежать. Холодная логика подавила дикий импульс Мари. Она не зайдет далеко. Сотня жен-зверей поймает ее. Мари разжала ладони, а Хисса одумалась. С усилием воли подруга Мари отодвинула ребенка и сжала его крепче.

— Вы не заберете его у меня, — прошептала она. Тон ее голоса нес предупреждение, угрозу. Глаза Хиссы вспыхнули. Ее зрачки растеклись, остались черные бездонные ямы.

Страх сдавил горло Мари. Она отпрянула с остальными женами-зверьми. Они задержали дыхание.

Тами реагировала быстро. Тонкой сильной ладонью она прижала новую мать за шею к кровати. Она склонилась и тихо заговорила на ухо Хиссы. Мари не слышала слова матери, но видела их эффект. Хисса перестала бороться. Ее глаза стали карими, а лицо исказили страх, печаль, поражение. Хисса отдала ребенка в руки Тами. Сдаваясь. Мари сжала кулаки, ощущая решение подруги как свое.

Тихие слезы лились по щекам Хиссы.

— Берите его, — сказала она. Берите моего ребенка, но знайте, что сегодня вы убили и меня! Хисса вжалась в кровать, будто стала меньше. Мальчик громко завыл, словно ощущая будущее в воде.

Тело Хиссы содрогалось от рыданий, она закрыла лицо руками.

— Унесите его! Не заставляйте слушать, как он плачет.

Тами встала, сжимая губы. Она обхватила сверток руками и вышла из комнаты, даже не оглянувшись на Хиссу. Жены-звери пошли за ней, двигаясь как лучи солнца на воде. Так изящно. Не то, что Мари.

«Они зато не умеют взмахивать мечом», — успокаивала себя Мари.

Комната опустела, Мари осталась с Хиссой. Руки Мари дрожали. Часы назад она играла с самураем императора. Ее синее кимоно все еще было в пыли от их сражения. А теперь она не знала, что сказать, как утешить Хиссу.

«Порой слова найти сложнее, чем сжать кулаки».

Девочками Мари и Хисса были лучшими подругами, бегали босиком по улицам Цумы, ловили вишню, когда та падала с деревьев, еще теплая от солнца. Когда красота Хиссы расцвела, а Мари нет, другие девушки бросили Мари, но Хисса не оставила подругу. Мари завидовала раньше красоте Хиссы, думая, что это ключ к счастью. Теперь она поняла, что пострадать мог любой.

Мари подобралась к подруге. Она уловила слабый запах сосны и огурца от кожи Хиссы. Ночной цветок, которым жены-звери боролись с заражениями. Мари сглотнула, в горле пересохло.

— Хочешь чаю и что-нибудь поесть? спросила она. Хисса все плакала. Мари обошла футон и склонилась, чтобы ее лицо было рядом с головой подруги. Хисса, — имя прозвучало с мольбой.

«Скажи что-нибудь. Поговори со мной. Скажи, как сделать лучше».

Хисса пыталась успокоить дрожащую челюсть.

— Я была такой глупой, так хотела девочку. А теперь боги и богини будто смеются надо мной. Ты не знаешь, как это думать, что весь мир у твоих ног, а потом его выдергивают из-под тебя, будто дешевый ковер, — Хисса сжала кулаки с белыми костяшками, слезы продолжали литься. Мне стоило остаться с ним.

Слова Хиссы не означали измену, но были запрещены.

— Не говори так, — голос Мари был осторожным и дрожащим.

Жены-звери никогда не оставались с мужчинами, за которых выходили замуж. С рождения они чтили род и помогали клану.

«Долг и дом выше личного», — сколько раз Мари это слышала?

Ей было семь, когда нарушила правила последняя жена-зверь. Акеми влюбилась и решила остаться с мужем, фермером. Когда она показала ему свою истинную природу зверя внутри красивой женщины он отказался от нее. Она вернулась в Цуму, но ее не приняли и там. Жены-звери наказали ее, отстранившись. Она не хотела покидать дом в горах, умерла от голода. Ее кости, выбеленные солнцем, обвитые жимолостью, наполовину погруженные в землю, еще было видно у железных ворот.

Глаза Хиссы потускнели, ее смех наполнился горечью.

— Я чудовище. Мы все такие. Ни один мужчина, человек, не полюбит нас. Это проклятие жен-зверей чтобы их не любили такими, какие они есть, — губы Хиссы скривились. Тебе повезло, что тебе не придется столкнуться с этим.

Боль давила на живот Мари.

«Хисса права», — когда стало ясно, что Мари не быть красивой, ее мать изменила судьбу дочери.

«Если тебе не быть красивой, — сказала Тами, будто был выбор, — может, ты станешь императрицей, — и с того дня Мари уже не учили с другими девушками, она не страдала от уроков очарования и этикета. Ее тренировали с нагинатой, а потом толкнули в сарай. Мальчик ее возраста был в темной затхлой комнате. Выйдет только один», — сказала Тами и захлопнула дверь. Мари ударила первой, попала по колену мальчика нагинатой.

Мари кусала нижнюю губу, чтобы воспоминание ушло.

— Знаю, — ответила она Хиссе. Мари билась с последним противником ночью, это означало, что скоро она отправится в Токкайдо, город императора, с бременем ожиданий матери.

«Ты попадешь на состязания, подчинишь Времена года, станешь императрицей и украдешь богатства принца. Иначе» — ее мать не заканчивала фразу, но Мари могла ее дополнить. Или умрешь, пытаясь. Путь к правлению был из окровавленных камней. Мари не только нужно было выжить в комнатах Времен года, одолеть других девушек. Ёкаям запрещалось участвовать. Даже попадание во дворец считалось изменой. Да, Мари не придется отпускать ребенка-мальчика. Она умрет раньше.

— Прости, — Хисса помрачнела. Это было жестоко.

— Все хорошо, — Хисса просто была загнана в угол и отбивалась.

Хисса посмотрела на мятое розовое шелковое одеяло. Ее пальцы погладили нежную ткань. Последние несколько недель Мари работала без устали, вышивая оранжевые и красные маки на этой ткани.

— Я хотела укутать ее в это, — Хисса толкнула одеяло к Мари. Прошу, отнеси это к реке. Чтобы они не бросили его туда без этого.

Мари забрала одеяло. Она поцеловала соленую щеку Хиссы.

— Он даже не ощутит воду, — поклялась Мари.

* * *

Церемония проходила ночью у ворот на берегу реки Горо, ленивой, пересекающей гору и огибающей несколько городов на пути к морю Ма-ни.

Мари шла на звук реки и плача ребенка голоса Ютаки. Луна была серпом на небе. Когда Мари вырвалась из-за кедровых деревьев, жены-звери уже собрались на берегу, волны задевали их босые ноги. Каждая была в простом белом кимоно. Их длинные блестящие черные волосы ниспадали свободно. Они держали фонари. Желтый свет обрамлял их лица, придавая им облик призраков. Призрачных невест.