Его глаза были красными, тело болело, пока он бил по меди, делая ее тонкими листами. Масло покрывало его руки, жир забился под ногти. С каждым ударом молота он старался заглушить крики каппы, его мольбу на его языке.

«Без толку, — горло Таро сдавили эмоции, которые он не хотел ощущать. Крики каппы преследовали его, били по его самоконтролю тараном, заставляя реагировать. Хорошее наказание за то, что он стоял в стороне и смотрел, как крохотное существо казнили и за что? За то, что он плавал во рву? За то, что родился ёкаем?».

А если бы он выступил против отца? Это было немыслимо. Император считал сочувствие к ёкаям слабостью. Таро давно это выучил.

Лишь раз он попросил пощадить ёкая. Таро было десять, и он не понимал глубины ненависти отца.

То был тануки, маленький зверек с серо-черной шерстью, головой енота и телом собаки. Таро нашел голодного малыша в чайном саду. Он прижал бедное создание к груди, утешал словами, которые шептала ему обычно няня.

«Ну-ну, все будет хорошо», — тануки прижал мокрый носик к шее Таро и урчал, и этот низкий звук тронул одинокую душу Таро. Он понес слабое тело зверька императору, как священное подношение. И, как мальчик, отчаянно желающий что-то, он сказал:

— Я хочу оставить его как питомца.

Улыбка императора была тонкой и холодной. Таро и теперь, когда вспоминал это, ощущал холод вокруг плеч.

— Мужчины не заводят питомцев. Особенно ёкаев, — сказал он с презрением.

— О, — сказал маленький Таро. Что мне с ним делать? прохрипел он, ведь был тогда маленьким и болезненным.

— Оставь, где нашел, — Таро послушался и отпустил тануки в саду, но сначала скормил ему яблоко и угостил рисовым вином. Тануки любили выпить. Может, малыш найдет дом.

Но на следующий день Таро нашел тануки к клетке в саду. Его отец заставил запереть его там для развлечения придворных, которые безжалостно смеялись над созданием. Через пару дней он умер.

Таро с тех пор оставался в своей металлической мастерской. Ему не нужна была любовь отца. Он не найдет больше места в своем сердце для существа, что у него могут забрать. Его металлические творения были с ним. Они не говорили, не требовали и не могли умереть.

Таро затерялся в воспоминаниях и не заметил, как молот скользнул по медному листу. Молот ударил его по большому пальцу, и Таро охнул от боли. Отбросив инструмент, он прижал ладонь к голове. На рабочем столе механическая птица без крыльев прыгала на тонких лапках последний товарищ Таро. Он неделю назад вложил сердечко из шестеренок в грудь птицы. Его маленький спутник был почти готов. Оставались лишь крылья. Он старался сделать медь податливой, чтобы вырезать перья. Редкая улыбка тронула губы Таро. Может, птица полетит высоко и минует стены дворца.

«Разве это не чудо?».

Часы тикали. Наступило раннее утро. Пора. Улыбка Таро пропала. Он выключил птицу, закрыл ее стальные веки. Он выдохнул, потушил свечу и вышел из мастерской.

Таро посмотрел на шкуры в коридоре: кабан, лев, медведь, даже кирин, редкий ёкай-химера, похожий на оленя, но с драконьей чешуей и золотой огненной гривой. Факелы пылали в металлических петлях, свет отражался от позолоченных стен и создавал пляшущие тени на высоком потолке.

Дворец иллюзий был когда-то построен просто, без гвоздей, и внутри была лишь открытая комната. Не было Главного зала, разрисованных панелей из рисовой бумаги. С тех пор здание развилось, забыло о скромности. Чтобы превзойти предшественника, каждый император добавлял новые черты: огромные сады с необычными растениями, большие врата с рычащими каменными комаину, львами-собаками, что служили как стражи и представляли начало и конец всего. Дворец стал памятником, легендой, где императоры делали себя бессмертными.

Каждый император знал, что золото и украшения не защитят их. Всегда были те, кто мог попробовать забрать дворец себе. И потому дворец защищали проклятия священников. Иллюзии. Бездонный ров. Подземные туннели, замысловатые, как кружево. Когда-то все это будет принадлежать Таро: богатства, земля, власть.

«Я не хочу этого. Ничего этого. Особенно не хочу быть призом в глупом состязании».

Он с отвращением скривил губы, отодвигая тигриную шкуру. За шкурами скрывались люки. В этом коридоре их было десять. И в Главном зале, откуда входили в комнаты Времен года, их было больше сотни. Десятки самураев патрулировали туннели внизу, готовые выпрыгнуть из люков опасными призраками, чтобы убрать нарушителей.

В детстве Таро пришлось запомнить кружево туннелей, и это было просто, ведь у него был способный ум. Его мозг хранил миллионы воспоминаний, словно картинки к секундам его жизни.

Скрытая дверь открылась и закрылась без шума. Петли были хорошо смазаны. Таро спустился по каменным ступеням. Ему не нужен был свет. Шестнадцать ступеней, и он достигнет дна. Даже если бы у Таро не была хорошая память, туннели были простыми. Количество ступеней было кратно восьми. Всегда шестнадцать вниз. Сто двадцать восемь ступеней к Главному залу, восемь слева, восемь справа и восемь посередине.

Таро вдохнул. Воздух был холодным и затхлым. Его широкие плечи задевали стены. Туннели были узкими в этой части дворца, вились, приближаясь к Главному залу. Грызун пробежал по его пути, за ним спешил кот.

Трепетал мутный свет. Он пришел в часть, где патрулировал самурай. Он ступал тяжело, чтобы сообщить о себе. Два копья скрестились, преградили его путь. Таро вскинул бровь.

— Ваше величество, — они поклонились, опустили копья. Таро часто бывал в туннелях. В детстве это было игрой для него, он хотел подловить самураев. И он проходил мимо самураев, не реагируя на них. Ночные походы Таро послужили цели. Стражи привыкли к нему. Не подозревали. Скоро эти туннели выведут его наружу. Таро каждый день ходил по ним, мечтал о направлениях, куда хотел податься. Он хотел одного: путь, что выведет его из стен дворца. Он поклялся, что освободится из этой нарядной тюрьмы до начала состязания.

Восемь ступеней, поворот налево, и Таро встретил еще стражей. Эти спали на посту. Таро прижался к стене и дождался, пока еще два стража покинут часть туннеля. Их патрули оставляли некоторые части без охраны, но лишь на пару секунд. Он запомнил движения всех стражей, их дыхание, даже время их перерывов для туалета. Он знал их повадки, их приметы. Если бы он хотел быть императором, он бы сказал им не быть такими предсказуемыми. Но их изъяны были ему на пользу.

Таро выскользнул из укрытия и поднялся по каменным ступеням. Люк легко поднялся и опустился. Таро был в Главном зале. Белые шкуры скрывали люки у мастерской Таро, они не были необходимы. Люки не были заметны на гладком полу.

Таро хрустнул костяшками, звук разнесся по просторному месту. Ему не нужно было переживать тут из-за стражи. Самураи в туннелях слушали даже мелкие звуки. Нарушителей поймали бы до того, как они попадут в зал. Еще брешь в защите дворца.

Двери Зимней комнаты возвышались перед ним, темные и зловещие. Свет луны плясал на них. Он прижался ухом к двери. Ни звука.

Он прижал плечо под дубовую балку и толкнул. Даже с новой силой вес был невыносимым, и Таро ругался, пока убирал балку. Двери открылись со скрипом. Порыв холодного ветра, и Таро проник внутрь. Его ноги тут же погрузились в дюймы снега. Он поджал пальцы ног от холода. Ночь была ясной в просторной Зимней комнате. Луна была тонким серпом, но звезды сияли ярко, и снег напоминал стекло. Сотни тысяч метров Ледяного леса тянулись перед ним. Посреди всех деревьев была река, по которой он катался в детстве. Вдали выли волки. Вблизи на дереве завопила белая сова, а под совой был каппа.

Как Таро и подозревал, каппа замерз насмерть. Его рот был открыт в крике. Сосульки свисали с оранжевого клюва. Что-то треснуло в каменном сердце Таро. Ёкай провел последний миг жизни в холоде, одинокий и испуганный.

«Не так должно быть».

Ветер шумел, поднимал снег вокруг лодыжек Таро, трепал его лиловое одеяние. Он смотрел на каппу. За поясом его хакама был молот. Обычно он создавал им. Сегодня будет разрушать. Он поднял молот над головой и опустил на каппу. Раздался удивительно громкий треск. Испуганные совы и вороны взлетели с деревьев. Снег упал с веток на землю.