— А номер фургончика вы не запомнили?
Валенцано снова задергался, словно его укусила змея, и заелозил ногами по полу.
— О господи, еще и номер! Но вы хоть представляете себе ситуацию? Ведь я не Шерлок Холмс. Я неотрывно следил за каждым их движением — боялся, что они бросят меня и удерут с деньгами. Ну а фургончик, я вам это уже рассказывал, был маленький, светло-серый, без надписей на бортах, размером примерно с почтовые фургончики. Ну те, что развозят почту… — Он нахмурился и непроизвольно закрыл глаза. Было ясно, что он бесконечно устал. — Да, вспомнил… — добавил он, — на руле справа было написано ОМ.
Руссо наклонился и продиктовал по рации эти сведения патрульным машинам.
— Продолжайте, — обратился он к Валенцано.
— Собственно, это все. На той улице телефона не было, все парадные были закрыты, и позвонить я не мог. Я направился к углу, где горел свет. Тут я увидел такси и решил, что лучше вернуться прямо на виллу.
Он умолк.
В кабине воцарилась тишина.
Руссо открыл коробок и стал одну за другой ломать спички. Он соорудил из сломанных спичек пирамидку, и ему ужасно хотелось поджечь ее последней целой спичкой.
Пьерантони с силой тер пальцы. Он дотронулся до трубы рукой и испачкал ее в ржавчине и краске. По ассоциации идей спросил, были ли те двое в перчатках. Нет, без перчаток. Но тогда останутся отпечатки пальцев? Конечно, если только найдут фургончик и если те двое не позаботились их уничтожить. Руссо легонько пошевелил спичечную пирамидку, и она рухнула. Он вынул из ящика дорожную карту и разложил ее перед Валенцано.
— Очертите тушью ваш точный маршрут.
Пока Валенцано наносил маршрут движения, он осторожно спросил:
— Вы не откажетесь посмотреть несколько фотографий? Особых надежд, разумеется, нет, но все-таки. Так они молодые, да?
Он поручил стенографисту отвести Валенцано к сержанту Порлецца.
— Смотрите спокойно, не торопясь. Когда протокол будет готов, пришлю его вам для подписи. Если узнаете хоть одного, скажете сержанту. А когда вернетесь на виллу, передайте Шпаге, что завтра утром я к нему загляну.
Когда Руссо и Пьерантони остались в кабинете одни, Пьерантони с усмешкой сказал:
— Господин майор, я хочу дать показания.
Он всегда шутил, когда испытывал ярость от собственного бессилия. Случай вроде бы и простой, а подступиться не удается. Что и говорить, не помешала бы им и капелька везения!
— Меня в этой истории одно поразило — быстрота, с какой все протекало, — каких-нибудь десять часов. Это первый случай, когда похитители возвратили свою жертву в тот же день. У них словно земля под ногами горела.
Руссо поудобнее устроился в кресле и снова принялся сооружать пирамиду из спичек.
— Конечно, горела. Ребенок-то совсем маленький. Того и гляди заболеет, а то и копыта откинет.
Он криво усмехнулся, словно заправский циник. На самом деле он бесконечно радовался, что мальчуган уже дома. Когда он достраивал спичечную пирамиду, позвонили и сообщили, что «ланчу» нашли на улице Сальвио-ни. Она, как и говорил Валенцано, была накрыта брезентом.
— Тщательно осмотрите машину, — приказал майор Руссо. — И принесите мне рацию, вмонтированную в «бардачок».
Положил трубку и зло бросил Пьерантони:
— Все быстрее и быстрее! Похищение, выкуп, возвращение Тео, обнаружение машины, и все в течение одного дня. Так скоро и фургончик найдут, он окажется украденным у кого-то, и мы останемся с носом.
Пьерантони целиком с ним согласился. Какие-нибудь десять часов, да вдобавок все совершилось в одном районе: Сан Сиро, Семпионе, Северная Станция… Крайняя точка — «Ринашенте».
Он очистил пальцы от остатков грязи и ржавчины и вдруг выпалил:
— А вторая-то часть на противоположном конце города!
— Какая вторая часть? — не понял Руссо.
— Анонимные письма и убийство шофера.
Он перестал раскачиваться на стуле, поднялся.
— Подождите минуту, я только загляну к себе. В кабинете, на столе лежит протокол допроса третьего обвиняемого по поводу писем с угрозами. Ну, этого «храбреца» Джанни Кормани. А потом изложу вам одну свою версию насчет… — Его прервало стрекотание селектора — в «бардачке» «ланчи» никакой рации не обнаружено.
Руссо и Пьерантони лишь молча переглянулись. Они отправились в кабинет Порлеццы, где Валенцано все еще разглядывал фотографии.
Нет, при нем никто до рации не дотрагивался. Хотя он припоминает: сообщник того, что был с пистолетом, бросил под сиденье что-то вроде ящичка.
— Черт побери, почему этот Валенцано все сразу не вспомнил?! — возмутился Пьерантони.
— Да он такого страха набрался, верно, в штаны наделал, — мрачно изрек Руссо.
— Ну, я сейчас вернусь, — предупредил Пьерантони. Но вернулся он только через полчаса.
В своем кабинете он застал Сарачено. Того тоже задержали дела двух респектабельных синьоров, нечистых, однако, на руку.
Он подробно расспросил Пьерантони о деле Шпаги, и не ввести коллегу в курс дела было бы просто невежливо.
Когда он вернулся к Руссо, тот перечитывал письменные показания Валенцано. Он поднял глаза и вопросительно поглядел на Пьерантони.
— Джанни Кормани категорически все отрицает. Насчет похищения Тео у него железное алиби. Что же до убийства Пиццу, то он утверждает, будто в тот день играл на бильярде в баре. Но прошло больше недели, владелец бара и официант за точность его заявления не ручаются.
Он там постоянный клиент и всем им примелькался. Бар, между прочим, находится в том же самом районе! Салуццо этого Кормани пока задержал. Если удастся применить статью 238, то можно с санкции прокурора его и арестовать на месяц.
Пьерантони снова сел, закинул ногу на ногу и бережно потрогал пальцами мягкую кожу ботинок. Хорошие кожаные ботинки были его слабостью.
— А я бы повел поиски совсем в другом направлении, — продолжал он. Выдержал эффектную паузу и выложил свои главные козыри:
— Возможно, вам известно, что на предпоследней передаче Шпаги группка юнцов, которых он сам же и пригласил в студию, устроила кутерьму. По окончании конкурса я проверил это стадо наглых ослов и записал данные каждого — пусть не думают, что им легко сойдут с рук любые псевдодемократические выходки. «Он порылся в бумагах и вытащил программку.
— «Так вот. По-моему, это самые настоящие хулиганы. Правда, они клянутся, что узнали Шпагу во время демонстрации, окружили его и не отпустили, пока не получили пригласительные билеты. И Шпага это подтверждает.
Руссо разворошил кучку спичек.
— Шпага — самовлюбленный, капризный тип.
— Вот именно! — подхватил Пьерантони. — Не представляю себе, как это он согласился дать этой швали билеты. Пусть подробнее расскажет, что там произошло.
— Ну хорошо, а какая здесь связь? — не понял Руссо. И тогда Пьерантони выложил наконец козырного туза.
— Один из этих типчиков по фамилии… — он развернул программку… — Лучано Верде, студент, живет на улице Эстерле, в двух шагах от того места, где обнаружили труп Пиццу, убитого, как мило сказано в протоколе, «тупым оружием».
— О, о, это уже любопытно!
— На Радиотелевидении я с этой шестеркой не говорил об их политических симпатиях, но ручаюсь, что партий центра они не признают, все они либо крайне правые, либо крайне левые. Теперь выясняется, что Пиццу был фашистом.
— По-вашему, тут замешаны левые экстремисты?
— Во всяком случае, тут замешаны люди, преспокойно орудующие железными палками, — осторожно ответил Пьерантони.
Они помолчали. Во дворе пронзительно прогудел автомобильный гудок.
Пьерантони встал и подошел к окну — посмотреть, не рассеялся ли туман. Нет, он густой пеленой обволакивал улицы, и свет фонарей во дворе не в силах был через нее пробиться.
— Похоже, эту ночь мы скоротаем с вами здесь, майор, — пошутил он.
Руссо шутки не принял.
— Передайте эту фамилию в отдел проверки, — сказал он. — Посмотрим, новички ли это или опытные провокаторы.
Пьерантони разозлился, но на себя самого. Проверить все имена в архиве — эта мысль пришла ему сразу, иначе зачем бы он вообще стал собирать данные обо всей шестерке? Но похищение сына Шпаги отвлекло его, и он начисто забыл об этом первоочередном деле. Да что толку казниться. Поздно. И он спросил с нарочито глупым видом:
