— Кто у вас только что улетел на «Ан-2»?

— Селезнев полетел в Новоярск. За строительной бригадой, Георгий Всеволодович, — раздался в ответ женский грудной голос.

— Пусть ко мне зайдет, как вернется.

— Он не скоро вернется, Георгий Всеволодович. До конца дня не будет, — ответил тот же голос.

— Все равно, пусть зайдет.

— Хорошо, я передам, Ге... — Командир выключил связь, и голос, не забывающий в каждой фразе повторить имя-отчество Сидельникова, оборвался.

— Он надолго запомнит этот рейс, — Сидельников откинулся на спинку стула, выпрямился: — Простите, вы же просили сведения. Сам принесу сейчас.

Назвал наугад или точно помнил Сидельников количество рейсов, но действительно до обеда четырнадцатого июня из Нежмы вылетели шестнадцать транспортных самолетов.

Половину Шатохин отбросил сразу. Они летали в отдаленные точки. Выбраться оттуда трудно, как из глухого скита, летом исключительно по воздуху и, главное, только обратно в Нежму. Еще два рейса отпали в связи с тем, что самолеты не садились на чужих аэродромах: опрыскивали прошлогодний очаг поражения тайги шелкопрядом.

Оставалось шесть рейсов. В колонку Шатохин выписал:

7.30 — Чугуны,

8.20 — Новоярск,

9.10 — Шаламовка,

9.40 — Чугуны,

10.50 — Плотниково,

11.00 — Шаламовка.

Протянул листок Сидельникову.

— К рейсу, уходящему в Новоярск, я сам подходил. Не было там посторонних, — сказал командир отряда. — А на Чугуны монтажники полной загрузкой летели, им еще мест не хватило. После обеда довезли.

Итак, второй и четвертый рейсы отпадали.

Первый — слишком ранний, последний — поздний. Его Шатохин вычеркнул сам. Подумав, зачеркнул и предпоследний. Тоже поздно. Дальше из Плотниково улететь невозможно.

Оставалась Шаламовка. Да! Он уверенно поставил крупную галочку против третьего рейса, из диспетчерского журнала выписал номер машины.

— Колесников и Серегин, — назвал фамилии пилотов командир отряда, наблюдавший за каждым росчерком пера. — Молодые ребята, исполнительные. Комсомольцы. Второй год как после училища.

— В полете? — спросил Шатохин.

— В общежитии должны быть. По скользящему графику работают, — ответил командир отряда, огорченный тем, что оперуполномоченный не обратил внимания на их характеристики.

Шатохину было сейчас не до характеристик. Нетерпение подгоняло. Он встал.

— Можно с вами? — спросил командир отряда.

— Пожалуйста, — согласился Шатохин.

Барачного типа бревенчатое здание общежития летного состава находилось буквально в трех сотнях шагов от аэропорта. Они молча дошли до общежития. На спортивной площадке около здания группа парней в трусах и майках азартно играла в волейбол через сетку.

— Тут парни, — кивнул командир отряда. — С мячом — Серегин. Второй пилот.

Они обогнули штакетниковую ограду, вышли к спортплощадке.

— Колесников, Серегин, — позвал командир.

Запыхавшиеся, разгоряченные игрой парни тотчас же подбежали. На Шатохина едва обратили внимание, вопросительно глядели на командира. Шатохин решил дать первое слово ему. Разглядывал парней, одинаково рослых, умудрившихся за несколько погожих солнечных дней загореть до шоколадного отлива.

— Вот сотрудника милиции привел к вам, говорит... — начал Сидельников.

— Я говорю, — перебил его Шатохин, — про позавчерашний рейс в Шаламовку. В девять десять. Четырнадцатого. Вспомните-ка подробно. Особенно момент загрузки.

По тому, как тревожные тени пробежали по лицам, как переглянулись парни, понял: попал в точку.

— Ну-ну, парни, — не давая опомниться, торопил, наступал Шатохин. — Дело не шуточное. Пока только перед своим командиром ответственность несете.

— Вас ведь интересует не груз какой везли, не теодолиты, — пробормотал Колесников.

— Нет, не теодолиты, — строго отрубил Шатохин.

— Про ограбление пушного склада слышали? — спросил Сидельников.

— Георгий Всеволодович, она ведь просила... — не выдержал, заговорил первым Серегин, сильно бледнея.

— Кто — она?

— Диспетчерша наша, Смокотина Ольга Евгеньевна, — хмуро пояснил Колесников. — Попросила мужика одного подсадить...

— И вы подсадили?

— Конечно, — упавшим голосом сказал Серегин.

Колесников мрачно кивнул, подтверждая.

— Давайте-ка поподробнее, — велел Шатохин.

— Что подробнее-то, четырнадцатого утром, минут за десять до вылета, мы вышли из комнаты техников... — начал рассказывать Колесников.

— Вдвоем? — уточнил Шатохин.

— Да, вдвоем, без бортмеханика летали. Подходит наша диспетчерша и говорит: «Ребята, хорошему человеку в Шаламовку попасть нужно. Не в службу, а в дружбу, выручите. Он у самолета ждет». И пошла.

— Мы ей и не обещали, — сказал Серегин.

— Да, ничего не обещали, — подтвердил Колесников. — В пилотской минуты три побыли и к самолету пошли. Подходим, а он стоит около люка. «Уже летим, парни?» — спросил. Витька ему отвечает: «Да». Он в самолет и полез...

— Сел сам, а вы только везли, — угрюмо съязвил Сидельников.

Шатохин жестом попросил пока не вмешиваться.

— Подождите, ребята, по порядку. Смокотина, когда просила увезти мужчину, никак его не называла, не говорила, почему за него хлопочет?

— Да нет, — ответил Колесников.

— А раньше она обращалась к вам с подобными просьбами?

Колесников украдкой посмотрел на командира отряда, коротко кивнул:

— В апреле. Мы в Плотниково летали, тоже мужика одного везли...

— И так же он у самолета ждал?

— Не-ет, того она сама подвела, — вставил Серегин.

— А других летчиков просила?

— Откуда знать, — пожал плечами Колесников. — Не говорят же об этом.

— Верно... К пассажиру вернемся. Какой он из себя? Одет во что?

— В костюм. В плащ коричневый незастегнутый, прохладно с утра было. Лет сорок, с нас ростом. Волосы темные...

Шатохин вопросительно посмотрел на второго пилота: дескать, твоя очередь.

— Свежевыбритый, — неуверенным голосом добавил Серегин.

— Может, усталым выглядел? Одежда слишком новая или помятая? Не бросилось в глаза? — уточнил оперуполномоченный.

Колесников перекинулся взглядом с другом, ответил за обоих:

— Да вроде нет. Он у люка стоял.

— У открытого?

— Да, после загрузки его всегда открытым оставляют.

— А вещи какие были у него?

— В том-то и дело. Мы думали, он вообще без вещей летит. Сразу в голову-то не пришло, что он мог их заранее погрузить. А в Шаламовке уже я спрыгнул на землю. Он — следом с двумя чемоданами...

Первый пилот споткнулся, поняв молчаливый вопрос Шатохина, продолжил:

— Темно-коричневые, мягкие такие, на «молнии» и с двумя ремнями. Чешуя на коже, под крокодиловую, что ли.

— Прилетели когда в Шаламовку?

— Полтора часа лету.

— Денег не предлагал?

— Нет. Спасибо сказал и пошел.

— Пошел прямиком к аэровокзалу?

— А я даже не помню. Витька, ты не заметил?... Не знаем. Мы в кабину обратно полезли, за бумагами к грузу. И забыли о нем. Я чемоданы-то его запомнил — нам бы с Витькой в отпуск лететь с такими...

— Когда про меховой склад услышали, не мелькнуло подозрение?

— Да что вы! Если бы... Там же утром четырнадцатого, говорят, ограбили. Как бы он из Черданска попал? Нет. Да и не похож.

— Не похож? — переспросил Шатохин. — Хорошо, на этом пока остановимся. Зайдете ко мне в восьмой кабинет... — Он задумался насчет времени. Предчувствовал, день будет загружен до предела. — Часов в восемь зайдете. А пока о нашем разговоре никому.

Молодые пилоты отправились на волейбольную площадку. Шатохин, а следом и командир — к калитке.

— Молодежь зеленая. Вот так на удочку и попадаются. — Сидельников был подавлен.

Сзади послышался стук каблуков. Шатохин сбавил шаг, посторонился, дал возможность молодой женщине в яркой мохеровой кофте обогнать их, спросил:

— Кто эта Смокотина? Давно у вас работает?

— Год, — ответил Сидельников.

— Приезжая?