— К сожалению, только общий. Надо каким-то образом растревожить их, заставить забеспокоиться и этим обнаружить себя. — Турчин немного поколебался и продолжал, краснея: — Люба, моя девушка, как-то говорила мне, что ее тетка, Нина Степановна Майстренко, очень жадна на деньги. Уверен, что именно это и толкнуло ее на преступление.

— Опять предположения, — буркнул майор.

— Я Любе верю. Думаю, что из-за неожиданного для преступников поворота событий кассирша вряд ли успела получить свою долю. Теперь, когда Антонюка не стало, связь оборвалась. Искать нового связного они не осмелятся. Значит, хочешь не хочешь, им придется когда-нибудь встретиться. Нина Степановна от своей доли не откажется.

— Короче!

— Надо пустить слух, что Коротун уезжает из района, и тогда кассирша непременно начнет искать с ним встречи.

— Побоится, что Коротун прихватит и ее долю?

— Вот именно.

— Пустить слух — этого мало, — сказал майор. — Надо договориться со стройуправлением, чтобы Коротуна освободили от работы.

— Для нас да и для кассирши такой поворот большого значения не имеет, — возразил лейтенант. — Главное — чтобы он собирался оставить район.

Кузьмин сделал несколько глубоких затяжек и, погасив в пепельнице окурок, проговорил холодным тоном:

— Что ж, все правильно. Действуйте. Подключите дружинников. Дело тонкое, надо сработать так, чтобы подозреваемые ни о чем не догадались.

ТУРЧИН сидел с Любой и Ниной Степановной за дубовым столиком, казалось, прогибающимся от закусок и напитков. Солнце уже клонилось к вечеру. Лейтенант с утра ничего, кроме папирос, во рту не держал, но угощался неохотно. Чувствовал себя неуверенно, скованно, больше отмалчивался, правда, и Люба говорила мало, хотя она, по всему видно, радовалась, что приехала к тетке в гости вместе с Павлом. Зато Нина Степановна не унималась ни на минуту — ухаживала за ними, словно они были бог знает какими высокими гостями.

— Павлик, Люба, что же вы? — ворковала она. — Не хотите пить, так хоть ешьте. Попробуйте заливной язык... Берите, берите, не стесняйтесь. Я так рада, что вы меня навестили! Так рада.

— Ну что ж, пора и честь знать, — посмотрев на часы, сказал Турчин.

— Куда вам спешить? — засуетилась тетка. — Что у вас — дети плачут или ремонт в доме?

— Извините, служба.

— Да хватит вам убиваться на этой службе. Вы же у меня впервые и не успели порог переступить, как уже прощаетесь.

Турчин слушал спокойный, ласковый голос Нины Степановны, видел ее любезную улыбку и думал: или она незаурядная лицемерка, или непричастна к преступлениям.

Чтобы не выдать волнения, он взял с тарелки, придвинутой к нему теткой, ложку меда.

— Благодарю. Мед и правда необыкновенный... И все же мне пора ехать, — настаивал Турчин. — Скоро суд, надо подготовить кое-какие документы.

— Какой суд? Случайно, не над теми ворами, что обокрали кассы? — быстро проговорила Нина Степановна.

— Вы угадали. Ох, и пришлось мне с ними попотеть. Думал уже, что и с работой распрощаюсь.

— А что случилось? — встревожилась Люба.

— Преступник попался упрямый... Все улики против него, а он никак не признается. А потом взял да и выкинул штучку — вены себе перерезал.

— Разве ты виноват в этом?

— А разве бригадир монтажников, работающих на телевизионной башне, виноват? Не он же поил того парня, что разбился. Так и тут. Только у нас это делается куда проще. Ему посоветовали написать заявление, а у нас издают приказ и будь, как говорится, здоров.

— Где же тогда справедливость? — еще больше встревожилась Люба.

— Ничего, бог не выдаст, свинья не съест, — улыбнулась Нина Степановна.

Однако голос ее прозвучал холодно и сухо, а на лице отразилось беспокойство. И Турчин подумал, что задерживаться ему здесь действительно не стоит. Неприятно, конечно, что он обманул Любу, но никуда не денешься: преступник должен быть изобличен.

Турчин заторопился в райотдел.

Майстренко приехала в райцентр на следующий день. Сойдя с автобуса, она уверенно направилась к ближайшему телефону-автомату. Быстро сняла трубку и резкими движениями стала набирать нужный номер. Никто не отвечал. Немного подождав, она вторично набрала номер, но и сейчас звучали лишь длинные гудки. Майстренко повесила трубку, постояла с минуту, должно быть, размышляя, как быть дальше, и побрела в поликлинику, Через полчаса она оттуда вышла и опять направилась к телефону. В ответ — длинные гудки. На сей раз на лице Нины Степановны появилась растерянность. Немного помедлив, она заспешила на автобусную станцию. Там внимательно рассматривала каждого мужчину, каждый автобус...

Прошло несколько часов. Майстренко заметно нервничала: кусала губы, несколько раз становилась в очередь в кассу, но билета не брала. Куда она собиралась ехать — домой или к Коротуну? Скорее, все-таки к Коротуну. Мысль, что он может забрать с собой всю добычу, не давала покоя.

Наконец, ближе к полудню, телефон ответил. Трубку взял сам Коротун. Глотая в спешке слова и говоря больше намеками из опасения, чтобы кто-нибудь не подслушал, кассирша стала требовать у сообщника свою долю. Может, Коротун просил ее обождать, но она и слушать не хотела. Позабыв об осторожности, стала громко угрожать: «Сейчас же отдай половину. Иначе увидишь, что будет».

В конце концов Коротун сдался. Они условились встретиться в универмаге. Там их и взяли. Как раз в тот момент, когда бригадир передавал деньги кассирше.

Стоял декабрь 1939 года. Был сильный мороз. Из печных труб валил дым. Он столбом поднимался в небо. На улице редко встретишь прохожего.

Участковый уполномоченный села Лычково Котовского района Днепропетровской области возвращался со службы домой.

Было тихо. Только под ногами поскрипывал снег. Казалось, его хруст слышен в другом конце села. Ясный морозный вечер не предвещал беды. В окнах сельчан горел свет, в домах топились печи, наполняя комнаты теплом и уютом.

Участковый шел и думал о своем: о сыне. Завтра у него зачет в институте. Как-то он сдаст свою первую сессию? Вот и вырос Павлик. А ведь еще совсем недавно на рыбалку вместе ходили...

Размышления В. Танича прервали крики о помощи. Они раздавались с соседней улицы. Ни минуты не мешкая участковый сорвался с места и ринулся на голос. Вскоре он был около дома, из окон которого валил густой черный дым. Пожар... Пламя быстро распространялось, охватывая все помещение. Изнутри его слышался плач детей.

Закрыв лицо рукавом, участковый шагнул на голос. Через минуту он появился в проеме двери, неся на руках завернутых в милицейскую шинель двоих детей.

В квартире оставался еще грудной ребенок. Танич вторично бросился в дом, но проникнуть в него через дверь было уже невозможно. Тогда участковый разбил окно и через него вынес третьего ребенка.

У Танича обгорели брови и волосы, на нем тлела гимнастерка, руки были обожжены. Передав ребенка сбежавшимся сельчанам, мужественный милиционер продолжал вести борьбу с огнем до тех пор, пока не потерял сознание.

Очнулся он в больнице. Возле его кровати сидела мать спасенных детей и благодарно улыбалась участковому.

ПРИВАЛИХИН В. И. Родился в 1933 г. в селе Тегульдет Томской области. Окончил Томский педагогический институт.

Работал в многотиражной газете, в настоящее время внештатный корреспондент газеты «Красное Знамя».

Автор ряда произведений о сотрудниках органов внутренних дел. Член Союза журналистов СССР. Живет и работает в Томске.