Шаги. Скрип половиц.

– Ты должен спуститься и извиниться, – Кэр стояла между мной и моей комнатой.

Тут она видит альбом в моих руках. Выхватывает его, закрывает и кричит:

– Немедленно спустись и извинись!

– Нет, – руки сжались в кулаки. – Пусть убирается из нашего дома!

– Ты ведешь себя отвратительно, Максимилиан Джейкоб Вуд!

– Это ты отвратительна! – голос сорвался на крик. – Он не заменит отца!

– Что за ерунда? Это всего лишь дружеский ужин.

– Ты хочешь заменить его Усачом! А еще ты создаешь монстров! Я видел их! Видел в твоем альбоме! Видел наяву! – я не в силах остановиться. – Это ты во всем виновата! Ты виновата, что он бросил меня. Из-за тебя!

– Я не понимаю, – бормочет Кэр. – Что ты такое несешь? Видимо, это все – последствия сотрясения.

– Ты предаешь его! Тебе так сложно его ждать? Зачем тебе этот грач?

– Я просто живу дальше, сынок. Мы живем дальше. И я хочу, чтобы у меня были друзья. Я больше не хочу быть одной.

– Ты не одна! У тебя есть я! Тебе это мало?

Кэр хотела обнять меня, но я вывернулся.

– Я никогда не брошу тебя. Никогда. Ты самое ценное, что у меня есть. Я люблю тебя больше всего на свете, сынок. Но тебе пора смириться, что твой отец не вернется. Он ушел. Навсегда. Прошлое пора оставить в прошлом.

Я отступил на шаг.

– Так ты знала? Ты все это время знала?

– Знала что? – Кэр протянула ко мне руку, но я отшатнулся.

– Что мой отец застрял в прошлом. Что он не может вернуться!

– Макс, тебе надо прилечь. У тебя жар.

– Ответь мне! – я орал изо всех сил.

– Макс, я люблю тебя.

– Если бы любила, то не стала бы неудачницей! Если бы любила, то он бы тебя не бросил!

Кэр отступила на шаг и приложила руки к груди.

– Ты бы не бросила своих кукол! Я бы мог тобой гордиться! Мы бы могли жить нормально! Может, он бросил тебя, потому что ты неудачница!

– Твой отец мертв! – Кэр заплакала. – Ты это хотел услышать?

В голове загудело.

– Нет, я не верю тебе!

– Это правда, Макс! Он умер! Но ты был слишком мал, чтобы принять это. А потом… Потом я не нашла сил, чтобы вновь рассказать тебе об этом.

– Я не верю! – я ненавидел эту женщину и потому крикнул: – Лучше б это ты умерла!

В следующий миг щеку обожгло. Кэр ударила меня.

– Я ненавижу тебя! – я рванулся, оттолкнул ее, влетел в комнату и захлопнул за собой дверь, повернув замок.

Я ждал, что она будет колотить, кричать, ругаться. Но по ту сторону было тихо. А потом я услышал шаги. Удаляющиеся.

Я завалился на кровать. Матрас впервые показался жестким и неуютным. Повернувшись с боку на бок, я с трудом устроился между «горошин» и «иголок».

– Атта, ты тут? – позвал я монстра.

Тишина.

– Нет – так нет, – я закинул руки за голову. – Без тебя обойдусь. Я уже слишком большой для вымышленных друзей. Да и какой ты друг, если появляешься только когда тебе что-то надо.

Подушка полетела, ударилась о платяной шкаф и шлепнулась на пол.

– Мне никто не нужен! У меня есть ключ от всех миров и дверей.

Тут мне пришла в голову совершенно безумная мысль. Я отправлюсь в дом Паучихи, открою синим ключом дверь и попаду в прошлое… К моему отцу. Ему-то я точно нужен! Не зря он приходил тогда ко мне. А этот гадкий монстр захлопнул дверь!

Ярость кипела во мне. Осторожно выскользнув из комнаты, я пробрался в обсерваторию. Пригнувшись, припал к окну. В самый раз, чтобы увидеть, как Усач идет к своему пикапу. А она его провожает.

Этот мерзкий закат вновь залил все золотом и превратил весь мир в нечто нереальное. В безвкусную инсталляцию бездарного художника.

Я не слышал, о чем они говорят. Обсуждают, наверное, меня. Она, наверное, плачет. Вот он взял ее руки в свои лапищи. Я ненавидел их обоих! А еще… я ненавидел себя.

Я натянул толстовку, схватил рюкзак, засунул в него камеру отца, вытряхнул запас конфет из тумбочки, вытряс копилку и крадучись спустился с лестницы. Они все еще стояли у его машины. Я видел их в открытую дверь. Свернув в подвал, я схватил велосипед и открыл заднюю дверь.

Запрыгнул на моего железного дракона и надавил на педали.

Солнце скрылось за горизонтом. Последние отблески на небе, чернично-розовые облака. Я стоял перед темным домом и вглядывался в его темные глазницы-окна. Он был словно живой. Усталый, дряхлый старик, повидавший на своем веку так много. Сухой плющ будто забытые и спутанные рыболовные сети, трещины, облупившаяся краска, камень, впитавший в себя время и копоть. Но за всем этим я видел дом Амбер – наполненный смехом и радостью, умытый рассветами и закатами.

Я пошел по заброшенной дорожке. Поднялся на крыльцо.

Что ж, вот он – мой шанс. Сейчас дверь в прошлое откроется. В прошлое, где меня ждут, где мой отец и дом. Крылатый ключ обращал любую дверь в синюю и вел меня в прошлое. Мне не нужно было заходить внутрь, чтобы сталкиваться с призраками старухи и ее слуги. Я мог просто отомкнуть парадную дверь и шагнуть на порог лета 1936 года.

Я снял ключ с шеи. Посмотрел на ручку в виде морды льва, дотронулся до нее:

– Да, это снова я. Ну и потрепало тебя время.

Лев не ответил.

Я вставил синий ключ в замок и повернул его. Лазурные огни вспыхнули в глазах льва, сияние на миг ослепило, и я застыл на пороге дома Амбер.

Я видел Муху, держащую в руках поднос с фарфоровыми кружками, на каждой из которых раскинула крылья золотая ворона.

– Чай готов! – Амбер застыла посреди комнаты с подносом в руках.

– Привет, Амбер! – крикнул я и помахал рукой.

– Макс? – негромко позвала она и огляделась.

– Да, я вернулся! – радостно ответил я и шагнул в прихожую, но натолкнулся на невидимую стену.

– Амбер?

Но девчонка не обратила на меня ни малейшего внимания. Она не видела и не слышала меня. Я словно был по ту сторону зеркала и мог лишь наблюдать.

Поставив поднос на столик, Муха взяла одну из двух чашек и обошла комнату, остановившись у двери под лестницей. Я присмотрелся и увидел легкое сияние. Я только что покинул их дом. Это был момент моего позорного побега. Когда Корв столкнул меня с лестницы, когда я сам решил уйти, не сказав на прощание даже пары слов.

Амбер прикоснулась к двери, и та, замерцав, погасла.

– Макс? – голос Мухи дрожал. – Но как же так?

– Я здесь, Амбер! – крикнул я, но мой голос не долетел до нее. – Я вернулся!

Она не слышала, а я мог лишь смотреть. В ее голосе и положении рук, редких всхлипах и опущенной голове я чувствовал боль и обиду. И тут я понял, что мы с ней похожи. Ей больно и одиноко.

Амбер так и сжимала кружку. Ее пальцы стали белее фарфора. Закусив губу, она достала из потайного карманчика монетку и маленькую золотую палочку с петелькой-улиткой.

– Ведь ты не мог уйти без ключа, – выдохнула она.

Так значит, она украла мой ключ? Но зачем?

Она так и стояла, сжимая остывшую чашку, когда хлопнула входная дверь.

– Доброго вечера, юная леди, – донеслось от порога. – Что же сегодня я сотворил такого, что моя дочь встречает меня с чаем в руках?

– Доброго вечера, папа, – натянуто улыбнулась Амбер, не сходя с места.

Я увидел спину мужчины прямо перед собой. Он вошел в ту же дверь, на пороге которой стоял я, только в своем времени. Прошел сквозь меня, будто я был призраком.

– Ну, повернись, – как заклинание, прошептал я. – Пожалуйста, посмотри на меня.

Амбер смотрела на отца и молчала.

– С возвращением, мистер Стоун, – из какого-то темного угла вынырнул Корв и принял шляпу и трость хозяина.

Его фамилия Стоун. Что значит «камень». Как камни на площади, Угольные Старцы. А моя – Вуд, как деревья, что некогда хранили Амбертон. В этом была какая-то зловещая соразмерность.

– Доброго вечера, Корв, – мистер Стоун поставил портфель. – Ты не видел мой ключ для часов? Выронил его, видимо, утром за газетой. И весь день как без рук – часы остановились.