Mariatu Kamara with Susan McClelland

THE BITE OF THE MANGO

Карта Африки и Сьерра-Леоне

Сьерра Леоне

В Сьерра-Леоне любую историю рассказывают для того, чтобы поделиться знаниями, восстановить утраченную связь или переубедить слушателя. Мемуары Мариату выполняют сразу все три задачи. Миру не хватало именно такой истории, напоминающей о силе и стойкости человеческого духа.

«Вкус манго» — необычное, изложенное с пугающей честностью повествование о том, как двенадцатилетняя девочка стала жертвой одной из самых жестоких войн XX века. Это история о том, как девочка уцелела в той войне, лишившись не только детства, но и обеих рук. Ей пришлось научиться жить без них. Каково не иметь возможности вытирать собственные горькие слезы? Как вставать без помощи рук? Об этом и многом другом говорит Мариату в своей повести о потерянной невинности, о предательстве и об исцелении в страшные, лихие времена. Она описывает скромность, культуру, дружелюбие сплоченных жителей деревни в самом сердце Сьерра-Леоне; показывает, как война разожгла тлевшую в нашем обществе искру подозрительности и недоверия, когда сосед ополчился на соседа, брат на брата, сын на отца.

Эта пронзительная и по-прежнему актуальная история изложена простым языком, который отражает невинность Мариату и силу ее желания поведать миру о страданиях детей, угодивших в жернова войны. «Говорить о войне трудно, но, если уж начала, нужно довести дело до конца», — сказала мне Мариату во время нашей встречи в апреле 2007 года. Думаю, этот принцип она применяет к каждому аспекту своей жизни.

Глядя в светящиеся радостью глаза Мариату, не верится, что однажды она запретила себе чувствовать. Встреча с этой потрясающей девушкой в корне меняет представление о жертвах войны. СМИ любят рассказывать об их травмах и увечьях, но умалчивают о способности восстанавливаться и сохранять человечность.

История Мариату — реалистичный пример того, что значит быть и бойцом, и жертвой; что значит изменить себя, чтобы и дальше жить полной жизнью.

Я очень рад, что благодаря этой книге с Мариату познакомится весь мир.

Ишмаэль Бих июнь 2008 года, Нью-Йорк

Меня зовут Мариату, вот моя история.

Начинается она в год, когда мне исполнилось одиннадцать. В ту пору я вместе с дядей, тетей и кузенами жила в Сьерра-Леоне, в маленькой деревушке.

У сестры отца Мари и ее мужа Али я жила с младенчества и ласково называла их йа (мама) и па (папа). В сельских районах Сьерра-Леоне детей часто растят не мать с отцом, а родня. Как и большинство деревень страны, наша Магборо была крошечной: в ней жило человек двести. Домов с глиняными стенами и деревянными или жестяными крышами было восемь. В каждом обитало по нескольку семей. Взрослые спали отдельно в маленьких комнатах, а все дети — в большой, которую называли гостиной. Жильцы помогали друг другу: хозяйство вели вскладчину, женщины сообща готовили, а мужчины чинили крыши. Ну а мы, дети, вместе играли.

В школу никто из местных не ходил. Как и остальные жители Магборо, наша семья была очень бедной. «Ты должна помогать нам в поле», — твердила Мари. Дети из семей и деревень побогаче иногда проезжали Магборо по пути в школу. Некоторые из них даже учились в частных школах Фритауна, столицы Сьерра-Леоне. При встрече с такими счастливчиками я грустила. Мне очень хотелось своими глазами увидеть, что такое большой город.

Лет с семи, когда я достаточно выросла, чтобы носить на голове пластмассовые кувшины с водой и корзины с кукурузой, по утрам я отправлялась на ферму неподалеку от Магборо обрабатывать поля или убирать урожай. Землевладельцев в деревнях не было: мы работали на ферме сообща и каждые четыре года чередовали посевы, выращивая то кассаву (она похожа на картофель), то арахис, рис, перец или батат.

Не всех обитателей дома Мари и Али связывало кровное родство, но мы считались одной семьей и называли друг друга дядями, тетями, братьями и сестрами. Мохамед и Ибрагим, два моих двоюродных брата, уже жили в деревне, когда я совсем крохой появилась у дяди и тети.

Мохамеду было лет семнадцать — точнее сказать не могу, потому что жители Магборо не отсчитывают возраст и не отмечают дни рождения. Полный, с пухлыми щеками и бархатными глазами, Мохамед смешил людей при любом удобном и неудобном случае, даже на похоронах. Когда в деревне кто-то умирал, жители Магборо, как правило, три дня проводили в скорби. В это время никто не работал: мы сидели взаперти, и взрослые плакали и причитали. А Мохамед приходил в гости и шутил над чужими слезами:

— Вот услышат мертвые, как вы рыдаете, вернутся сюда призраками и вселятся в ваши тела.

Скорбящие оторопело смотрели на него, а Мохамед чуть тактичнее добавлял:

— Они умерли, потому что пришло их время. Им вовсе не хочется, чтобы вы оплакивали их до конца своих дней.

Мохамед был добрым и мягким. Когда еды не хватало, он отдавал свою порцию мне или другим малышам, приговаривая: «Ешь-ешь, ты же кроха, тебе расти нужно!»

Ибрагим отличался от Мохамеда абсолютно во всем. Высокий и худой, он был примерно на год старше брата и обожал командовать. Когда мы работали на ферме, Ибрагим вечно указывал мне и остальным детям, что делать. Если мы не слушались, он в бешенстве пинал лопату или ведро или просто уходил прочь.

У Ибрагима случались приступы: тело начинало дергаться, глаза стекленели, изо рта текла пена. Много лет спустя, после переезда в Северную Америку, я узнала, что такая болезнь называется эпилепсией.

Жилось в Магборо весело: по деревне бегали козы, под ногами путались куры. После обеда я играла в прятки с кузенами и друзьями. Одну из моих подруг тоже звали Мариату. Со дня знакомства мы с ней стали не разлей вода. То, что мы тезки, казалось нам очень смешным; мы с ней вообще много смеялись. Едва оказавшись на ферме, мы с Мариату упросили родных позволить нам работать рядом, чтобы не расставаться ни на минуту. Вечерами мы плясали подбой барабанов и пение соседей. Не реже раза в неделю вся деревня собиралась на представление. Когда подходила моя очередь выступать, я наряжалась в затейливый красно-черный костюм и изображала дьявола. Сперва я танцевала, а потом гонялась за зрителями, стараясь хорошенько их напугать.

Родителей я видела нечасто, но в десять лет отправилась погостить в Ионкро, деревню, где они жили. Однажды после ужина мы сидели на улице, и папа рассказывал, что было со мной до того, как я попала к его старшей сестре. В небе ярко светили звезды и луна. Из кустов доносился стрекот длинноногих кузнечиков, а в воздухе витали ароматы ужина — жареного перца, риса и курицы.

— Тебе повезло с самого рождения, — сказал папа, покуривая длинную трубку. — Ты появилась на свет в больнице, — продолжал он. Я знала, что для нашей деревни это необычно. — Твоя мама курила сигареты, причем курила много, и перед самыми родами у нее начались судороги и открылось кровотечение. В больнице сестры дали тебе специальное лекарство для глаз. Если бы не оно, ты осталась бы слепой.