Позапрошлой зимой в северной части второго этажа образовался эркер, и Вера с Марией были очень этому рады. Вниз по склону была река, за ней поля, а за ними – горы, смотреть на которые очень нравилось им обеим. В окна эркера упирались ветви груши. Весной они были облеплены пахучими соцветиями, их аромат сводил Веру с ума. Она непроизвольно тянулась на запах, так, что несколько раз чуть не вывалилась наружу. К осени груша гнулась под тяжестью своих плодов, срывать которые можно было сидя на подоконнике. Хотя Вера уставала их собирать и втайне хотела, чтобы ночью к ней в сад пробрались воры, унесли с собой весь урожай и съели его где-нибудь по ту сторону реки. Этого не происходило, поэтому плоды как гири с тихим стуком шлепались с веток в траву.
От дома Веры вниз к реке вела узкая тропинка длиною в восемьдесят пять шагов. Вдоль нее по склону росла малина, дикая капуста, ближе к воде, вдоль берега, – заросли медуницы, в честь которой и назвалась река. Во время цветения течение уносило с собой медовый шлейф, повествуя миру о неизведанных сладких далях.
Река была узкой и неглубокой, но своенравной. Перейти на другой берег по ней было невозможно. Противоположная сторона Медуницы, пожалуй, была единственной четкой границей Малого Славгорода. Наверняка, выходя из реки на том берегу, можно было удариться головой о невидимый купол. Из любопытства Вера однажды попыталась перебраться вброд, но не смогла. Сначала от ледяной воды свело лодыжки. Затем, все же сделав несколько шагов, Вера увидела, как река стала чернеть и расходиться. Испытывать судьбу не хотелось, поэтому она покорно повернула назад. С привычного ей берега Медуница вновь стала ласковой и прозрачной.
На запад от Малого Славгорода раскинулись высокие холмы. Их было так много, что дорога между ними плутала, закручивалась в кольца, исчезала за одним пригорком и внезапно выскакивала из-за другого. Можно было взобраться на возвышенность, спуститься, и вновь оказаться в начале пути. Хотя Вера не могла бы затеряться в холмах, даже если бы ей очень этого захотелось, – она хорошо знала здесь каждую петлю. Ей особенно нравилось, что все вокруг исчезало из вида, когда она спускалась вниз между пригорками, а затем открывалось вновь, когда поднималась наверх. В этом калейдоскопе в разные времена года складывались завораживающие взгляд узоры.
Через холмы пролегала дорога во второй город, где иногда поживала Вера, – Большой Славгород. Именно туда она сбежала после прихода С. пьяной ночью. Идти до него было целую вечность. В отличие от Малого Славгорода в нем были мостовые, аллеи, церковь, часы на центральной площади, дома по три этажа и даже уловимые жители.
Большой Славгород хоть и был действительно большим, Вера чувствовала себя в нем тесно. Все и всегда ей казалось слишком одинаковым – этот город застыл в тех формах, в которых, как в формочки для печенья, разлил его бог. Если в Малом Славгороде Вера могла прийти домой и не обнаружить дома, то здесь такого случиться не могло. Большой Славгород был скован в оковы. Добровольно, но он был запечатан в каменных стенах, брусчатке на дорогах, скамейках, ровными рядами расставленных в парках, и даже в сервизе в Вериной квартире, который, как она был уверена, окажись он в Малом Славгороде, во что-нибудь уже превратился. Тем не менее, Вера с удивлением обнаруживала, что проводит в Большом Славгороде очень много времени и даже замечает, как оно, время, рассеивается сквозь пальцы и утекает с ливнями в стоковые канавы. Это была крайняя точка на западе, до которой она когда-либо добиралась.
К югу от Малого Славгорода простирался лес. Он начинался практически сразу за домом дряхлого старика и издалека выглядел непроходимой мрачной стеной. Лес действительно был очень тенистым из-за того, что деревьев в нем было слишком много и они росли слишком плотно друг к другу. Сорокаметровые сосны сплетались кронами с дубами и лиственницами. Под ними, этажом ниже, раскидывались клены, под кленами – папоротники и кустарники. Все это многообразие каскадом обрушивалось откуда-то сверху на входившего в эту обитель, хотя Вера ни разу не видела никаких тропинок, и ей думалось, что вряд ли кроме нее здесь хоть кто-то когда-то бывал. Ночью над чащей каралькой зависал месяц. Полная луна завладевала лесом полностью, и он замирал в ожидании ее приказов.
Еще южнее, за чащобами, находилось мертвое болото. Деревья на подходе к нему становились реже и ниже, плавно переходили в вереск и мирт и открывали перед смотрящим широкое плато топей. Когда-то на месте болота было глубокое бессточное озеро, оно питалось редкими дождями, пролетавшими над Малым Славгородом. Ливни были обильными, летние месяцы – жаркими, поэтому жизнь на озере разрасталась быстро. Все то, что отмирало после этой агонии, медленно оседало на дне. Тлен скорой смерти хранил в себе запасы непочатой энергии – так образовывались залежи торфа, которого хватило бы, чтобы сжечь и Малый, и Большой Славгороды, и еще половину земли вместе с ними. Хотя по краям болота жизнь все-таки продолжалась – в ней больше не было буйства и хаоса, но был тихий и подчиненный спящей стихии быт.
Озеро, породившее мертвое болото, было очень глубоким. По подсчетам Веры, в самой его низине могла бы расти сорокаметровая ель, и ее макушка блекло мерцала бы под водой. Мертвым оно называлось, потому что его глубины были полны вязкой трясины, которая пожирала все вокруг, но ничего не давала взамен. Она как будто нагуливала жиры, чтобы питаться ими в такие же мрачные, как сами топи, времена.
По поверхности болото было обрамлено сосняком. Обойти его было невозможно, самой близкой точкой была выступавшая вперед часть противоположного берега. Там начинался темный лес. Он как будто зеркалил чащи, находившиеся ближе к городу, но утраивал их силу. Попасть туда можно был только напрямую по кочкарнику, в тех местах, где болото было не сильно глубоким. Кочки, покрытые шершавыми мхами, как маленькие островки торчали над водой, среди осоки и тины. Доверять им было нельзя – иногда они скрывались с пути, а некоторые просто лопались под тяжестью ступни. Тогда нога проваливалась в вязкую жижу, начинавшую стремительно поглощать добычу.
За все время брождений по мертвому болоту Вера провалилась в него всего один раз. Это был также единственный раз, когда она испытала страх, от которого впала в оцепенение. Сила, с которой ты совладать не можешь. Надо тщательнее продумывать пути. Тогда Вера со всего размаха наступила на кочку, оказавшуюся обманкой, – вздутый мох на черной поверхности. Эта фикция рассыпалась еще до того, как она успела сообразить, что происходит. Веру спасло лишь везение. Она держала в руках палку и, падая, по инерции воткнула ее в бугор перед собой – та уперлась во что-то твердое. Вера вцепилась в свой шест до крови. Одна нога ушла под воду почти до бедра, вторая соскальзывала. Ступня коснулась скользкой бязи – под ней скрывалась зловещая пучина, и исчезать в этой хляби совсем не хотелось. Больших усилий стоило отвоевать свое тело назад. После Вера долго сидела на возвышенности посредине болота, ее лихорадило. Все вокруг казалось подлым, почему-то особенно камыши. Но кто был виноват, что ей не хватило ума сначала ткнуть в кочку палкой, а затем наступать на нее? С тех пор Вера была крайне осмотрительна. Она изучила болото вдоль и поперек и знала тут каждый куст.
Несмотря на то, что темный лес и мертвое болото были наиболее сумрачными землями вблизи Малого Славгорода, самая сложная и неопознанная его часть простиралась на восток. К восходу тянулась бесконечно длинная дорога – там, где кончался город, начинались поля, ровные и душистые. С началом лета их застилало резедой. Тропинка по ним была прямой и, казалось, уводила в горизонт.
Поля постепенно мельчали, до тех пор, пока не натыкались на бездну – каменистый обрыв, покрытый туманом, из которого торчали лишь редкие пики таких же каменистых гор. Здесь был конец земли. Достоверно было известно, что за этой облачной дымкой не было уже вообще ничего, только лишь пустота. Горы висели в воздухе без опоры и где-то под ними, во мраке, медленно проплывали киты. Они были в тысячи раз больше Малого Славгорода, полей, лесов вокруг него. По пути они заглатывали миры и звезды, и, если долго всматриваться в облака под ногами, можно было увидеть их серые спины.
