Макар нагоняет меня между пролетами третьего и второго этажей. Он ничего не говорит, просто идет следом, а когда выходим на парковку, берет за руку и ведет к своему спорткару. Сняв с сигнализации, открывает для меня дверь, спешно обходит машину и жмет кнопку зажигания. Забирает мои вещи и перекладывает их назад, тянется к ремню безопасности и пристегнув меня, пристегивается сам и только сейчас поворачивается ко мне, выжидающе приподняв бровь.

— Третья городская, — озвучиваю я и Макар, коротко кивнув нажимает на газ, оставляя за нашими спинами всю невыполненную за день работу.

Я не заикаюсь о подобной чуши, что он вовсе не обязан куда-то меня везти, не упираюсь сесть в машину, не кричу и не психую. Сама знаю, что мне не стоит вести машину самой, но и это не все.

Время, когда вранье себе выливается за края, наступило совсем недавно. Я не могу с точностью до секунды сказать, когда именно, но оно пришло. Не стучало, не предупреждало о визите заблаговременно, я просто поняла это и приняла, как само собой разумеющееся.

И сейчас способна признать: в минуту слабости Макар Ветров мне необходим. Не могу сказать: «Горшочек, не вари» и перестать питать чувства к своему обидчику. Не могу. Но и черту переступить не могу.

Поэтому я молча сижу рядом, опустив окно, чтобы почувствовать свежесть ветра в беспокойстве о родных верчу в руках кулон, но ощущая капельку облегчения, что рядом так же молчаливо ведет машину Макар Ветров, а не хлопочет с нотациями Артем Лукашин.

Ну вот, докатилась. Теперь я их сравниваю. Хотя только ли теперь?

— Кто, Риша? — коротко спрашивает Макар, спустя минут пятнадцать дороги.

— Папа. Ногу сломал вроде бы… Господи, Влад! — я поднимаю глаза вверх, словно над головой не крыша автомобиля, а голубое небо и обернувшись, пытаюсь нащупать свою сумку. Тяну за ручку, она наклоняется, и половина содержимого разлетается, падая на пол.

Знаете, когда ты долго-долго держишься, уверяя себя, что все под контролем, а оно, то, что под контролем, летит на бешенной скорости куда-то в тартарары и ты понимаешь, что просто не в силах остановить этот чертов снежный ком обстоятельств? Если вам знакомо это чувство, то вот оно сейчас со мной.

Макар съезжает на обочину и включив аварийку, поворачивает мое лицо к себе за подбородок твердой рукой. Я попадаю в плен голубых глаз и на последних остатках самообладания пытаюсь вынырнуть из этого озера, но там, в этой небесного цвета глубине Арине Тумановой слишком комфортно, и я эгоистично желаю находиться подольше в этом все дозволенном забвении.

— Все будет хорошо, Арина. Твой отец жив и здоров, а кость срастется, он ведь еще совсем молод, — уголок рта ползет вверх, вызывая ворох воспоминаний, что в последнее время, сопровождают меня с завидной регулярностью.

— Переломы ведь бывают разные, да? — все же спрашиваю, пропуская в голосе надлом. Нет сил контролировать себя. Не сейчас.

— Да, но Григорий абсолютный везунчик! — шутит, пытаясь успокоить и я почему-то улыбаюсь, — Успокойся, моя девочка, — произносит куда серьезнее, — мы сделаем все, чтобы помочь твоему папе.

Я лишь сглатываю и поспешно киваю, не в силах ничего ответить. Макар переводит взгляд на мои губы, которые я инстинктивно облизываю и сжав челюсть, выдыхает. Он проводит ладонью по моей щеке, а меня ведет от этой ласки.

— Надо ехать, — произношу давно предавшим меня голосом, когда большой палец Ветровской руки оглаживает ямочку под нижней губой, — я сажусь ровно, откинувшись в кресле и сжимаю руки в кулачки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

Я будто наказываю себя этой болью за слабость, силясь напомнить собственной предавшей меня памяти, что с этим мужчиной будет больно стократ сильнее.

Макар подает мне телефон, подобрав его откуда-то и кладет на мое колено, очертив пальцами ногу. Он коснулся сквозь платье. Быстрое, ничего не значащее касание, но обожгло так, будто он дотронулся до кожи. А потом, нахмурившись, проводит ладонью по моим, заставив разжать пальцы. И еще раз по только что разжавшимся радоням, словно ему самому больно от этой ребяческой мелочи в виде лунок от ногтей. А затем он вдруг подносит поочередно мои ладони, оставляя на каждой поцелуй.

— Макар, — выдыхаю шепотом.

— Риша…

Но это все. Он задерживает на мне взгляд, а затем выезжает на дорогу, памятуя о том, куда мы едем, а я, наконец, набираю брату.

Глава 24

Как только машина Ветрова паркуется у здания больницы, я выскакиваю на улицу. Спустя несколько секунд, чувствую мужское пальто, которое окутывает мои плечи и схватив его подолы, запахиваю на груди. Макар распахивает передо мной дверь и я мысленно благодарю его за скорость реакции.

Внутри туда-сюда снуют люди, у окошка регистрации очередь, и я покрепче сжимаю телефон, собираясь позвонить матери.

— Туманов Григорий Васильевич, за сорок пять лет, перелом ноги, в какой палате? — останавливает Ветров из неоткуда взявшегося врача.

— С переломами на первом лежат. Сейчас вон в те двери, — он указывает рукой, — потом прямо по коридору и налево. Там уточните.

— Спасибо, — кивает и взяв меня за руку ведет по указанному пути.

— Молодые люди, халатики! — окрикивают нас, и я от бессилия закатываю глаза, тогда, как Ветров абсолютно спокоен.

Он в два шага преодолевает приличное расстояние между нами и бабусей, облаченной в белую форму и забирает из ее рук пару халатов. Один набрасывает на мои плечи, следующий на свои, потом все так же берет мою руку в свою ладонь и продолжает путь.

Я вижу маму сразу, хотя она и стоит у дальнего окна. Ссутулившаяся, с заплаканными глазами, она словно вмиг постарела.

Я обнимаю её за плечи, как только подхожу. Обернувшись, мама цепляется за меня, словно за спасительную веточку.

— Ну, ты же сама сказала, всего лишь перелом, мам… — я пытаюсь скорее разговорить её, потому что на утешение не способна. Сложно совладать с эмоциями, когда я сама ничего не знаю.

— Перелом, доченька. Просто я перенервничала очень, — выдыхает, силясь взять себя в руки.

Дверь хлопает, и мы разом поворачиваемся. К нам подходит представительного вида доктор и окинув жалостливым взглядом нас двоих, поворачивается к Ветрову.

— Кем приходитесь пострадавшему?

— Будущий зять, — не теряется тот. А я только глаза прикрываю стыдливо, потому что чувствую, как прожигает меня глазами Кристина Туманова. Ну хоть оклемается.

— Вот это нужно купить, будущий зять. И костыли не забудьте. Травма не сказать, чтобы очень серьезная, но в гипсе походить придется. И не жалейте больного, — смотрит на нас выразительно, — он вполне сможет передвигаться, только чтобы ходить стимул нужен. Не давайте отлеживаться слишком долго. В его возрасте, конечно, заживает не так быстро, но кость срастется. Но без самодеятельности! — рявкает строго, — Четко следуйте инструкциям. В заключении я все написал, Вам все отдадут вместе с выпиской.

— Когда можно будет забрать моего тестя? — вот это вошел в роль…

— Какого еще тестя? — звучит холодный голос моего брата. Господи, прости мои грехи… Дай мне исчезнуть, а? Ну и что, что я не верила в твое существование, вернуться на путь истинный никогда ведь не поздно, да? — Владислав Туманов, — тем временем тянет руку сначала врачу, а потом Макару.

— Выписка через два дня. Правила такие. Я все вашему родственнику передал, — вклинивается доктор, — повторять не буду, времени, уж простите, нет. Вы тут сами по-родственному объяснитесь. Не переживайте вы, девочки, выше нос! — шутит, напоследок, обратив внимание на наши с мамой заплаканные лица, — Поведет тебя папка к жениху! — весело бросает в нашу сторону и уходит. Шутник…

А Влад с Макара не сводит холодного взгляда.

— Макар Ветров, — говорит он, — Здравствуйте, Кристина Викторовна.

— Ну привет, родственничек, — цедит Туманов.

— Я чего-то не знаю, Арина? — мама поворачивает ко мне свои огромные ошарашенные глаза, а я не успеваю и выдохнуть. Теперь у меня и парень есть, и жених!