Всю оставшуюся неделю со дня моего принятия на службу наш десяток занимал дневные посты на въезде в посад. Работа была непыльная ввиду того, что людей в Запсковье ездит мало по сравнению с южными въездами в город, зато с понедельника нам было назначено следить за порядком на торге у Козьмодемьянского монастыря. Площадь, на которой располагался торг, была небольшой: по трем сторонам ее находились торговые ряды, а с четвертой пролегала улица напротив монастырской стены. Прямо посередине площади находилась важня (там взвешивался товар) и мытный двор, охраной которых и занимался наш десяток, хотя, по моему разумению, больше приходилось следить за целовальниками, как бы они чего лишнего в карман не положили. Однако работы было немного ввиду малости торговли, ведь в основном здесь были дровяные, кожевенные, хлебные да притулившиеся в углу торга две кузнечные лавки. Основной доход городу здесь давали дровяная торговля, что неудивительно ввиду большого количества кузниц в Запсковье, и хлебная, так как есть хочется всем и всегда. И это последнее обстоятельство делало работу напротив лавок с горячим хлебом и не менее горячими пирогами невыносимой, а доходивший до нас запах заставлял хотеть есть даже сразу после обеда. Чтобы как-то отвлечься от мыслей о еде, мы обычно заводили разговор на различные темы, но обычно сослуживцы просили меня рассказать о прочитанном мной накануне.

Тут надо сказать, что на третий день по приезде в Псков я посетил Спасскую церковь, что стоит у Образской башни, где служил священником отец Тимофей, друг моего учителя, отца Симеона. Мне надо было передать записку, в которой содержалась просьба моего наставника о доступе к книгам, дабы я мог улучшать навыки чтения. Придя к вечерне в церковь, я отстоял всю службу, после чего, дождавшись своей очереди, обратился к отцу Тимофею. Выслушав мою просьбу и прочитав записку, отче согласился помочь, однако, как оказалось, книг в распоряжении у него немного ввиду того, что большинство хранится в монастырях. Но отец Тимофей пообещал взять для меня «Жития Святых благоверных», так как их было много и нетрудно добыть. И вот через день я стал обладателем на месяц сей книги и тут же приступил к ее чтению, а сослуживцы, не обученные грамоте, прознав об этом, стали выспрашивать о прочитанном мной. Так было и сегодня в обычный день, кажется, четверг: мы стояли с Олегом (златокудрым, чуть ниже меня ростом, но старше годами воином) у важни, и дабы скоротать время, я рассказывал о житии князя Довмонта:

– Меня больше всего впечатляет в его жизни то, что, будучи иноплеменным и язычником, он смог обрести здесь веру и родину.

– Дак ты сам говорил, что ему бежать из Литвы пришлось под страхом смерти и выходит, что ничего другого не оставалось, – возразил мне Олег.

– С одной стороны, ты прав, но с другой кто мешал Довмонту, отсидевшись несколько лет во Пскове, собрать войска да отвоевать свои земли, а он этого не сделал и всю жизнь прожил здесь. Более того, он сумел честь и славу себе снискать на своей службе, да и святыми не за красивые глаза становятся, – сказал я и перекрестился.

– Да, правда твоя, не зря же кремль псковский его имя носит, и это спустя столько лет.

– Не зря… Одна битва у Двины чего стоит: меньше сотни православных воинов разбили восемь сотен литовских язычников, не без Божьей помощи, конечно, но как в народе говорят, «на Бога надейся, а сам не плошай».

– А я и не знал об этом. Все больше вспоминают битву здесь, под стенами Пскова, которая произошла прямо перед смертью благоверного князя.

– Это тоже подвиг, хотя под стенами крепости все же сражаться легче, да и сил здесь у Довмонта было больше, так что Двинская победа по мне более знаковая, там без Бога точно не обошлось. И вообще, я считаю, что Всевышний хранит православную землю от латинян. Сам посуди, только умер святой благоверный Александр Ярославович Невский, как нам был послан князь Довмонт, который продолжил его дело в защите от римских еретиков, он даже женат был на внучке великого князя.

– Умнó ты излагаешь и не меньше попа все знаешь. Тебе бы десятником быть, а то и сотником, разумом ты явно не обижен.

– Спасибо тебе за слова хорошие, но все-таки до попа мне далеко, а для сотника, сам знаешь, я родом худ.

В этот момент я заметил, как какой-то парнишка лет десяти, стоявший возле хлебной лавки, принадлежавшей монастырю, оглянулся по сторонам и взял с прилавка круг хлеба, после чего пошел к выходу с торга. Я, не закончив разговор с Олегом, опередив паренька, подошел к выходу с торга и только хотел спросить, где его родители или какие-нибудь старшие, как он, увидев меня, кинулся бежать, буквально проскочив под моей рукой. Покинув торг, он кинулся к Пскове, в сторону общественной бани, стоявшей на ее берегу. Не раздумывая я ринулся за ним и думал, что легко нагоню, но он, обогнув баню, помчался к лодочным мастерским. Паренек, легко лавируя между лодками, которых из-за начавшегося рыболовного сезона было много, начал уходить от меня, стесненного в движениях вооружением. Рассудив, что по такой дороге мне мальчугана не поймать, я решил бежать по соседней улице: все равно рано или поздно ему придется ее пересечь, ведь другого пути здесь нет, и оказался прав. Не успев добежать до конца улицы, я увидел, как паренек, не заметив меня, вбежал в предпоследний дом.

Уже не торопясь, я проследовал к маленькой избе, ставшей прибежищем юного воришки, и только сейчас понял, что со мной никто из сослуживцев не побежал, а значит, проблему решать придется самому. Тихо войдя в сени и подойдя к двери в комнату, я услышал доносившийся от туда ор – явно недовольный женский голос требовал сказать, откуда взялся хлеб, а в ответ еле слышимые нечленораздельные оправдания. Подождав, когда крики станут тише, я постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа. Моим глазам открылась небольшая комната, посередине которой стояли женщина средних лет и преследуемый мной мальчик, да еще в углу на скамье сидели две девочки примерно трех и шести лет. Когда я вошел, женщина воззрилась на меня с опаской, мальчик спрятался за мать и испуганно выглядывал из-за нее, старшая девчонка обняла младшую, а она, в свою очередь, с силой прижала к груди тряпичную куклу. Увидев эту картину, я остановился в растерянности у входа: все, что хотел сказать, тут же вылетело у меня из головы. Спустя минуту, поняв, что я не представляю сиюминутной угрозы ей и ее детям, женщина обратилась ко мне.

– Здравствуйте, господин. Вы, наверное, пришли по поводу этого, – указав на стол, где лежал круг хлеба, сказала она.

– Добрый день, – преодолев минутное замешательство, отвечал я. – Извините, что вошел без приглашения, но вы в общем-то правы, я пришел по поводу проступка вашего сына.

Сказав это, я пристально посмотрел на мальчика, а после этого перевел взгляд на его мать, которая, хоть и была уже немолода и носила на лице отпечаток нелегкого труда, все еще сохраняла данную Богом красоту.

– Милостивый господин, прошу, не наказывайте моего сына, я сама с ним разберусь, – взмолилась женщина. – Поймите, у нас отец этой зимой умер, и с того времени мы недоедаем, вот сын и не выдержал.

– Неужели у вас нет родственников, которые могут помочь?

– Мой брат помогает чем может, но он и сам небогат. В этом месяце он дал нам две копейки, три пуда пшена, два мешка репы да четыре пуда ячменя – с такого не разживешься. Сами видите – трое детей, приходится потуже ремни затягивать.

– Да уж, несладко вам, но воровать тоже не выход…

– Я все понимаю и готова заплатить за хлеб, хоть денег у нас и немного, но лучше уж так, чем дурную славу на всю округу иметь.

Произнеся это, женщина подошла к красному углу, достала из-за образа сложенную в несколько раз тряпочку и выложила из нее три новгородки с двумя полушками. Посмотрев на эти деньги и еще раз взглянув на детей, встретив голодный взгляд младшей девчушки, я сказал:

– Не надо этого. Хлеб не испорчен и даже еще не остыл, а значит, сейчас мы пройдем с вашим сыном на торг, где вернем товар в лавку.