– А как обращаться к сотнику по имени-отчеству? – помогая другу подняться, спросил я.

– Макарий Владимирович, – сверкнув в темноте глазами, ответил десятник.

Поднявшись на второй уровень, мы оказались в сумрачном боевом ходе, скудно освещенном бойницами, после чего проследовали к восточной стене, где в это время дня было очевидно светлее. Подойдя к одной из бойниц, десятник повернулся и стал оценивающе оглядывать нас; лицо его при этом не выражало ни каких эмоций, и сложно было понять, что он думает.

– Ты хотел обратиться к сотнику? – спросил он. – Можешь сделать это.

Внимательно оглядев все вокруг и не найдя больше никого, я понял, что этот десятник и есть сотник, от этого мне стало не по себе. Но сыну боярскому не пристало тушеваться, и, собрав все душевные силы, я сделал вид, что не обратил на это внимания и отчеканил:

– Василий Дмитриевич из Щукиных, разрядным приказом направлен в вашу сотню, прошу назначить мне службу!

– Хорошо, назначим…

– А я чего-то не понял, вы, что ли, сотник Макарий Владимирович? – недоуменно спросил Ждан.

– Да, – строго смотря, ответил наш командир, – но можно звать меня Макаром, а тебе, отрок, неплохо было бы представиться как полагается.

– Ждан Борисович из Дубовых, – смутясь сказал он, – тоже прошу назначить мне службу.

– Та-ак, ясно. Можно увидеть ваши грамоты из приказа?

– Конечно, одно мгновение, – сказал я, доставая из-за пазухи приказную бумагу, то же действие проделал и Ждан. Сотник, взяв бумаги и прислонившись к стене рядом с бойницей, видимо, чтобы было лучше видно, начал внимательно изучать написанное в них, периодически поглядывая на нас. Закончив изучение наших подноготных, слегка поправил ремень и вынес вердикт:

– Понятно, два ничего не знающих новика6, ну да делать нечего, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Ты, – обратился он к Ждану, – пойдешь в десяток Фомы Никитьевича, это тот который внизу стоял, он тебе и место для жилья укажет. А ты, – посмотрел он на меня, – в десятке Сергея Петровича, он сейчас на заставе у въезда в посад стоит, прямо по дороге. Да, чуть не забыл, оклад вам должны выдать на днях, как придет, я вас вызову. Ну в общем-то, все, можете идти.

Слегка поклонившись, мы пошли к выходу, но не успели дойти до двери, как Макарий Владимирович окликнул меня:

– Василий, задержись-ка еще немного.

Ждан, остановившись в дверях, повернулся ко мне с немым вопросом в глазах, на что в ответ я пожал плечами, недоумевая, в чем причина моей задержки. Но делать нечего: быстро и безмолвно мы попрощались, после чего я вернулся к сотнику. Макар Владимирович ожидал меня на том же месте у бойницы. Дождавшись, когда я подойду, он проводил меня в маленькую комнатку над воротами, которая, видимо, использовалась как склад оружия, так как в ней находились две затинные пищали с готовыми зарядами пороха и пулями, а также с десяток бердышей. Подойдя к столу, сотник зажег свечу и протянул мне какую-то бумагу, приказав прочитать вслух, что я и сделал:

– «Дубковской сотне на корм лошадям за май месяц отпустить сто восемь пудов овса, тридцать стогов сена, пять рублей и три алтына на прочие расходы». Немало, – закончив чтение, сказал я.

– Нет, мало – этого хватит, только чтобы прокормить сто лошадей, а с вновь прибывающими сынами боярскими у нас будет не меньше ста тридцати. Ну да ладно, не об этом сейчас разговор будет. В твоей грамоте написано, что ты читать умеешь, а это редкий навык среди детей боярских, но весьма полезный. Большую часть грамотных людей в сотне на строительство крепости приказали направить, так что сейчас у меня только четыре человека с бумагами работать могут, и это включая тебя. Ты удивишься, но во Пскове без умения читать на страже города стоять нельзя. К примеру, сейчас внизу, в воротах работает целовальник, мыто с въезжающих собирает и учет ведет в специальной книге, а правильно ли он это делает, не крадет ли, проверить можно, только сверив написанное с оплаченным, и работа эта возложена на нас. Так что хоть ты и будешь служить в десятке Сергея, но я постоянно буду направлять тебя в другие по необходимости. Понятно?

– Да. Теперь ясно, почему мой брат так настаивал на моем обучении чтению.

– Это хорошо. Главное помни: нечистые на руку люди будут тебя пытаться купить или запугать, но ты чести своей не урони и если служить будешь без огрехов, через год-два станешь десятником, а там, может, и до сотника доберешься.

Я, конечно, был еще молод, но все же не вчера родился и прекрасно понимал, что начальник мой, как говорится, «мягко стелит да жестко спать придется». Десятником, может, он меня еще и сделает, но сотником или хотя бы пятидесятником мне не стать, так же как не взойти солнцу на западе – худородные на такое претендовать никак не могут. Стараясь не выдавать своих мыслей, я одобрительно кивнул: в конце-то концов, получить в подчинение десяток дворян тоже очень хорошо при моем происхождении. Сотник посмотрел на меня и, удовлетворившись моей реакцией, сказал:

– Вот и замечательно. Теперь можешь идти в десяток, Сергей Петрович найдет тебе место для жилья, а заодно расскажет все подробности службы.

Поклонившись Макару Владимировичу, я повернулся и направился к выходу, не без труда преодолел спуск по темной лестнице и вышел на освещенную утренним солнцем улицу, где меня ждал Иванко с нашими лошадьми. Подойдя к нему, я вкратце поведал о нашем с сотником разговоре, и мой товарищ, по совместительству холоп и учитель, оказался удовлетворен услышанным и похвалил меня, как водится у него, немногословно. Закончив делиться впечатлениями, я оглянулся вокруг и увидел, как Ждан, стоя у ворот, разговаривает с десятником (кажется, его звали Фома), который давал последние наставления:

– …значит завтра, после утрени придешь сюда вместе с боевым холопом, и я подробнее посвящу тебя в работу, а пока иди с Игнатом, и он покажет дом.

– Хорошо, до завтра.

– До завтра. И не опаздывай.

Закончив разговор, Ждан пошел через ворота в сопровождении одного из стражников на посад, и я, недолго думая, поспешил за ними. Проходя через арку ворот, я кивком головы поприветствовал десятника, заметив стоявшего немного в стороне целовальника: упитанного и хорошо одетого мужика с бумагой и чернилами, человека, который вряд ли знает, что такое бедствовать при его-то работе. Не задерживая более внимания на сих достойных людях, я проследовал своей дорогой, нагнав друга в конце моста, перекинутого через ров.

– Ну как тебе начальство, Ждан? – спросил я.

– Сотник какой-то странный. Почему он сразу не представился? Выставил нас какими-то шутами. А вот десятник ничего, веселый дядька – рассказал, как на днях крестьянин пытался рыбу в портках пронести без уплаты мыта. Этот недоумок привязал ее к ногам и думал, что никто не заметит, а когда все выяснилось, около получаса стоял у ворот с голой задницей, веселя проходящих мимо людей.

– Да-а, действительно глупо поступил. Ясно же, что рыба будет вонять так, что только безносый не учует, хотя, возможно, он сам таким и был! – рассмеявшись, сказал я.

– Можно тише говорить? – отозвался провожавший Ждана служивый, если не ошибаюсь, по имени Игнат.

– Извини, не думал, что тебе это неприятно, – ответил я.

– Да при чем здесь это? Просто я вчера был на свадьбе брата, а сегодня голова болит, ну сами понимаете.

– Понятно. А что, на службе выходные бывают? – спросил Ждан.

– Вообще-то нет, но сотник отпускает, если событие важное, он человек строгий, но понимающий.

– Кстати, насчет свадьбы, – обратился Ждан ко мне. – Совсем забыл: я же летом женюсь.

– Да? А когда и на ком? – удивился я.

– Сам пока еще не знаю. Батя сейчас с будущим тестем договариваются. Слышал только, что семья не бедная, кажется, деревень двадцать под Изборском имеют.

– И как твой отец этот брак устроил? Вы же вдвое беднее?

– Все просто: род у них худой, дворяне только в третьем колене, так что получается с нас родовое имя, а от них – серебро в приданное.