– Помню, как я ковала их здесь. Как же давно это было. Я тогда ещё решила сделать эту броню чёрной, и похоже, этот цвет определи твой путь по жизни. Верно?

Ронин не ответил.

– Доспехи сделаны из прочной стали и покрыты сверху толстым слоем кожи, – продолжал кузнец. – В отличие от самураев, чья броня весит гораздо больше, ты будешь легче, быстрее и проворнее. Но есть и минусы. Расстояние между пластинами слишком большое. Это делает тебя уязвимым для стрел и ножей.

– Я никогда не искал лёгких путей.

Он близко подошёл к ней и взяв за руку вложил в мозолистую ладонь девушки мешочек с деньгами.

– Здесь сто золотых, Мира. Я знаю, что ты всегда сама зарабатываешь на жизнь, честным и упорным трудом. Но также я знаю, как ты еле сводишь концы с концами… Не смотри на меня так. Думаешь если меня не было рядом, я не узнавал, как ты здесь? – Мало заказов. И кузню могут скоро отнять за неуплату налогов. Так что хоть раз отбрось свои чёртовы принципы и просто прими эти деньги. А я…. – её старый друг неловко отвёл взгляд в сторону, – Что ж, мне пора уходить.

Он направился к выходу, но девушка бросилась вслед:

– Подожди, не спеши, мы ведь с тобой так давно не виделись. Я хотела тебе столько всего рассказать, да и ты был со мной не до конца откровенен. Так и не сказал, куда снова собираешься держать путь, я же…

– Мира, – сказал черный ронин, остановившись у порога, и бросил через плечо, – я благодарен тебе за все те годы дружбы, что ты подарила мне, но теперь я больше не вернусь. Я отправляюсь в своё последнее странствие. Чувствую, оно будет самым тяжёлым и трудным в моей жизни, ибо на сей раз я делаю это ради чести… Уверен, прольётся немало крови, будет много смертей, и кто знает, быть может и меня настигнет злой рок. Но именно таков мой путь, и ничего большего я не жду.

Он отвернулся от неё. Закрыл глаза. Тяжело вздохнул. И напоследок произнёс:

– Мне было очень важно увидеть тебя в последний раз… Береги себя.

Чёрный ронин исчез.

***

Она была сломлена. Казалось, весь мир перестал для неё существовать. Принцесса закрылась в своей комнате. Свернувшись калачиком, она бессмысленно пялилась в голую стену. Юная госпожа перестала что-либо чувствовать, кроме боли. Ненависть, отвращение и стыд тоже были, но боль перекрывала их с лихвой. Ей не хотелось жить. Все её мысли вертелись вокруг самоубийства.

Финальным аккордом послужила погода. Темные тучи сгустились в небе, заслонив собой луну и звёзды. Засверкали молнии и послышался гром. Всего минуту назад ночь была тёплой и приятной, а сейчас яростный ливень обрушился на стены дворца и поднялся сильный ненастный ветер.

Удивительно, как мир способен измениться в мгновение ока. И, пожалуй, это относилось не только к погоде.

Щёки принцессы были мокрыми, а глаза жгуче краснели от слёз. Не в силах больше терпеть эту боль, она взяла веревку от своего халата. Встав на стул, она привязала один её конец к потолочной балке, а другой – вокруг шеи. Сквозь всхлипы из её горла вырывался жалобный стон. Принцесса решила в последний раз посмотреть в окно перед тем, как шагнуть вперёд.

На улице природа сходила с ума. Молнии без остановки били по линии горизонта. Вдалеке, почти за пределами сада, принцесса увидела то самое сандаловое дерево. Под сильным ветром оно прогибалось. Шквальный поток дождя ломал все его сучья и ветви.

Принцесса решилась прыгнуть со стула… Дерево очень сильно прогнулось от ненастной погоды, ещё чуть-чуть и ствол переломиться пополам… «Я это сделаю… Всего лишь один шаг,» – внушала себе несчастная девушка… Его ствол трещал. Кора лопалась и рассыпалась, как труха. Дерево должно было сломаться…

Она дышала тяжело и прерывисто. Кровь прильнула к её мокрым от слёз щекам. Чтобы не оставить себе пути назад, принцесса в упор смотрела на сандал и в деталях вспоминала, как лорд Анджей её насиловал…

Звучат раскаты грома, и молния бьёт совсем рядом с деревом. Внезапно ненастье прекратилось. Ветер и дождь стихли. Почти все деревья в долине были свалены, кроме того самого сандала. В отличие от своих соседей, оно было более тонким и не таким крепким. Все его сучья были оторваны и разбросаны во все стороны. Дерево стояло голым, но не сломленным…

Принцесса упала на колени посреди комнаты, бросив верёвку в сторону. В этот момент боль отступила, и на её место пришла злость. Злость на всех, на всё и на себя в том числе. «Если быть принцессой означает представлять собой слабую и беззащитную даму, то я не хочу быть принцессой. Я не собираюсь выходить замуж за этого поганого ублюдка Анджея! Я не намерена быть проданной ему своей семьёй в качестве политического подспорья, – думала она, выпалив вслух:

– Я… я отказываюсь быть принцессой. Я отрекаюсь от своей императорской крови и от всего, что меня с этим связывает!

Под покровом ночи, сразу после бури, она незаметно для всех покинула дворец и безвозвратно исчезла. Потом ходили слухи, что её видели на юге. Там, где сплошные пески и жгучее солнце.

Перепутье судеб

Невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на время, место и обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвётся

Древняя китайская пословица

Стоял безумно жаркий полдень. Небо было ясное, и солнечные лучи раскаляли воздух. Он, словно пар, обжигал гортань и лёгкие при каждом вдохе. Аномальная жара убивала всё живое, что и так с трудом существовало в этой местности.

Здесь, на протяжении сотен километров, находилась всего одна дорога. Чёрная грунтовая монолитная линия тянулась от горизонта до горизонта. С правой стороны от неё располагалось бескрайнее море жёлтого песка. Оно лежало то совершенно ровно и гладко, то переливалось в извилистую и вечно волнующуюся форму с бесконечными ухабами и резкими углублениями. Если посмотреть по левую сторону этой дороги, то можно было лицезреть… о чудо! Точно такой же унылый пейзаж.

И через эту необъятную пустыню, ступая по чёрной словно сажа дороге, шёл человек. Плотный балахон с капюшоном полностью скрывал его лицо. Со стороны путник походил на священника, но это было лишь с виду. Каблуки на его сапогах уже почти стёрлись от тёмной грунтовки, по которой он вновь и вновь ступал, несмотря на безумную усталость и боль в ногах. Странник не рассчитывал преодолевать остаток своего пути пешком, но выбирать не приходилось. Его лошадь издохла ещё три дня тому назад. Да, подобная жара способна убить любого. Он чувствовал, что вот‑вот настанет и его черёд, ибо голод и жажда ослабили его и начали сводить с ума. Как назло, за последние сутки на его пути не попалось ни одного зверька, ни одной птицы или даже змеи. Ничего из того, что можно было убить, зажарить и съесть. Даже чёртовы кактусы куда‑то подевались. Чёрный путник сейчас бы не побрезгал выпить их донельзя горького сока, лишь бы это хоть как‑то придало ему сил идти дальше.

«Сокол не клюёт брошенного зерна, даже если ничего не ел. Подобно ему и воин обязан показывать, что сыт… даже если умирает от голода,» – произнеся это вслух, странник смог найти волю подавить в себе изнеможение и даже мигрень, вызванную неумолимо палящим солнцем, ведь сказанное не было пустым звуком. Это был один из постулатов великого кодекса бусидо, являющегося мантрой и молитвой для каждого уважающего себя самурая, коим когда-то был этот человек.

Путник внезапно остановился. Он резко повернулся назад и стал напряжённо вглядываться вдаль, но ничего, кроме следов от своих собственных сапог, не увидел. «Нет, там что‑то есть, – сказал сам себе, – что‑то большое… И оно очень быстро приближается сюда!».

Чутьё и тонкий слух его не подвели. На горизонте появилась карета, запряжённая шестью лошадьми. Она мчалась во весь опор и развивала сумасшедшую скорость. Странник по привычке достал из кармана повязку и плотно натянул её на лицо до самых глаз. Только после этого он вытянул правую руку в сторону и начал бешено махать приближающемуся транспорту. Экипаж проехал мимо, обдав потоком жгучего воздуха и песка. С каждой секундой он неумолимо отдалялся от него, оставляя за собой шлейф из поднятой пыли. Кучер словно и не заметил маячащего перед ним человека. Понимая, что эта карета, возможно, его последний шанс на выживание, странник предпринял отчаянные меры. Из-под чёрного балахона он достал небольшой метательный нож. Лезвие сверкнуло на солнце. Словно удар хлыста, его рука резко замахнулась, ловко воткнув нож прямо в заднее колесо кареты по самую рукоять. Совершив полный оборот, дубовый обод повозки покрылся трещинами. Из-за платка и капюшона не было видно, как улыбка расплылась по лицу странника, – болезненная, вымученная и некрасивая, но всё же улыбка.