Я знаю, что девушка отдаёт энергию, выработанную ранее – во время молитвы, и уже завтра на месте срезанных вырастут новые цветы. Но всё равно в груди болезненно ноет при виде того, как на конце стебля появляется сок.

– Разве мы не наносим им вред? – неуверенно интересуюсь я.

Кожа девушки больше не светится, и Мелисса, передаёт мне цветы, а, убирая нож, поднимает ко мне голову.

– По неосторожности делаем это едва ли не каждый день. Приносим вред всей природе.

Она замолкает на несколько секунд, а я поражаюсь тому, как её слова вызвали во мне непредвиденный протест. «Приносим вред всей природе»?! Что это значит?!

– Мы также намеренно пользуемся её дарами, – продолжает садовница, как ни в чём ни бывало. – Как я сейчас. Однако стараемся жить в гармонии с ней и всегда даём что-то взамен.

После её предыдущих слов эти кажутся неубедительными, и неприятное чувство поселяется в груди, вынуждая начать спор.

– Да и вообще, – добавляет девушка, пока я продолжаю сжимать в руках букет и стараюсь сдержать необдуманные порывы. – Тебе ли волноваться об этом?! Ты приносишь исцеления больше, чем кто-либо.

Серьёзный тон, с которым Мелисса произносит эти слова, заставляют удивлённо распахнуть глаза. Девушка замечает мою реакцию. На её щеках выступает румянец, однако Мелисса, преодолевая неловкость, решительно касается моей руки ладонью.

– Я знаю, не стоит этого говорить, – произносит она так тихо, что приходится прислушиваться, хотя мы находимся всего в нескольких шагах друг от друга. – Однако ты способна на большее, чем исцелять животных. Я не прошу тебя выращивать цветы и деревья, но догадываюсь, что ты можешь быть полезна и в другом. Пожалуйста, хотя бы подумай об этом…

Лихорадочный взгляд девушки шарит по моему лицу, пальцы едва не до боли вцепляются в руку, и я запоздало отшатываюсь, застигнутая врасплох страстностью речей и в то же время возмущённая словами.

– Я ни в коем случае не хочу обидеть тебя или поставить под сомнение решения авгуров…

У меня закрадывается смутное подозрение, которое с каждым издаваемым садовницей звуком быстро перерастает в убеждённость, а вслед за ней на меня обрушивается осознание того, как именно она уязвляет и оскорбляет меня…

– … но мне кажется, ты догадываешься, о чём идёт речь… – продолжает Мелисса, посылая мне многозначительный взгляд и ещё сильнее понижая голос.

В груди быстро поднимается волна запретной злости.

Если Мелисса говорила тихо из-за того, что боялась привлечь внимание, то мало боялась. О таком не то, что шёпотом говорить – даже помышлять нельзя!

Только в одном она права: я действительно догадалась, о чём речь, а главное, знаю, кто надоумил вести такие разговоры!

Разочарование жжёт внутренности, и я уже открываю рот, собираясь выдать гневную тираду, но не успеваю ничего сказать, как до меня доносятся шорохи, а спиной я ощущаю движение. Взгляд девушки перемещается куда-то за моё плечо. Она натянуто улыбается, но в её тоне слышится досада, когда она говорит:

– Мне кажется, тебе пора.

Не нужно поворачиваться, чтобы понять, что пришёл тот, в ожидании кого я коротала время в саду. Но больше я не чувствую тревоги из-за предстоящей встречи. Теперь я ощущаю только горечь из-за разговора с садовницей, и даже не пытаюсь скрыть неприязнь, с которой смотрю на Мелиссу, прежде чем порывисто отвернуться от неё и уйти из сада.

* * *

Неприятный осадок маленькими, но тяжёлыми камешками оседает в моей душе. Мы с Фортунатом обошли по кругу всю Аметистовую аллею, однако перебросились всего несколькими фразами. Мы дружим достаточно долго, чтобы даже молчать было уютно, но сегодня всё иначе, и, возможно, истинная причина в том, что я слишком угнетена после разговора с Мелиссой…

Думать о плохом совсем не хочется, тем более, когда вокруг стоит умиротворяющая тишина: после обеда эдемы по обыкновению вернулись в Муравейник, решив отдохнуть час-другой.

Мы почти доходим до нужного места, как внезапно громкий щебет птиц окончательно возвращает меня к реальности, и становится стыдно за то, что я так долго продолжаю погружать саму себя во мрак, а парень всё это время терпеливо ждёт, когда же я успокоюсь. Невольно вскидываю глаза, как будто только сейчас его узнаю, а уже в следующее мгновение возникает ощущение, что я действительно вижу его впервые.

Как и Нона, Фортунат обладает необычной и яркой внешностью, которой может позавидовать любой юный эдем. Вместо волос у него иглы, как у ежа, только белые. Такие же на плечах и руках, но меньше. Острые скулы, прямой нос и грозно нависающие брови в совокупности с высоким ростом и крепким телосложением придают молодому эдему поистине угрожающий вид. Но если внешность Ноны соответствует её характеру, то о Фортунате можно сказать только обратное. Однако понимаем это, наверное, лишь мы с Ноной, потому что с тех пор, как Фортунат появился в нашем Фрактале, другие близкие друзья, кроме нас, у него так и не появились. Хотя ни одна девушка не отказалась бы пойти под его защиту. Ни одна, кроме Ноны.

На груди и предплечьях – изящные узоры, едва заметные днём, однако ночью они сияют ярко, напоминая мерцающую паутину, усыпанную росой.

– Авгур Гилар отпустил меня на несколько часов, – предупреждает эдем.

Под внимательным взглядом я замираю, застигнутая врасплох за разглядыванием Фортуната. Хорошо, что он сегодня в рубашке, а не с обнажённым торсом, как любят ходить многие юноши во Фрактале. Правда, полупрозрачная ткань едва ли прячет крепкие мышцы.

Пытаясь скрыть неловкость, я поспешно поднимаю взгляд, и это ошибка, потому что тут же наталкиваюсь на янтарные глаза. Редкий цвет никого не оставляет равнодушным, я не раз слышала комплименты в адрес моего друга, но сейчас с толку меня сбивает не привлекательный оттенок: в глазах пляшут озорные огоньки, а кривую улыбку и вовсе не получается игнорировать.

Мои щёки заливает румянец, когда я догадываюсь, что Фортунату не терпится прокомментировать моё поведение, но он находит в себе силы сдержаться, а когда говорит, то его голос звучит ровно и спокойно, почти как ни в чём не бывало. Почти.

– Мы идём к Гористому венку?

Я с радостью хватаюсь за спасательную соломинку:

– Что ж, когда ещё у тебя будет несколько свободных часов? Стоит потратить их с пользой.

Фортунат кивает.

– Покажешь того, о ком все говорят?

Теперь киваю уже я, а мне ответом служит обаятельная улыбка.

Мы приближаемся к западной части Фрактала, к низине, раскинувшейся у подножья гор. Из-за того, как резко сталкиваются в этом месте ландшафты, уже издалека можно увидеть все главные постройки.

Из-за деревьев виднеется часть домика на опушке леса, где располагается пайдейя – школа для детей. На самом верхнем ярусе – открытая круглая площадка, называемая Главной террасой. На ней проводят общие уроки и собрания для учеников. Другие ярусы скрываются в густой листве, но даже если бы их не прятали кроны деревьев, с такого большого расстояния рассмотреть не получилось бы.

Правее от пайдейи, вдоль гряды, расположились хижины: домик художников – из большого количества открытых и полузакрытых балконов; сооружение круглой формы, похожее на гриб, созданное ювелирами; шатающаяся палатка строителей, обладающая прямыми линиями и запоминающаяся угловатостью; хижина целителей – два небольших домика на дереве.

Мы подходим ближе и теперь видно, что хижина художников окружена паутиной, ведь именно из неё мастера создают одежду и даже украшения. Ставни окон украшены изысканной резьбой, а балконные ограждения густо укрыты плющом.

Хижина ювелиров имеет округлые формы, из-за чего складывается впечатление, что домик растолстел. Под сооружением виднеется толстый ствол дерева, напоминающий ножку гриба, усеянный дверями и окнами. Из-под земли выглядывают могучие корни. Говорят, что из шатающейся палатки подземные туннели ведут прямо в горные пещеры, где ювелиры добывают драгоценные камни, из которых после создают чудесные украшения. Их работа овеяна не меньшей таинственностью, чем медитации, проводимые внутри ствола дуба, однако кто знает, что из легенд – правда…