Трепет, дрожь, предвкушение. Я чувствую слишком много всего. Но одно знаю точно: несмотря на волнение, стоит оказаться рядом с Фортунатом, и я забуду о переживаниях, равно как и о той тоске, что ощущала утром, сидя перед насыпью, усеянной цветами. Рядом с Фортунатом я не вспомню о ней. Почти.

И это самое главное.

Поэтому я отвечаю бабушке со всей уверенностью:

– Я выбрала, кому подарить душу.

На рассвете я молюсь на берегу океана. Мне нравятся приглушённые крики птиц, плеск воды, золотистые отблески на пробуждающихся волнах, которые очень быстро превращаются в ярко-оранжевые, а затем, как только Солнце поднимается выше, в более нежные оттенки жёлтого.

Нона была права. После молитвы я возвращаюсь домой, чтобы переодеться в обычную одежду, отправляюсь на север Фрактала, где наблюдаю за животными, в обед иду перекусить, после чего провожу время с бабушкой или выполняю какое-нибудь поручение авгуров. Если есть настроение, я вновь сижу на берегу, любуясь закатом, и тогда мир превращается в сказочный, не такой яркий, как на рассвете, не пронзительно золотой, а скорее лилово-розовый.

Так проходит почти каждый мой день, и завтра жизнь наверняка войдёт в привычное русло. Но сегодня всё иначе.

Утром в Аметистовой аллее я ощущала грусть едва ли не осязаемо, а сейчас с большим трудом вспоминаю былую тоску. Пальмовая роща залита полуденным Солнцем, вода насыщенного бирюзового цвета искрится в лучах и, кажется, веселее обычного плещется у берега. Моё тело обдувает ветерок, и я не против, если он прогонит из моей головы все мысли, как и муравьёв, которые так и норовят забраться по ногам.

Наблюдаю, как дети пытаются уместиться все вместе на небольшой возвышенности из утоптанного песка. Каждый старается удержаться сам и помочь соседу, однако получается не всегда ловко.

Одна девочка хватает мальчика за плечо за мгновение до того, как он, покачнувшись, едва не падает с возвышенности. Эти двое приходят в движение, в попытке удержать равновесие, ребятам на другой стороне места оказывается слишком мало, и парень с криком хлопает в ладоши, так и не поймав мальчишку помладше в момент, когда тот оступается и оказывается за пределами возвышенности.

Вся группа детей разочарованно вздыхает, пока наставник – парень немногим старше своих подопечных – интересуется, почему команда потеряла участника. До этого он почти не вмешивался в игру, впрочем, как всегда, но теперь ненавязчиво направляет детей, подсказывая, в чём они допустили оплошность, и напоминает правила следующей игры.

– Задача каждого – поддержать другого, а не устоять самому, – говорит наставник, и ветер доносит до меня его слова. – Хватит на сегодня пьедестала. Как насчёт поводырей?

Дети согласно кивают головами и возбуждённо обсуждают, кто в какую команду пойдёт. Пока они выясняют отношения, наставник замечает моё внимание, машет рукой, приветствуя, и я отвечаю тем же жестом.

Парень выкладывает камешками препятствия, и дети разбиваются на пары. В каждой один стоит впереди, а другой – на расстоянии вытянутой руки с закрытыми глазами. Поводырь начинает медленно двигаться, а слепой следует за ним, стараясь не потеряться.

Игрокам приходится пройти по вымышленному мосту, проползти через пещеру, перепрыгнуть через речку, и при этом не столкнуться с другой парой.

Подсказывая и поддерживая друг друга, игроки преодолевают все препятствия. На втором круге траектория и скорость движения увеличиваются. Наставник, как и прежде, не вмешивается, но пристально следит за детьми, заботясь о том, чтобы поводырь заботился о слепом и водил его между препятствиями осторожно.

Глядя на то, с каким усердием дети выполняют задачи, я не могу не испытать гордость. Она, как и поднимающийся ветер, касается моей спины уверенным движением и заставляет расправить плечи.

Помню, как и сама играла в эти игры. Моим поводырём обычно была Нона, иногда Фортунат. А ещё мы любили «невидимки» и «слушай хлопки», хотя в первой игре Фортунат находил меня слишком быстро, а во второй, пока звучала музыка, Нона намеренно танцевала нелепо, я не могла сдержать смешки и обычно пропускала момент, когда ведущий хлопал в ладоши и нужно было принять позу аиста или лягушки. Конечно, после этого я выбывала из игры.

Ветер усиливается, и дети уходят из Пальмовой рощи. Я запрокидываю голову, наслаждаясь потоком воздуха, любуюсь крупными листьями, которые напоминают веера, и шершавыми стволами пальм, похожими на чешуйки ящериц, а когда опускаю взгляд, то наблюдаю за голубями и воробьями, которые прилетели едва ли не к моим ногам. Они выбирают самые лучшие семечки, разбросанных неподалёку. Рядом другие две голубки бегают по кругу, забавно перебирая лапками, как будто решили немного потренироваться прежде, чем пойти на обед.

Наконец я сама поднимаюсь и иду вдоль берега к ценакулу: между четырьмя стволами установлена кровля из пальмовых листьев, а под ней расположены плетённые из ротанга кресла и столы, ломящиеся от фруктов и овощей.

Обычно я ем раз в день в обед, как и большинство взрослых людей, но иногда позволяю себе, подобно детям, есть часто и понемногу. Вкусненького особенно хочется после исцеления ран. Хотя на нежные орехи пекан или сладко-кислый мангустин я, признаться, всегда смотрю с предвкушением. Что поделать: их я люблю так же, как холодную родниковую воду.

Но это всё – обычно. Сейчас же я начинаю терять спокойствие, которое почувствовала на берегу, постепенно возвращается тревога, а вместе с ней пропадает аппетит. Мои руки и босые ноги непривычно мёрзнут, а когда меня замечают знакомые эдемы и мы здороваемся, я, застигнутая врасплох их внимательными взглядами и плохо скрываемыми улыбками, смущённо поправляю невидимые складки на топе и шортах.

Возникает чувство, что весь Фрактал знает о том, на какую встречу я иду.

Возможно, я зря позволила бабушке убедить себя, будто и так выгляжу достойно. Всё-таки стоило одеться более нарядно…

Остановившись возле стола, я беру несколько долек уже почищенного кем-то мандарина, но проглатываю их с трудом, а когда подношу ко рту яблоко и чувствую обычно пленительный запах, мне становится тошно, и я кладу фрукт обратно.

Вечером столы будут ломиться от изысканных блюд. Подадут фрукты, сотней разных способов приготовят овощи, соблазнительные запахи приправ будут витать в воздухе, заставляя животы недовольно урчать. От числа салатов зарябит в глазах.

На обед приходят другие эдемы, хитрых улыбок и любопытных взглядов становится всё больше. Не выдержав, я торопливо покидаю ценакул и выхожу на пляж. Отсюда хорошо видно другой берег небольшого залива, где красками взрываются цветущие сады. Восточнее простираются наши поля, за ними – бескрайние степи и холмы. Я была там лишь однажды, но хорошо помню, как волшебно пахло ромашкой и лавандой. Теперь ощутить запах не получается – его перебивает тонкий аромат абрикоса, растущего в садах.

Я почти не бываю в этой части Фрактала, и сейчас, ведомая чудесным ароматом и яркими красками, иду вперёд, с любопытством осматриваюсь, приближаясь к саду, приоткрываю калитку, но, сделав всего несколько шагов, замираю в нерешительности перед рядами яблонь, покрытых нежными румяными цветами, а следом – персиковых деревьев, пылающих насыщенными розовыми оттенками.

Огромный комплекс может показаться лабиринтом даже для эдема, который прожил во Фрактале всю жизнь с самого рождения, но только не для садовников, которые каждый день дарят земле и растениям свою любовь.

– Красиво, да?

Я оборачиваюсь на мелодичный голос.

Мелисса.

Её кожа чуть темнее, чем обычно у эдемов, ведь покрыта лёгким загаром. Зелёно-карие глаза смотрят с любопытством и добротой.

– Вновь цветут, – завороженно произношу я.

– Мы тоже умеем молиться. Не с такой любовью, как ты, но всё-таки, – девушка робко улыбается, и я отвечаю ей тем же. – Насыщаем себя солнечной энергией, а потом передаём её часть растениям, чтобы они лучше цвели и давали урожай так часто, как это необходимо.