Я смотрю на контейнер кайенского перца, стоящий на полочке со специями. Я быстро добавляю его на дно миски, наливаю соус, затем размешиваю содержимое венчиком и отставляю в сторону для порции Райдера. Как раз хватит, чтобы у него аж язык вспотел, а через несколько часов он срал огнём.

Я слышу, как Райдер позади меня распаковывает вещи, как его ноутбук с тихим стуком опускается на деревянную столешницу, как его пальцы пляшут по клавишам. Мой телефон пиликает.

«Я так понимаю, большая часть этого предназначается для меня».

Я издаю невесёлый смешок. Хватает же ему наглости. «Самонадеянно с твоей стороны», — печатаю я.

У него вырывается тихий звук, почти похожий на фыркающий смешок. По моей спине бегут мурашки. «Весьма грубо готовить еду в чьём-то присутствии и не предложить покушать».

Я закатываю глаза. «Ну, как ты и сказал, ты имеешь дело не с леди. Грубость — это моя специальность». Я начинаю новое сообщение, печатая: «Я и собиралась покормить тебя, Лесоруб. Рассчитываю, что это сделает тебя менее ворчливым».

Он замирает, застыв в профиль. Райдер приоткрывает рот, как будто хочет сказать что-то, а не напечатать — хотя у меня не складывается впечатление, что он способен на это. Я смотрю на его густые ресницы, длинный прямой нос и жду. Но он поворачивается обратно к компьютеру и печатает: «Я не ворчливый».

«Ты ворчливый», — пишу я в ответ. Как раз когда я собираюсь сказать ей, что ужин готов, Руни чуть ли не вприпрыжку влетает в комнату.

На её щеках играет виноватый румянец, и она продолжает виновато коситься на Райдера. Она по натуре прозрачная, так что мне нравится подзуживать её, хотя на деле я знаю, что она не сможет соврать даже для спасения собственной жизни.

— Как интересно, — говорю я ей. — Ты просто инстинктивно знаешь, когда приходить за едой. Ты как будто шпионила через крохотную щёлочку в двери и наблюдала за столовой.

— Я как щеночек, — говорит Руни, перекинув волосы через плечо и избегая моего взгляда. — У меня острое обоняние, я всегда знаю, когда еда готова, и сразу бегу.

— Ага, конечно, Ру, — выключив конфорку под сковородкой, я раскладываю пасту по трём тарелкам, старательно заливая порцию Райдера соусом. Передав Руни её тарелку, я похлопываю ещё по щеке. — Чеши отсюда, шпионка недоделанная.

Лицо Руни скисает.

— Ладно, я шпионила. Но это было как горячее немое кино — многозначительные взгляды и томный язык тела, — она обмахивается ладошкой. — Вы, ребята, лучшее развлечение, чем потный беззвучный теннисный матч. Ну, типа, там всё беззвучно, если не считать их кряхтения.

Мысль о чём-то потном и кряхтящем с Райдером внезапно вызывает прилив жара между ног. Я готова отвесить себе пощёчину.

— Прекрати болтать глупости, — я дёргаю Руни за хвостик. — Иди уже.

— Ладно, — чопорно говорит она, разворачиваясь на месте со своей пастой. Оказавшись на пороге спальни, она поворачивается обратно и машет Райдеру. — Пока! — натурально орёт она.

Райдер вздрагивает, затем неохотно машет в ответ.

Я ставлю перед ним тарелку, затем обхожу стол по кругу и сажусь напротив со своей порцией.

— Нет аллергии на морепродукты? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— Вот чёрт.

Райдер прищуривается. Выглядит это почти так, будто он сдерживает улыбку. Он снимает бейсболку — на удивление вежливый и джентльменский жест. Собрав свои густые и косматые светлые волосы и завязав их резинкой, он запускает вилку в пасту.

Я наблюдаю за ним с внутренним злорадством. Но два раза поднеся вилку ко рту и прожевав, он ведёт себя совершенно невозмутимо. Он должен уже испепелиться в своих штанишках горного дикаря.

Он снова кладёт в рот немного пасты и задумчиво жуёт. Никакого дискомфорта. Вообще ничего.

Проклятье. Ну конечно, лесоруб оказывается из числа тех фриков, которые практически не реагируют на острое. Везёт мне как утопленнику.

Райдер смотрит в тарелку. Я могла бы постучать по столу, но не уверена, посчитает ли он это приемлемым или оскорбительным. Знаю, что махать рукой не поможет, потому что он зажмурился и жуёт пасту. Я аккуратно протягиваю ногу под столом, пока наши пальцы ног не встречаются.

Его глаза распахиваются и смотрят на меня.

— На вкус нормально? — спрашиваю я.

Он хмурится, кладёт вилку. Поднимает одну руку и наклоняет ладонь из стороны в сторону — универсальный жест «так себе».

К моим щекам приливает жар. Чем сильнее я распаляюсь, тем заметнее он ухмыляется. Внезапно он поворачивается к компьютеру, после чего быстро следует сигнал мессенджера на моём ноутбуке.

«Тебя забавно дразнить».

Я хмуро смотрю в ноутбук и печатаю: «А ты заноза в моей заднице».

У него вырывается ещё один тихий звук, и Райдер поворачивается к своей пасте. Большую часть ужина я сердито сверлю взглядом его макушку и едва чувствую вкус еды.

***

«Это плохая идея», — печатает он.

«Нет, это великолепная идея», — печатаю я в ответ.

Наши взгляды мечутся от экранов ноутбуков друг к другу, наши позы отражают упрямую неподатливость, царящую за столом. На часах десять вечера. Мы доели ужин два часа назад и до сих пор не договорились насчёт бизнес-плана.

«Благотворительным организациям для детей с ограниченными возможностями хронически не хватает ресурсов, — пишу я. — Благотворительные организации, направленные на спорт и занятия на открытом воздухе для таких детей, ещё более редкие и плохо финансируемые. Эта модель опирается не только на внешних спонсоров, но также на мероприятия по сбору средств через спортивные соревнования и игры на открытом воздухе, а также внутренние продажи результатов детского творчества — поделки, рисунки, выпечка и...»

«Никто не будет платить десять долларов за дюжину печенек, — печатает он. — И это детские рисунки, а не Моне с аукциона».

«Ладно, — пишу я. — Возможно, эта статья бюджета составлена немного с натяжкой».

«С натяжкой? Это откровенный бред. Я согласен с тобой насчёт спорта и занятий на открытом воздухе, и конечно, насчёт специального оборудования и обучения для разных возможностей и потребностей. Но благотворительность в этом деле — пустая трата времени».

Я резко поднимаю на него взгляд и с силой захлопываю ноутбук.

— Ты тупо упёрся как баран.

Он срывает с головы бейсболку и запускает обе руки в волосы.

Странное чувство завладевает мной, пока я смотрю, как эти длинные пальцы проходятся по тёмно-блондинистым прядям, дёргают и расчесывают их. Сухожилия на его руках выделяются, мышцы бицепсов натягивают рукава. Райдер одной рукой хватает телефон и печатает так быстро, как мне и не мечталось.

Мой телефон пиликает.

«Я не упёрся. Я рассуждаю практично. И тебе того же желаю. Ты знаешь, как мало платит НЖФЛ. Тебе придётся обеспечивать себя за счёт спонсорства и грамотных деловых договоренностей. Ты так говоришь, будто бизнес не сводится к хитрым переговорам и прибыли. К этому *всё* и сводится, Уилла».

У меня вырывается натуральное рычание, и я встаю, хлопнув ладонями по столу и подавшись вперёд.

— Ты прекрасно умеешь глушить идеи, Райдер, но знаешь, что у тебя получается отстойно? Предлагать хорошие идеи взамен.

Унёсшись прочь, я забираю со стола обе тарелки и швыряю их в раковину с такой силой, что одна наверняка треснула.

Мне меньше всего надо, чтобы его едкая критика подсвечивала мои слабые места. Мне ненавистно, что он прав, и что Национальная Женская Футбольная Лига платит не очень хорошо, но откроет для меня многие двери. Двери, за которыми придётся делать то, что удаётся мне хреново — тяжёлые разговоры, дискомфортные, агрессивные обсуждения зарплаты и процентов, которые заставляют меня паниковать и с ног до головы покрываться сыпью. Я нервничаю из-за того, как мне добиться успеха и обеспечить себя, продолжая играть, но я стараюсь научиться. Критика Райдера просто ударила по той деликатной и неуверенной части моих планов на будущее.