***

— Хочешь сказать, этот засранец придёт сюда? — верещит Руни.

Я зажимаю звенящее ухо пальцем и слегка двигаю им туда-сюда.

— Да, Ру. Это было одно большое недопонимание. Ну то есть, он всё равно меня раздражает, но существует причина, по которой он не дал мне конспекты. Он не слышал, что я просила.

Брови Руни взлетают ещё выше.

— Что?

— Он глухой. МакКормак, похоже, просто посчитал это достаточно важным, чтобы упомянуть данную деталь, когда посылал меня к Райдеру. Райдер сказал, что у МакКормака такой заскок. С его точки зрения, хорошие люди сами разберутся, если будут подходить к ситуации непредвзято, а плохие люди потерпят провал, потому что Райдер тупо не отвечает. Я потерпела провал. Я думала, что он меня игнорирует, и чуть ли не начала драться с ним на лекции.

— Погоди, что? — Руни плюхается за обеденный стол, пока я обжариваю на сливочном масле креветки, чеснок и лук-шалот. Толстая паста лингвини лежит на соседней сковородке, приправленная оливковым маслом и пармезаном. Вся квартира пахнет мамой и моим любимым итальянским рестораном Squisito³.

Моё сердце слегка ухает в пятки. Мы так давно там не бывали. Может, я возьму в Squisito еду на вынос и принесу завтра в больницу во время своего обычного визита. Но потом я представляю, как мама чисто для моего спокойствия пытается есть всю эту сытную, тяжёлую пищу, которую уже не может переварить, вяло ковыряет курицу в пармезане и заталкивает в себя один кусочек за другим.

Пожалуй, не пойду я в Squisito.

— Уилла?

Я сбрасываю с себя транс.

— Да-да. Ну... я пихнула его локтем. Я так взбесилась, что он не давал мне конспекты. Так что я пихнула его локтем, он пнул меня по ноге, я сбила его бейсболку, и он дёрнул меня за волосы.

Руни закатывает глаза.

— Надо было тебе просто поговорить с ним.

— Я пыталась!

«Не особенно. Ты говорила по минимуму, как обычно, а потом предположила худшее».

Тоже типичное для меня поведение. Но вы попробуйте родиться от папаши-донора спермы, который так и не потрудился узнать своего ребёнка, далее пережить разочаровывающую череду краткосрочных бойфрендов, а потом посмотрите, какое у вас будет мнение о мужчинах.

Руни открывает рот, наверняка чтобы указать на моё враньё, но нас перебивает стук в дверь.

— Вай! — вскрикивает она. — Это он.

Я переключаю своё внимание на готовящихся креветок.

— Да, Капитан Очевидность, это он. А теперь иди и открой дверь, пожалуйста. Я вся в чесноке, и сейчас надо добавить белое вино.

Руни сползает со стула и идёт к двери, заглядывает в глазок и пищит.

— Знаешь, в прошлый раз я была слишком разъярена, чтобы заметить, но он вообще-то миленький. По крайней мере, его глаза. Остальное я практически не вижу.

— Никто не видит. Он не способен побрить лицо или носить что-либо помимо бейсболки, фланелевой рубашки и хмурой гримасы. А теперь открой уже дверь.

Руни распахивает её, и время замирает, пока я жду. Каково это будет, когда Райдер войдёт в мою квартиру, сядет за стол напротив, и мы начнём работать вместе? Он грубый и мрачный, до сих пор не предложил мне конспекты, и всё же он не так уж плох, как я думала, учитывая, что он меня просто не слышал. И всё же это сложно. Сложно оглядываться на его реакцию и не злиться, даже если есть объяснение, которое делает мою злость иррациональной.

Может, это потому, что я чувствую — Райдеру нравится задевать меня за живое и бесить. Может, потому что у меня складывается ощущение, что даже не будь он глухим, он бы мог прикинуться тугим на ухо, когда я его окликнула. Райдер любит дразниться, провоцировать, он заноза в заднице. Как и я. Я всегда замечаю себе подобных.

Он входит, его сумка-портфель висит на плече, бейсболка низко надвинута. Я снова сталкиваюсь с напоминанием, что он не просто засранец. Он высокий засранец. Широкие плечи, длинные ноги. Такое чувство, будто его присутствие занимает половину квартиры. Его голова приподнимается, когда он поворачивается ко мне. Его взгляд быстро скользит по моему телу, затем правее, когда он замечает раскиданные сковородки.

Наши глаза встречаются. Его глаза тёмные и выразительные, не отрываются от моих. Это нервирует.

— Что? — спрашиваю я.

Он медлит, словно для выразительности, затем машет рукой перед носом, изображая, будто смакует приятный аромат. Затем его палец стучит по подбородку и опускаются ниже. Этот жест я знаю, и соединяю два плюс два.

— Вкусно пахнет?

Уголки его губ слегка приподнимаются, и он кивает.

Руни переводит взгляд между нами, озадаченная тем, что мы не вцепились друг другу в глотки. Но ещё не вечер.

— То есть, мы его больше не ненавидим?

Моя голова поворачивается к ней, и Райдер следует моему примеру. Его глаза прищуриваются. Он пропустил, что она сказала.

— Ты не можешь говорить за его спиной, Ру. Повтори.

Её глаза раскрываются шире.

— Серьёзно?

Райдер кивает.

— Я сказала... — Руни прочищает горло, и её щёки розовеют. — Я сказала, «то есть, мы его больше не ненавидим?».

Райдер усмехается, затем пожимает плечами и показывает на меня, словно говоря «ей решать».

Руни нервно смеётся.

— Ладно, я просто... — она вылетает из комнаты. — Позови, когда ужин будет готов!

Я хмуро смотрю на Райдера, затем поворачиваюсь к пасте, добавляю капельку белого вина и смотрю, как оно испаряется. Мне решать, так, что ли? Как будто я создала всё это раздражение. Конечно, в основном это вина Мака, он подстроил это большое недопонимание... но блин, если ты глухой, разве ты не должен как-то предупредить об этом соседа по парте?

«Разве он обязан рассказывать историю своей жизни всем, кто сядет рядом с ним? К тому же, ты наградила его убийственным взглядом. Именно так ты смотрела на него, когда он увидел тебя в первый раз».

Звук щелчка камеры застает меня врасплох. Райдер поворачивает экран телефона ко мне, показывая фото меня в профиль. Мои глаза сощурены, внимание не отрывается от еды, хотя я знаю, что втайне мои мысли крутятся вокруг этого засранца-тайного-фотографа. Мои волосы превратились в гигантский пушистый шар вокруг головы. Свободные пряди-кудри собрались на шее, возле ушей и висков.

— Какого фига?

Я шлёпаю его по плечу, но он машет рукой, словно говоря «не, не, ты не понимаешь». Показывает сначала на сковородку, на которой готовится еда, затем на фото, а именно на ту половину кадра, что занята моими волосами. Потом Райдер кладет телефон на стол, подносит ладони к своей голове и изображает взрыв.

К моей шее приливает жар.

— Влажность от готовки заставляет мои волосы становиться объёмнее, да, дубина ты этакая.

Он выгибает бровь и усмехается, а его пальцы порхают над клавиатурой телефона. Мой телефон пиликает.

«Творит чудеса».

Я рычу, отпихнув его телефон к его груди, и слежу, чтобы он мог читать по моим губам.

— Удали. Разве твоя мама не учила тебя не фотографировать леди без её согласия?

Мой телефон практически немедленно пиликает.

«Я и не знал, что имею дело с леди».

— Свали с моей кухни, Бергман, — я машу рукой в направлении обеденного стола и поднимаю свой телефон. «И для галочки, если бы ты не был моим обязательным напарником по этому курсу, и мой средний балл не зависел от нашей совместной работы, я бы ещё пять минут назад выставила бы твою задницу на обочину».

Мой телефон издаёт сигнал.

«Принято к сведению».

Сосредоточившись на еде, я энергично перемешиваю пасту, креветки и соус — возможно, с большей силой, чем необходимо, но мне надо куда-то выплеснуть ярость. Мои волосы — больная тема. Я постоянно тренируюсь и принимаю душ. Да, я читала, что для укрощения густых кудрявых волос вроде моих надо реже мыть голову и использовать больше кондиционера, но с моим активным образом жизни это не вариант. Я ненавижу и то, что мои неуправляемые волосы явно достались мне от донора спермы, ибо мамины волосы абсолютно прямые. Каждый день моя копна напоминает мне о парне, который трахнул мою маму и бросил, не захотев узнать меня. Райдер этого не знает, но это и неважно. Он дразнил меня на эту тему и теперь заплатит.