Они облажались. Я вижу понимание в их глазах в тот момент, когда Акуджи делает шаг перед ними. Они кричат, когда он хватает их всех и швыряет дальше в камеру. Я собираю их транквилизаторы, выпавшие из рук, и спешу мимо него к двери камеры, пока Акуджи с оскалом прохаживается перед ними, в то время как они вскарабкиваются на ноги в поисках оружия.

Я узнаю их. Это они утащили меня в тот день, поэтому с довольной ухмылкой я берусь за ручку двери камеры и встречаюсь с ними взглядом.

— Приятно было познакомиться. — Я посылаю им воздушный поцелуй и с грохотом захлопываю дверь. Прикрепив пистолеты на груди, я осматриваю оружие, пытаясь понять, как из них стрелять, когда позади меня раздается первый крик.

Он такой громкий и наполненный агонией, что я широко распахиваю глаза, но лишь свищу и жду, подпрыгивая на носках. Спустя несколько секунд раздается стук в дверь, я открываю ее. Акуджи стоит там, его грудь вздымается, а с когтей капает кровь. Его лицо, клыки и грудь покрыты кровью. Позади него лежат изломанные тела охранников. Части тел разбросаны повсюду, а кровь покрывает каждый сантиметр камеры. Их животы и груди разорваны, а глаза расширены от страха, даже в смерти.

Аку осматривает меня, словно убеждаясь, что за последние несколько секунд меня никто не трогал. Ухмыляясь, я беру его окровавленную руку и тяну за собой, вспоминая дорогу. Мы спешим по коридору. Точно не знаем, где Талия и Катон, но здесь есть еще одна дверь, и мы с надеждой ее распахиваем.

Катон рычит и прыгает на нас, где он стоял перед испуганной Талией. Акуджи ловит его, схватив за горло, и отбрасывает назад.

— Это мы, — огрызается он.

Катон моргает и смотрит на нас.

— Это спасение. — Я ухмыляюсь и с беспокойством смотрю на Талию. Она бледная и дрожит, и слезы текут по ее щекам. — Эй, Талия, это я.

Она моргает и с надеждой смотрит на меня.

— Ария? — пролепетала она.

— Да, пойдем, пора выбираться отсюда. Мы возвращаемся домой, — говорю я ей. Катон вздыхает от облегчения и спешит к ней. Он поднимает Талию и прижимает к своей груди. Она прижимается головой к его телу, а он поворачивается к нам с каменным лицом и кивает подбородком. Я хочу спросить, в чем дело, но времени нет. Мы спешим из камеры и бежим по коридору, за углом к лабораториям.

Там несколько ученых, они оборачиваются и таращат глаза, а потом вскрикивают, как раз когда сирены разрывают воздух. Яркий свет гаснет, сменяясь красным, который вспыхивает на стенах и потолке, погружая нас в кромешную тьму. Сирена настолько громкая, что у меня болят уши, но Акуджи, кажется, это не беспокоит, он врывается в лабораторию и начинает разрывать ученых. Я наблюдаю за ним мгновение, прежде чем переместиться в пустую лабораторию, где они держали меня.

Раздается грохот, и я кружусь. Талия начинает дико кричать, ее глаза безумны, волосы разлетаются по лицу, она швыряет компьютеры, банки и пробирки. Я в шоке смотрю, как она разрушает всю лабораторию. Катон молча наблюдает за ней, его лицо мрачно, прежде чем помочь ей. Когда она закончила, ее грудь вздымается, Талия снова смотрит на меня.

— Чтобы они никогда больше так не делали, — огрызается Талия, а я просто киваю и поворачиваюсь обратно к ребенку. Я приседаю, игнорируя всплеск уважения, которое я испытываю к безумию, увиденному в ее глазах.

— Эй, дружок, помнишь меня?

Он свернулся клубочком и плачет, но при моем голосе оживляется, его глаза расширяются от надежды.

— Ария? — спрашивает он, его подбородок подрагивает.

— Да, это я. Пойдем, пора отвести тебя к папе, хорошо?

— И к мамочке? — спрашивает он.

— И к мамочке, — подтверждаю я, мягко беря его за руку. Я жду, пока он примет решение. Хотя каждая секунда на счету, не хочу причинять ему боль или травмировать ребенка сильнее, чем это уже сделали люди, но он падает в мои объятия, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть Акуджи, наблюдающего за мной с чем-то сродни голоду.

— Его мама в камере, — объясняю я. Тут я вижу свою одежду, поэтому я спешу к ней с ребенком на руках и опускаю его на секунду. Он плачет, прижимаясь ко мне, и я успокаиваю его, пока одеваюсь так быстро, как только могу. — Эй, — бормочу я, приседая. — Это мои друзья. Талия, еще один хороший человек, это Катон, а это Акуджи. Мы отвезем тебя домой, хорошо?

— Хорошо, — доверчиво шепчет мальчик, как раз когда мы слышим шаги сапог. Я обмениваюсь взглядом с Акуджи, хватая выброшенный пистолет, который, должно быть, оставил охранник. Стоя, я смотрю на ребенка, а затем быстро придумываю план. Талия цепляется за Катона, и ему будет трудно сражаться, так что лучше иметь одного боеспособного бойца, чем двух неуверенных.

— Ты сможешь нести их обоих? — спрашиваю я Катона. — Мне нужно быть в состоянии сражаться, а я не могу нести его...

Очевидно, что Катону ненавистна мысль, что он не сможет сражаться, чтобы защитить ее и себя, но Катон кивает.

— Эй, доверься моему другу, хорошо? — Я подвожу его к Катону и смотрю мальчику в глаза. — Мы собираемся забрать твою мамочку, но мне нужно, чтобы ты был тихим и спокойным, хорошо?

— Конечно. — Он серьезно кивает, пока Катон тащит их обоих наверх.

Кивнув ему, я снимаю пистолет с предохранителя и присоединяюсь к Акуджи в коридоре, встав рядом с ним.

Монстр и человек.

Мы обмениваемся взглядами и ухмыляемся.

— Давайте убьем их всех.

▪ 38 ▪

АРИЯ

Мы оставляем Катона в лаборатории, так как сталкиваемся с первым натиском. У нас преимущество. Охранники сражаются, чтобы подчинить нас, в то время как мы сражаемся, чтобы их убить. Первые несколько человек падают от моего оружия, а затем Акуджи прыгает в их массу, прорываясь сквозь них, разбрызгивая их кровь по стенам и полу, когда они кричат.

Начинается хаос, и я им пользуюсь, убивая как можно больше, пока пистолет не опустеет. Пиная охранника, который подошел слишком близко, я кручусь, чтобы избежать его рук, и выхватываю у него пистолет, прежде чем выстрелить ему в голову.

Они пытаются бежать, и мы преследуем их до самых камер. Каждый монстр на ногах, глаза расширены, шеи вытянуты, чтобы наблюдать за нами. Я останавливаюсь, чтобы пнуть охранника в стеклянную дверь камеры и разнести ему голову, подмигивая монстру за дверью. Поворачиваюсь и вижу, как Акуджи с ревом пытается схватить пятерых охранников, которые висят на нем, как муравьи, но он просто отбрасывает их и оглядывается, чтобы проверить меня, прежде чем вернуться к разрыванию их на части. Он поднимает одного в воздух над головой, словно перышко, и с треском разрывает его тело пополам и отбрасывает в сторону.

Оглянувшись, вижу Катона, который держит свой драгоценный груз прямо у входа в лабораторию. Это ошибка. Монстр предупреждающе рычит, но меня отбрасывает назад к камере, голова кружится от силы удара. Я слегка сползаю вниз, затем трясу головой и смотрю на наглого охранника.

Командир.

— Это была ошибка, — ухмыляюсь я, бросаясь на него, с дикими и необузданными движениями, как у Акуджи. Я бью его кулаками, снова и снова, и испускаю собственный рев. Кто-то хватает меня за талию, и я даже не чувствую боли в руках, но они все в крови, когда меня поднимает обратно в воздух. Акуджи уже там, отрывает мужчину от меня, а затем ловит меня и толкает за собой, рассекая грудь мужчины, разрывая его на части.

Он снова осматривает меня, и это дает мне время на передышку и оглядеть хаос вокруг. Охранники приближаются, поэтому я быстро опускаюсь на колени и ищу еще оружие. Я нахожу спрятанное оружие, очевидно, не предназначенное для использования без крайней необходимости. Я беру два и встаю бок о бок с моим монстром и огнем, и мы вместе убиваем каждого больного ублюдка, который причинил им боль или их использовал.

И не чувствую ни грамма вины.

Я продолжаю бороться, даже когда мое тело устает. Не останавливаюсь, напоминаю себе, за кого я сражаюсь, и вдруг охранников больше нет. Все тихо, только мое тяжелое дыхание, и даже сирена исчезла, хотя красные огни все еще мигают вокруг нас. В ушах звенит, но держу пальцы на спусковом крючке, осматриваясь, пол устелен таким количеством тел, что я его даже не вижу. Я проверяю Акуджи на наличие ран, пока он делает то же самое со мной, и ухмыляюсь.