— Я... Мне сказали...

— Сними его. — Я закатываю глаза. — Я не собираюсь причинять тебе боль или пытаться выведать твои секреты – у меня своих хватает, но мне нужно знать, с кем я работаю.

Она неохотно снимает плащ, складывает его и аккуратно кладет в рюкзак, прежде чем поднять глаза и встретиться со мной взглядом. У нее ярко-серые глаза – необычный цвет, но красивый – и длинные светлые волосы. Она выглядит так, как не выгляжу я – ухоженной, чистой и богатой. Ее одежда сшита на заказ и, несомненно, дорогая, а на ткани нет ни единой дырочки. И все же она здесь, нуждается в моей помощи. Интересно, почему она хочет пройти за стену? Девушка не похожа на человека, который пачкает руки, особенно когда замечаю очки в черной оправе в ее рюкзаке и ухоженные, накрашенные ногти.

— Держи. — Я бросаю ей рваную ткань, которую сжимала в руках. — Повяжи ее на глаза. — Она ловит ткань и держит подальше, морща нос от запаха. Я чуть не фыркнула. Девушка, вероятно, из большого, богатого города, потому что она точно не из трущоб. Просто великолепно. Принцесса-сноб.

— Зачем?

— Чтобы ты не знала дорогу, дура, — огрызаюсь я, чувствуя раздражение. — Хватит задавать вопросы и делай, что тебе говорят. Это может спасти тебе жизнь.

Она сглатывает и отводит взгляд, ее щеки краснеют от смущения.

— Как я буду видеть?

— В том-то и дело, что не увидишь. Ты будешь держаться за мою куртку, пока мы не пройдем. Как только мы окажемся за стеной, сможешь снять повязку. Кроме того, ты слишком чистая. Ты же знаешь, что испачкаешься, верно?

Она пожимает плечами.

— Это всего лишь одежда.

Я почти срываюсь. Всего лишь одежда? Если бы она только знала. За такую одежду здесь могут убить. Мне пришлось бы копить почти всю жизнь, чтобы достать такие плотные, теплые, чистые вещи, а она так легкомысленно отмахнулась от моего предупреждения.

Богатая идиотка.

— Ладно, пошли. — Я не хочу больше разговаривать с ней и показывать ей свою зависть. У меня миллион вопросов, но знаю, что лучше держать язык за зубами, чтобы в конце концов не умереть. Нет, я сделаю свою работу, буду молчать, получу свои деньги и забуду, что это вообще произошло. Когда она повязывает тряпку вокруг головы, я резко дергаю за нее, чтобы проверить, заставляя девушку споткнуться. Неуклюжая и слабая. Странно, что она здесь. Девушка — легкая мишень, это точно.

Взяв ее хрупкую, не замаранную руку в свою мозолистую, грязную руку, я прижимаю ее к спинке куртки.

— Ни в коем случае не отпускай. Если ты потеряешься, я тебя брошу.

— Как тебя зовут? — спрашивает она, кривя губы в беспокойстве.

— Ария, — отвечаю я. — А тебя?

— Талия, — отвечает она с улыбкой.

— Ну, Талия, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — бормочу я и поворачиваюсь, а затем неторопливо начинаю двигаться по переулкам. Я стараюсь замедлить свои обычно быстрые, бесшумные шаги, чтобы она могла идти в ногу, не спотыкаясь. Но даже с повязкой на глазах она ведет себя как девчонка. А еще она громкая. Ее шаги тяжелые, дыхание глубокое, и она издает небольшие звуки, о которых не подозревает.

Практически чертов маяк.

Ей явно никогда не приходилось молчать, чтобы быть в безопасности или скрываться от кого-либо. На самом деле, я очень сомневаюсь, что она много гуляла в своей жизни. Судя по её виду.

— Пригнись, — инструктирую я, пока мы движемся под сваями и огибаем несколько углов. Там, скрытый за мусором и брезентом, находится вход. Он единственный, о котором я знаю, кроме ворот с людьми, которые находятся в нескольких милях отсюда. Даже исследовав весь город, я не нашла другого. Такое впечатление, что что-то пыталось выйти или кто-то пытался войти. Я не знаю, удалось ли это кому-то из них, но думаю, что нет, поскольку у нас не было сообщений о сбежавших монстрах, а дыра была здесь с тех пор, как я себя помню.

— Сейчас тебе нужно встать на колени и ползти. Держись за мою ногу. Я буду двигаться медленно, и будет тесновато, так что не пугайся и не кричи.

— Х-хорошо, — заикается Талия, когда я опускаюсь на колени в мокрую грязь, отодвигаю мусор в сторону и начинаю ползти. Я чувствую ее неуверенную руку на своем ботинке и слышу ее брезгливый вздох, когда она ползет за мной, но, к счастью, не жалуется и не паникует, и через минуту мы оказываемся на другой стороне. Прижав ее к стене, я удерживаю Талию на месте.

— Не двигайся, не смотри и не издавай ни звука, — шиплю я, прежде чем пролезть обратно в дыру и затянуть мусор на место с помощью веревки, которую я прикрепила. Как только он надежно закрепился, я выбралась наружу и откинула волосы назад, осматривая окрестности в поисках любых признаков монстров или людей.

Как обычно, нет ничего, кроме заброшенного города... кроме нового блестящего камня, оставленного на куче возле дыры. Я вздрагиваю, когда вижу его — единственный признак жизни. Не знаю, кто и зачем кладет их туда, но я отворачиваюсь. Если бы не звуки по ночам, я бы даже не поверила, что слухи о монстрах правдивы. За все то время, что я здесь живу, не видела ни одного. Даже в детстве, когда нашла дыру, и не помню, чтоб видела что-то, но однажды, когда поздно возвращалась, клянусь, почувствовала, что за мной наблюдают. Этого хватило, чтобы вызвать мурашки страха по спине и проникнуться уважением к некогда шумному мегаполису, который стоит в упадке и одиночестве.

Снимая повязку с глаз Талии, я отступаю назад, и она удивленно ахает и смотрит на город большими глазами. Я поворачиваюсь и смотрю на него так, как никогда раньше, пытаясь увидеть его ее глазами.

Некогда сверкающие небоскребы теперь заросли и забыты. Окна либо разбиты, либо пусты, либо потемнели от пыли и времени. Растения прорастают сквозь трещины в зданиях и некогда идеальных бетонных дорогах и тропинках. Мусор, брошенные автомобили, велосипеды, электрички и трамваи заполняют дороги в случайных промежутках, как будто их просто бросили в спешке. Однажды я нашла в одном из них скелет, а к нему вела окровавленная тропинка.

Дома и магазины стоят открытыми и пустыми. Жутко и страшно. Однако дикая природа все еще жива, и я вижу птиц, несколько одичавших собак, кошек и оленей. На другом конце города находится зоопарк, но я стараюсь обходить его стороной. Кто знает, остались ли животные в своих клетках, бедняжки, или они умерли от голода? Если нет, то они бродят где-то поблизости, и иногда, клянусь, я слышу рык медведей или львов. Возможно, это мое воображение, но все же.

Пакеты развеваются на ветру, зацепившись за велосипеды, или просто валяются на земле, брошенные в спешке. Мимо нас с ветерком пролетают банкноты, старая валюта, и Талия вздыхает.

— Люди спасая жизни в спешке все побросали, — объясняю я, оглядываясь на нее. — Некоторые пытались купить себе дорогу через стену, но это не удалось. — Я киваю налево, затем вниз, на грязный участок стены вдалеке. — Там внизу — братская могила. Ни один из них не был похоронен, просто тела навалены на тела. Сейчас все они — разлагающиеся скелеты, а стену украшают следы когтей и крови.

— Здесь так... тихо, — шепчет она, глядя на меня.

Я ухмыляюсь.

— Город оживает ночью. — Она права, здесь тихо, и, как всегда, я глубоко вдыхаю. Возможно, многие испугались бы здесь находиться в одиночестве, зная, что где-то спрятались монстры, возможно, спят, но я нахожу это освобождающим. Тут за тобой никто не следит, и не о ком беспокоиться.

Здесь... я просто свободна.

Иронично, не правда ли?

Я оглядываюсь на Талию и вижу, как она обхватывает себя руками, поеживаясь и от яркости солнца, и от страха.

— Куда?

Она моргает, и я делаю шаг перед ней, загораживая ей обзор.

— Куда? — повторяю я.

— У меня, э-э, у меня есть карта. — Она достает старую карту города, на которой обозначены станции метро, трамвайные линии и дороги. Разворачивает ее трясущимися руками и протягивает мне.

Взяв карту, я изучаю область, где на бумаге отмечен черный крестик с каким-то словом сбоку, включая код.