Знаю только, что больше не боюсь ни стены, ни города.

Для меня теперь это тихое, знакомое и почти мирное место. Именно здесь, среди людей, меня охватывает ужас. Ведь это люди сделали меня сиротой, морили голодом, били, издевались и выбросили как мусор. Рука поднимается к маленькому шраму над губой. Он напоминает мне обо всем, что я потеряла, и обо всем, что я сделала, чтобы выжить.

Нет, я боюсь не монстров за стеной, а тех, с кем живу рядом.

Вскоре передо мной предстает здание с неоновой вывеской – магазин Грима – стоящее на сваях, высоко над трейлерами и лачугами, где продаются безделушки, коллекции и в котором можно купить и продать все, что угодно. Он также продает оружие, и я готова поспорить, что Грим продает даже людей. Я вздрагиваю при этой мысли. С ним надо держать ухо востро, но выбора у меня нет, когда на его деньги получаю еду после нескольких дней грызущего голода. В животе у меня бурчит при мысли о еде, но я привыкла к этому, поэтому не обращаю внимания и иду вперед. Я просто отдам ему его предмет, получу свои деньги, а затем поспешу домой, чтобы поесть и поспать несколько дней, и восстановиться после похода. Я зеваю, вспоминая комковатый матрас в моем однокомнатном доме. Несмотря на его состояние, это лучше, чем улицы или быть чьей-то игрушкой.

Я спешу в магазин, не обращая внимания на покупателей, прохожу за рваную желтую занавеску в подсобку, где Грим пересчитывает банкноты на стеклянном столе. Сигара зажата между его полными губами, а глаза устремлены на старый телевизор, установленный в углу, изображение на котором гаснет каждые несколько секунд.

— Чертов сигнал становится все хуже, чем больше они строят стену, — бормочет он и когда видит, что я стою там, вскакивает и смотрит на меня. —Девочка, в следующий раз шуми, мать твою! — кричит он.

Мне нравится нервировать этого сильного человека. Ухмыляясь, я откидываю капюшон и сую руку в карман, поглаживая предмет.

— С чего бы мне это делать, если ты платишь мне за молчание и осторожность?

— Ладно, ладно, отдавай уже, — ворчит он.

— Сначала деньги, — возражаю я.

Смеясь, он начинает считать купюры.

— После стольких лет ты все еще не доверяешь мне.

— Я никому не доверяю. — Я пожимаю плечами. — Ничего личного.

— Да, и так ты остаешься в живых. Ладно, детка, держи, и еще сверху за то, что так быстро принесла.

Я вытаскиваю голову и передаю предмет ему.

Грим осторожно поглаживает ее, проверяя, нет ли повреждений.

— Отлично. С тобой приятно иметь дело, малыш.

— Вот почему ты не даешь мне умереть. — Я засовываю деньги в карман и начинаю двигаться к двери, желая поскорее уйти. Видимо, я задержалась, потому что он встает и смотрит на меня.

— Девочка, подожди. У меня есть для тебя другая работа.

Я колеблюсь. Мне сейчас ничего не нужно, и я хотела выходной, но он наклонился ко мне.

— Ты заработаешь больше денег, чем за год, а может, и за два.

Черт, ладно, я не могу отказаться, и теперь он меня заинтересовал. Такая зарплата могла бы вытащить меня из трущоб в более безопасный район. Но смогу ли я уйти, если это все, что я знаю? Словно поняв, что я у него в руках, Грим возвращается на свое место

Зная, что он предлагает столько денег, я все же беспокоюсь о том, что он хочет от меня.

— Я никого не буду убивать, — пробурчала я.

— За кого, черт подери, ты меня принимаешь? — Он качает головой. — Не отвечай. Я – наводчик, ты – искатель, мы не убийцы. Люди приходят к нам за потерянными предметами или, как в данном случае, чтобы получить что-то за стеной.

— Я слушаю, — отвечаю я, но не сажусь. Я качаюсь на пятках, готовая убраться отсюда, как только решу, что делать.

— Кто-то заплатит большие деньги за то, чтобы кто-то оказался там, — говорит он мне.

— В смысле человек? — спросила я, искренне потрясенная. — В смысле, ты хочешь, чтобы я взяла человека с собой за стену? Зачем?

— Да хрен его знает, я и не спрашивал. Они платят мне за это. Все, что я знаю, это то, что они не хотят никаких вопросов, и они хотят, чтобы этого человека сопроводили и вернули в целости и сохранности.

Я спорю с собой, но, честно говоря, мне лучше работать в одиночку. Я никогда никого не проводила за стену. Я знаю некоторых людей, которые пытались и погибли, так что я могу полагаться только на себя. Кто-то другой поставил бы мою жизнь под угрозу и разрушил бы безопасность, которую я обрела за стеной.

— Нет, — отвечаю я.

— Хорошо, я найду кого-нибудь другого, — раздраженно огрызается он.

— Нет никого другого, и ты это знаешь, — отвечаю я.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти. Я могла бы подумать об этом, но знаю, что права – никто другой не сможет провести человека в город незамеченным. Я могу просить о чем угодно. Черт, я собираюсь это сделать, да?

— Мне нужно пять тысяч, а не три, — говорю я, не оборачиваясь.

— Заметано, — отвечает Грим без колебаний, и я чуть не кричу от волнения, но мне удается сохранить спокойствие. — Туда и назад в целости и сохранности. Войти и выйти, девочка, я серьезно. Это очень важно, связано с самим нашим правительством.

Я дрожу. Если они нанимают нас, значит, дела идут плохо. Может, и хорошо, что я согласилась на эту работу, а потом уеду, пока есть возможность. В конце концов, у меня уже давно дурное предчувствие, так что, возможно, это только начало конца. Никто не может жить здесь вечно, а трущобы слишком переполнены. Болезни, убийства и столько преступлений, что в какой-то момент им придется вмешаться.

— Поняла. Приводи его на обычное место в пять утра. Я хочу выйти на рассвете и во время пересменки.

— Понял, девочка. Будь осторожна, хорошо?

— Не надо меня сейчас успокаивать. — Я ухмыляюсь, а он отмахивается от меня.

— Ты лучший работник, который у меня есть, вот и все. — Грим бросает мне пачку купюр – половину аванса. Даже держа в руках столько денег, я нервничаю. Я могла бы купить на них новую жизнь, но этот мир — дорогое место. И потом, что я буду делать, чтобы заработать деньги? Эта жизнь – все, что я знаю. Таким, как я, не выбраться из трущоб.

Мы живем и умираем здесь.

Я знаю свое место, и когда я спешу прочь, меня охватывает волнение от перспективы вернуться в тишину обнесенного стеной города — место, где я могу быть собой. Он полон неведомых чудовищ, но в нем также так много жизни и свободы.

▪ 2 ▪

АРИЯ

На следующий день, с утра пораньше, я жду на месте встречи. Рассвет едва озарил небо, но даже сейчас уже поздновато выдвигаться. Если этому незнакомцу, которого я должна доставить в город, нужно куда-то попасть или что-то сделать, это может занять весь день. В городе нет исправных машин и поездов, поэтому придется идти пешком через послевоенные разрушения и пустынные улицы, а я никогда...

Никогда не остаюсь там после наступления темноты.

Я прислоняюсь спиной к стене лачуги, вокруг никого нет, кроме крыс, копошащихся в мусоре. Никто, кроме меня, не знает входа, и я планирую так это и оставить, потому что я не смогу простить себе, если кто-то попытается пойти следом, увидев меня, и погибнет. Это была бы моя вина.

Раздается шум, а затем маленькая фигурка в темном плаще сворачивает за угол и останавливается передо мной. Повернув голову, я выплевываю безвкусную жвачку, которой заменяю еду, и отталкиваюсь от стены, иду к нему.

— Ты опоздал, — огрызаюсь я.

— Мне сказали… — Голос определенно принадлежал женщине. Думаю, могло быть и хуже. Мужчины обычно громче и глупее, и я бы не чувствовала себя в безопасности, как бы сексистски это ни звучало.

— Солнце встало, и мы уже отстаем от графика. Если хочешь пройти за стену, тогда выдвигаемся сейчас. Ты ни на шаг от меня не отходишь, молчишь, пока я не заговорю с тобой, поняла? Иначе я тебя брошу.

— Я поняла, — отвечает нежный, мягкий голос.

— Сними капюшон.