– Конечно. Иногда сильней, чем родных. Если же ты о том, что отец и мама тебе по крови не родные, то это тоже ничего не значит. Любовь к детям тем крепче, чем больше в них вложено. В младенчестве ты был очень беспокойным ребенком, и, знаешь, твои родители даже ссорились, кто из них будет качать тебя на руках.

– Но мама точно больше любит Милу… – проворчал Йока, кутаясь в одеяло.

– Это не так. Девочка для матери всегда ближе и дороже, особенно младшая, а отцу интересней сын, тем более старший. Так бывает во многих семьях. И, знаешь, больше всего твои родители боялись, что ты узнаешь о своем усыновлении, будешь сомневаться в том, что они тебя любят. Понимаешь, какая это ловушка? Им бы пришлось доказывать тебе свою любовь, а ты, противный мальчишка, пользовался бы этим. И всегда считал бы себя несправедливо обиженным или обделенным.

– Но, Сура, ведь получается, что я… ну, что я в этом доме… чужой, понимаешь?

– Нет. Во-первых, ты усыновлен по всем правилам и по закону ничем не отличаешься от родных детей Йеленов. А во-вторых… Например, Дара был сиротой и воспитывался в богатом доме, но он всегда помнил свое место, никто не называл его сыном, и он своих воспитателей не звал папой и мамой. Прислуга не обращалась к нему «господин», он ходил в обычную школу для простолюдинов, не имел таких же игрушек, как родные дети этих людей, не садился за стол с этой семьей – вот он был чужим. А ты? Разве тебя чем-то обделили?

Йока представил себя на месте Дары и ужаснулся… Сура вышел, подоткнув ему одеяло, а Йока расплакался снова и сам не знал, от чего плачет: то ли от страха оказаться в положении Дары, то ли от счастья, что с ним этого не произошло, то ли от того, что с ним это должно было произойти и теперь надо быть благодарным Йеленам за то, что этого не случилось. Собственная спальня (и собственная ли?), привычная и уютная, напомнила о тех счастливых временах, когда он был просто Йокой Йеленом и ничего о себе не знал, принимал и этот дом, и эту спальню, и отца с мамой как должное…

Он уснул в слезах, а когда проснулся, не сразу вспомнил, что с ним произошло за последнее время, словно и не было этих двух месяцев, словно он просто, как всегда, проснулся в своей спальне и в любую минуту Мален может бросить камушек ему в окно… Однако, вспомнив все, плакать над своей горькой долей Йока уже не хотел, наоборот, посчитал, что на него нашло какое-то затмение, если он, как маленький, ревел полчаса напролет.

А когда он спустился вниз, Змай и отец все еще сидели в столовой и о чем-то спорили. При этом отец выглядел гораздо бодрей, чем утром.

– Йока! – улыбнулся он, стоило тому появиться. – Даже не знаю, пожелать тебе доброго вечера или доброго утра.

– Привет, пап… – Йока зевнул и сел за стол. – А ужин скоро?

Он сначала спросил и только потом подумал, пристало ли чужому мальчику так фамильярно говорить с Йерой Йеленом и требовать еды.

– Сура! Йока встал! – вместо ответа крикнул в сторону кухни отец.

– Сейчас-сейчас, – отозвался дворецкий.

– Сура сделал твоего любимого заливного карпа, но карп, наверное, еще не застыл. У нас будет по-настоящему праздничный ужин сегодня.

На столе стояла початая бутылка вина – наверное, Змай решил начать праздник, не дожидаясь, когда подадут закуски.

– Йока Йелен, ну скажи своему отцу, что никто тебя не подговаривал дурить ему голову, что мы с тобой в самом деле были в Исподнем мире.

– Пап, ну ты что… Зачем я буду дурить тебе голову?

– Может быть, ты и сам искренне заблуждаешься, может быть, кто-то разыграл и тебя? – не очень уверенно спросил отец.

– Пап, я видел слишком много убогих и больных людей, столько не наберется во всем Обитаемом мире. А еще там другой воздух и совсем нет энергии. Вряд ли меня можно было так разыграть, это был бы очень сложный розыгрыш.

– Твой сын едва не женился там… – сказал Змай между прочим. – Я имел неосторожность сказать ему, что у нас приняты ранние браки, и что ты думаешь? Он хотел жениться на моей дочери!

– Надеюсь, это шутка, – ответил отец, улыбаясь.

– Отчего же? – Змай подлил вина в бокалы. – Йока Йелен, скажи, что это правда!

Следовало бы обидеться на Змая, но Йока уже давно понял, что обижаться на него глупо.

– Пап, мне в самом деле… понравилась дочка Змая. Ее зовут Спаска, и она очень красивая. Но у нее уже есть жених, поэтому жениться на ней все равно не получится.

– Да ладно «жених», видали мы этих женихов… – проворчал Змай.

Отец сглотнул удивленно и выдавил:

– Йока, мне кажется, тебе об этом думать еще очень и очень рано. Тем более о взрослых девушках.

– Спаске тринадцать лет, – пожал плечами Йока.

– Через месяц будет четырнадцать, – уточнил Змай. – По деревенским меркам она засиделась в девках. По городским – входит в возраст. Йока Йелен, ты тоже считаешь, что она красивая? Я всегда думал, что это мое субъективное мнение, а остальные мне просто льстят. Эх, я бы выдал ее замуж за Государя, но тогда во дворце нельзя будет зажигать солнечные камни…

– Ты шутишь? – хмыкнул Йока.

– Пожалуй. Сдался ей этот Государь, ей больше нравятся деревенские парни, из тех, кто бьет – значит любит. Йера, что ты смотришь на меня как на ненормального? У тебя через десять лет будут такие же проблемы. Представь, если твоя дочь захочет выйти замуж за какого-нибудь сытинского хлебопашца с неоконченной семилеткой.

– Да-да, пап! Это очень даже возможно, если ты ее будешь воспитывать, как меня, – засмеялся Йока. Ему вдруг стало весело и уютно. И Сура уже накрывал на стол, вполуха прислушиваясь к разговору и улыбаясь. И отец был обычным, нормальным, таким, как всегда.

– Ну что ж… Значит, придется отдать Милу замуж за сытинского хлебопашца, – ответил отец. – Я всегда говорил, что люди равны между собой и сословные различия не должны влиять на их судьбы.

– Я тоже так говорил, пока моя дочь не собралась замуж… – кивнул Змай. – Представь себе, этот… герой… в самом деле счел неприличным даже то, что она отрезала косу. Что уж говорить обо всем остальном!

Змай хотел продолжить сетования, но отец вдруг изменился в лице и переспросил:

– Отрезала косу?

– Ну да, она хотела прикинуться мальчиком. Это долгая история, но дело не в этом, а в том…

Отец снова перебил:

– Девочка-призрак?

– Конечно, она приёмник Йоки Йелена, если ты что-нибудь понимаешь в энергетической модели двух миров…

И ужин в самом деле был по-настоящему праздничным, отец позвал за стол и Суру, подтверждая свои слова о сословных различиях и равенстве, Йока даже выпил немного вина, отчего ему стало еще веселей, а Змай к десерту был совсем пьяным и рано ушел спать.

А когда стало темнеть, Сура зажег свечи, а не солнечные камни.

– Понимаешь, сынок… – ответил отец на вопросительный взгляд Йоки. – Я отдаю себе отчет, что не только чудотворы ограбили Исподний мир – все мы так или иначе приложились к этому. И я понимаю, что отказаться лишь от света солнечных камней так же глупо, как отдать детям Исподнего мира старую куклу с чердака. Но… Мне просто неприятно видеть этот свет, он вызывает во мне чувство вины и бессилия.

– Ага, значит, ты все-таки веришь в то, что Исподний мир существует!

– В любом случае нашему миру вреден свет солнечных камней, – усмехнулся отец.

Они говорили до самого рассвета. Йока рассказывал и о Важане, и о колонии, и об Исподнем мире. Отец – о том, как получил разрешение забрать Йоку из колонии, о своем злополучном докладе, и о путешествии за свод, и о сумасшедшем Горене. Иногда Йока вспоминал, что он чужой мальчик для Йеры Йелена, но почему-то эта мысль уже не казалась здравой. Наверное, отец бы сильно обиделся, если бы Йока ему об этом сказал.

А уже под утро отец вдруг спросил:

– Йока, мой вопрос может показаться тебе странным… Но скажи мне, там, за сводом, ты видел шаровые молнии?

Йока в самом деле удивился, но ответил, не скрывая некоторой гордости:

– Я не только их видел. Тебе это, наверное, неприятно, но я самый сильный мрачун Обитаемого мира. В первый раз шаровая молния едва не убила меня, я не успел выпить ее энергию полностью. Но во второй раз… В общем, сейчас я могу справиться с сотней шаровых молний. Не разом, конечно…