Я запомнил лицо той девушки – оно явилось мне слишком отчетливо и было изумительно красивым».

Горен торжествующе глянул на Изветена, который лишь поднял брови домиком в ответ.

– Судья, я уверен: это та же девушка, которую видел я.

– Только на основании того, что она тоже красивая? – продолжая глядеть на Горена с жалостью, переспросил Изветен.

– Не только.

– А что еще подтверждает твою уверенность?

Горен замялся и неубедительно проворчал:

– Я это чувствую. Я нарисовал ее портрет. Судья, не хотите взглянуть?

Он, не дожидаясь ответа, подошел к мольберту и повернул его к Йере. На предыдущей картине Йера больше интересовался профилем Йоки, а не нарисованной девушкой, а тут, увидев ее анфас, поразился вдруг сходству с лицом сказочника. Бога Исподнего мира. Предвечный, ведь именно на этой девочке Йока собирался жениться! Тогда, сидя в столовой за праздничным ужином, после выпитого вина, Йера счел рассказ Змая лишь милой шуткой…

– Изветен, отец этой девочки называет себя богом Исподнего мира… – пробормотал Йера. – И у меня есть основания предполагать, что он и есть Охранитель Врага, чудовище Исподнего мира. И именно его крылья, согласно второму Откровению, «взрежут непрочный щит».

Изветен посмотрел на Йеру скорей с укором, нежели с удивлением.

– Я не сомневался, что председателю думской комиссии известно многое… Но зачем же посвящать в это знание Горена? – вздохнул он огорченно.

– Наверное, потому, что его видения не просто фантазия… Я не могу объяснить, откуда эти видения берутся, но Пущен обратил внимание на пророчество о девушке. Он говорил, что оно не укладывается в логику остальных пророчеств Югры Горена.

– Поймите, судья, – чуть не взмолился Изветен. – Видение может соответствовать действительности, отражать как работу сверхсознания, так и воздействие мощнейшего эгрегора Внерубежья. Но толкование видений – это порочная практика. А потому в видениях нет никакого смысла, особенно для предсказаний будущего.

– Пущен снова начал употреблять морфин… – неожиданно для себя сказал Йера. После разговора с доктором Чаяном он обсуждал душевное здоровье Пущена с магнетизером.

Изветен отшатнулся от Йеры, покачал головой и закусил губу.

– Может быть, он тоже хочет прибегнуть к экстатическим практикам? – предположил Горен на полном серьезе.

– Не говори ерунду, – глянул на него Изветен. – Ох, судья, то, что вы сказали, – это по-настоящему страшно… Дело в том, что наркоманическая зависимость не просто неизлечима – она будто бы прогрессирует внутри человека, отказавшегося от приема наркотика, не спит, а становится невидимой. Но стоит только вернуться к зелью, и она выглядит так, будто человек этот долгие годы употреблял наркотик, его личность разрушается в одночасье… Пущен образованный человек, он не мог этого не знать. Он должен был понимать, что один укол морфина для него – это разрушение личности и скорая смерть. Конечно, психика таких людей неустойчива к соблазну, конечно, тяга к наркотику может взять верх над здравым смыслом. Но мне кажется, Пущен был слишком умен для этого.

– Да, в агентстве тоже подозревают чей-то злой умысел, – кивнул Йера растерянно. Он не предполагал, что случившееся столь безнадежно.

И теперь, объяви он во всеуслышание о предупреждениях Югры Горена, никто в это не поверит: сумасшедший судья слушает морфиниста Пущена!

– Я знал, что пророчества моего отца опасны для чудотворов! – Младший Горен вскинул лицо. – Судья, а Пущен успел прочитать эту тетрадь? Нашел в ней что-нибудь?

– Да. И собирался дать заключение для думской комиссии о том, что не мрачуны, а чудотворы намерены обрушить свод…

– Я сомневаюсь, что теперь он сможет сделать заключение, – снова покачал головой Изветен. – Я, конечно, предполагал что-то подобное, но предполагать и доказать – разные вещи.

На полукруглой эстраде милая шансонетка пела нехитрые песенки о любви, однако Крапа заметил, что сделаны эти песенки с большим вкусом, хоть и стилизованы под городской фольклор, голос у девушки приятен, слух безупречен, а скрипка, гармоника и фортепиано играют на редкость профессионально. Недаром это одна из самых дорогих рестораций в Славлене.

– Как вам понравилась пьеса? – спросил Хладан, ловко расправляясь с морским раком.

– Пьеса в самом деле неплохая, но мне показалось, что главную роль следовало отдать более талантливой актрисе… – сдержанно усмехнулся Крапа.

– Зато как она хороша, эта Злата Венчанка… – Хладан прищелкнул языком.

– Мне кажется, эта роль для нее слишком драматична. Ей бы следовало играть в водевилях, там бы она добилась большего успеха у зрителей.

– Мне придется с вами согласиться. И все же… Как она хороша! Скажите, Красен, а почему вы не женитесь?

– Я был женат, но служба отнимала у меня так много времени, что жена сбежала от меня с инструктором по плаванью из Стерции, нечудотвором. Впрочем, его она тоже оставила очень быстро и сейчас замужем за почтенным преподавателем Ковченского университета.

– Прошу прощения, если задел вас бестактным вопросом… – Инда мило улыбнулся.

– В этом вопросе нет ничего бестактного. К тому же все это было давно и я не питал к своей жене сильных чувств.

– Вы моложе меня. Не хотите отбить очаровательную Злату Венчанку у постановщика пьесы?

– Признаться, нет. Она не в моем вкусе. Вот та милая девушка нравится мне гораздо больше… – Крапа кивнул на эстраду.

– У вас прекрасный вкус. Но, боюсь, именно эта девушка не станет принимать ухаживания ради дорогих подарков или из-за высокого положения поклонника.

– В этом ее особенная прелесть.

Крапа зна́ком подозвал распорядителя и заказал корзину роз, конфеты и бутылку игристого вина.

– Как вас представить девушке? – вежливо спросил распорядитель.

– Меня зовут Крапа. И попросите ее еще раз спеть «Такая простая история любви». Но именно попросите, мне бы не хотелось, чтобы мой скромный подарок выглядел платой за работу.

– Красен, вам надо чаще бывать в Славлене, – посмеялся Хладан. – Развлечения идут вам на пользу.

– Они меня утомляют.

– Смотреть с балкона на кровавые зрелища вам нравится больше?

– Это моя служба.

В тот миг, когда милая шансонетка посмотрела в сторону Крапы озорным и испытующим взглядом, Хладан как нарочно отвлек его неожиданным восклицанием:

– Взгляните-ка, Красен! Кто к нам пожаловал! Какая неожиданная встреча!

Крапа посмотрел по сторонам.

– Вон там, через столик от нас! Узнаете?

– Признаться, нет, – с трудом сдерживая неудовольствие, ответил Крапа.

– Это же заметные политики Славлены, депутаты Верхней думной палаты. Их фото часто появляются в газетах. Вы, наверное, редко читаете славленские газеты.

– Не каждый день. Обычно я пользуюсь дайджестами.

– Спиной к нам сидит один из лидеров правых, владелец завода «Ветрен и сыновья», а лицом – не кто иной, как Йера Йелен.

Крапа слишком резко повернул голову в сторону пришедших – получилось не очень вежливо, тем более что Йера Йелен заметил взгляд Крапы, удивился и долгую секунду смотрел ему в глаза. В нем не было никакого сходства с сыном, даже отдаленного. Даже такого, которое неизбежно возникает между людьми, когда они долго живут вместе.

А шансонетка приготовилась петь, скрипка уже выводила безыскусную мелодию «Такой простой истории любви», и Крапа повернулся в сторону эстрады – было бы неловко просить спеть эту песенку еще раз только потому, что он был занят разглядыванием отца Йоки Йелена.

Ах, как легко песенка слетала с губ шансонетки, порхала под высоким потолком, освещенным тысячами солнечных камней, позванивала хрустальными подвесками на люстрах, посверкивала на позолоте отделки, играла в струйках фонтана. Что за чудный голос… Крапа никак не мог понять, что так тронуло его в этой незамысловатой песне – может быть, искренность? Простота? Легкость?