– Послушайте… – кашлянул вдруг Йера. – Простите, я не знаю, как вежливо к вам обратиться…

– Меня зовут Змай.

– Да… – поморщился Йера. – Скажите, вы в самом деле бог Исподнего мира?

Инда еле-еле сдержал смех.

– Ну да, – пожал плечами оборотень. – Только не вздумай говорить об этом с кем-нибудь, тебя посчитают ненормальным. Это я могу говорить правду, потому что мне совершенно все равно, считают меня чокнутым или нет. Опять же, чокнутым меня считают ровно до той минуты, пока не видят королевскую кобру на журнальном столике в своей библиотеке. Но, Йера Йелен, кобра – это не самое интересное, на что я способен. Ты же видел меня в ночь на второе мая на Буйном поле, как и вся Светлая Роща. Хочешь, выйдем из твоего милого садика на дорогу, и я покажу тебе этот фокус еще раз?

– Не надо! – оборвал его Инда.

– Инда, не стоит на меня кричать. Ты живешь на этом свете только благодаря моей странной прихоти. Я люблю убивать чудотворов. Остановить меня может только фотонный усилитель, но ты один знаешь, чем закончится его использование для твоего мира. Ведь знаешь?

– Йока, человек, которому ты доверился, – убийца. В чем он сейчас нам и признался, – заметил Инда между прочим. Угроза вызвала у него раздражение и злость – наверное, потому, что была не такой и пустой…

– Самый отвратительный вкус, который остается на губах после превращения в опасных тварей, – это вкус смерти, – мрачно, без тени привычного шутовства, сказал оборотень. – Он безобразен с человеческой точки зрения. Чем-то похож на запах вспоротого брюха. На твоих глазах кому-нибудь вспарывали брюхо, Инда? Человек ко всему привыкает, и ты бы привык. Но привычка не делает это действо приятным глазу. Я не буду рассказывать здесь о войне на стенах Цитадели, где я видел это десятки раз в день. И о раздутых чумных трупах в логе Змеючьего гребня я тоже рассказывать не буду. Я не скажу и о десятках призраков-сирот, которые бродят по Выморочным землям и даже не подозревают о том, что убивают глупых духов, забирая у них энергию. Глупые духи, Йера, это такие, как ты, только без ночников в спальне. Я не буду говорить о кинских мальчиках, которых чудотворы превращают не в животных даже – в ходячих мертвецов. Йера, чтоб ты знал: здесь это называют опытами Исида по сбросу энергии в Исподний мир – детям моего мира делают лоботомию, что открывает в них способности… хм… призраков. Нет, Инда, ко всему этому ты имеешь лишь косвенное отношение. Но бездымный порох… Ведь это твоя идея, лично твоя. Йера, ты не слышал этой истории, я тебе ее расскажу. Вкратце. Этот аналитик Афранской Тайничной башни передал дикарям Исподнего мира рецепт бездымного пороха и технологию изготовления разрывных снарядов. В то время как фортификация там рассчитана на навесной огонь чугунными ядрами. Так кто из нас убийца? Ради того, чтобы выманить меня в Исподний мир, ты подставил под удар десятки тысяч людей. И не только молодых и сильных мужчин, но женщин и детей – величайшую ценность Исподнего мира. Не только для меня, но и для вас! И что самое обидное, эти убийства не оставят на твоих губах вкуса смерти.

– Ты же понимаешь, что во мне не проснется совесть.

– Конечно не проснется. Я пытаюсь объяснить, что многие жизни, которые прервутся столь варварским образом по твоей воле, мне много ближе и дороже, чем твоя. Хотя бы потому, что речь идет о людях Исподнего мира, моего, а не твоего. Ты для меня чужак, враг, которых не только можно, но и нужно убивать.

– Так почему же ты этого до сих пор не сделал? – усмехнулся Инда.

Оборотень усмехнулся в ответ, и в ту же секунду Инда увидел межмирье… Темную силу, что стояла за плечами этого человека в межмирье. Развернутые кожистые крылья и треугольные головы на гибких шеях. И почему-то ясно представлялся холодный зимний закат и крутой берег реки… Нет, многоглавый змей не был ее сущностью, лишь воплощением, личиной. Эта сила напомнила молнии и воронки смерчей над светящимся потоком магмы – неживая, неразумная, она неумолимо наступала, жаждала не крови, но смерти тех, на кого обращалась. И Инда понял, что оборотень не подчиняется этой силе, а противостоит ей, сдерживает ее жажду. Нет, не благородство заставляет его это делать, не отвращение к «вкусу смерти», не жалость к врагам. Что-то иное.

Оборотень словно захлопнул дверь в межмирье – в его власти было показать свою силу или скрыть ее от постороннего взгляда. У Инды сбилось дыхание. Он забыл, что такое страх, и теперь сомневался: а страшно ли ему стало? Это больше походило на азарт; наверное, с таким чувством воины идут на верную смерть, и Инда увидел возможность своей смерти, но ничто не заставило бы его остановиться, сойти с пути, ведущего к гибели. Он не до конца разгадал замысел оборотня, но чувствовал: разгадка где-то рядом, он вот-вот ее нащупает, вот-вот поймет, зачем оборотню его, Инды, жизнь.

– Я же говорю: это моя прихоть, – как ни в чем не бывало ответил тот.

Это снова вызвало раздражение, словно оборотень хотел вывести Инду из себя. Нарочно подталкивал его к какому-то ответному ходу. И в глубине души Инда уже знал, как ответит: не запальчивой речью и не встречной угрозой – он напишет в Афран. Подробный и обстоятельный отчет о чудовище Исподнего мира. И тогда Афран будет принимать решение о том, что с этим делать, а уж Инда сумеет направить это решение в нужное русло.

– Айду Очена ты тоже убил из прихоти? – поинтересовался он.

Утверждение нисколько не удивило оборотня, а должно было, – Инда считал свою догадку уникальной.

– Смерть Айды Очена изменила будущее. – Оборотень пожал плечами. – Вместо слащавого пророчества Драго Достославлена твой мир получил вторую часть Откровения Танграуса.

– Ты же понимаешь, что никакое откровение не может изменить будущего, откровение – выдумка, фантазия, плод больного воображения. Это не более чем слова.

– Однако если бы не было этих слов, профессор Важан никогда бы не создал Вечного Бродягу. – Оборотень посмотрел на Инду с презрением, свысока.

– Брось! Профессор – ученый, он не хуже нас с тобой знает цену подобным пророчествам. – Инда махнул рукой с деланной уверенностью, понимая, что оборотень совершенно прав: если бы не Откровение, никому не пришло бы в голову проводить столь серьезные эксперименты по созданию гомункула.

– Профессор верил в Откровение. И не ошибся. Потому что это и в самом деле откровение, в отличие от стишков Достославлена. И если бы ты знал эту историю досконально, так, как ее знаю я, ты бы тоже в него поверил. В своей книге о чудовищах Исподнего мира Айда Очен не написал главного: об откровениях, которые являются чудовищам. То, ради чего он сам и затеял игру со змеем. Ты ведь еще не успел изучить его дневники, которые я так любезно тебе подарил. Он хотел, чтобы чудотворы владели и высшей мудростью тоже. И своего, в некотором роде, добился.

– Отстегнул, значит, немного высшей мудрости? С барского плеча? – Инда попытался рассмеяться, но получилось немного фальшиво.

Оборотень слегка пригнулся вперед, и в глазах его была самая настоящая, непритворная ненависть. Инда не впервые видел эту ненависть в глазах сказочника, и каждый раз от нее мороз пробегал по коже, теперь же он понял: это из межмирья выглядывает иная сущность оборотня. Не человеческая.

– А ты хотел, чтобы я отдал всю? Айда Очен тоже этого хотел. Только высшая мудрость не пошла чудотворам на пользу, вторая часть Откровения так и осталась для вас сказкой. Вместо того чтобы погасить солнечные камни и остановить магнитные, начать пахать землю сохой и провозгласить мрачунов спасителями мира, вы продолжаете сосать энергию и выбрасывать ее за пределы свода. Йока Йелен спасет хотя бы часть Верхнего мира от гибели, все же в случае прорыва границы миров только половина энергии Внерубежья упадет на Обитаемый мир. А без Йоки Йелена от Обитаемого мира не останется камня на камне.

– Я знал… – прошептал Йера с большим чувством. – Я так и знал… Значит, я угадал верно? Йока не Враг, не разрушитель…