– Разрешите?
За дверью кто-то буркнул: «Входите», – и меня пропустили вперед.
За столом, листая толстую папку, сидел высокий сотрудник НКВД с зачесанными назад волосами. На кителе – два «Знамени» и «Звезда», чуть ниже – значок почетного сотрудника госбезопасности. Красивый дядька, мужественный такой, разве что крупный нос слегка портил его лицо.
– Товарищ полковник? Петр Николаевич Соловьев? – Мужчина привстал, пожал мне руку. – Присаживайтесь. Значит, насчет вас звонили. Я – старший майор Павел Судоплатов. Можно просто Павел, без отчества.
Вот это номер! Первый раз в жизни старшего майора вижу. И мне с ним работать? Умереть и не встать! Практически комдив по армейским меркам.
– Давай на «ты»? – Затем я кивнул на папку. – Мое личное дело?
– Можно и на «ты». – Судоплатов захлопнул папку, заулыбался: – Да, прислали ознакомиться. Какой боевой путь… Просто загляденье! Оборона брода на Хрестиновке, уничтожение айнзацгруппы СД, выход из окружения… Так, что тут еще… Спас командующего фронта при налете. Ага, ну Гиммлер. Это, конечно, эпичная история. Мы всем управлением обсуждали киевский взрыв. Как ты догадался заложить фугас на площади перед университетом?
Вот же вопрос…
– Так другие объекты, Крещатик и прочее, люди Старинова минировали, – выкрутился я. – Армейцы тоже много где отметились. Из неохваченного остался только университет.
– Неохваченный… – хмыкнул Судоплатов, покачал головой. – Это же надо было догадаться устроить НП в небочёсе Гинзбурга… Идеальное место для наблюдения.
Интересно, а эвакуация Якова в деле есть? Я посмотрел на папочку… Толстая. Но Якова там вполне могло еще и не быть.
– Давай к нам в наркомат! – Судоплатов достал портсигар, вытащил папиросу. – Таким, как ты, у нас самое место. С твоим званием получишь сразу майора, а то и старшего! Товарищ Берия очень хорошо о тебе отзывается, так что возражений не будет.
– Боюсь, Кирпонос меня не отпустит.
Я заколебался. В НКВД, поди, устроят проверку, а ну вскроется, что я ни разу не Петр Соловьев? Да, летом меня уже успели засекретить и даже предупредили родителей настоящего Соловьева. Но есть же еще школа, прежнее место службы. Если будут тщательно копать, раскопают. Лицом я похож на Петра, но не сказать, чтобы полный двойник. Покажут фотокарточку, а меня не опознают… Сослуживцы погибли в первые дни войны, тут вряд ли мне что-то грозит. Жены, детей не было. Родители. Вот узкое место.
– Ну не может полковник быть адъютантом у генерала. Тебе штабом тогда руководить или целым полком… Ты по ВУС военинженер? – Судоплатов закурил, встал, открыл форточку.
– Он самый.
– Героя сразу на фронт не пошлют. – Павел заглянул в конец моего личного дела. – Миналягушка и мина-пуля – это тоже ты?
– Я.
– Тут на тебя запрос пришел. Наркомат вооружений тоже просит откомандировать Соловьева на полигонные испытания. Будешь сидеть в каком-нибудь Куйбышеве, пока не отпустят. А у нас интереснее! Соглашайся.
– Давай сначала обсудим новое дело, – уклонился я от ответа. – С минами-посылками. Думаю, мою судьбу найдется кому решить, спрашивать не будут. Лады?
– Лады. – Судоплатов тяжело вздохнул, пододвинул ко мне блокнот с карандашом. – Давай, рисуй свою новую придумку.
Я набросал примерно схему, как мне это виделось, и тут же началось обсуждение. Хозяин кабинета показал такое знание предмета, что я только диву давался. Зачем я здесь, если такие зубры походя проблемы решают, над которыми я бы голову неизвестно сколько ломал? А с другой стороны, придумал все же я, а не кто-то другой.
Уже и чай пили раза три, и принесенные бутерброды заточили, а к общему мнению так и не пришли. Вырисовывались пока два основных варианта, но слишком сырые. А надо было так, чтобы идеально. Павел вспомнил одну старую операцию, но там была конфетная коробка с часовым механизмом, и мы ее забраковали. Однако голова работать уже не хотела. Сказывались и бессонная ночь, и нервное напряжение после встречи со Сталиным, да и сама дорога.
Даже Судоплатов заметил, как я старательно давлю зевоту, и предложил:
– Давай, наверное, заканчивать на сегодня. И у меня дел куча, и тебе отдохнуть с дороги требуется. Езжай домой, завтра созвонимся с утра, согласуем. А то хочешь, здесь организуем, место найдем.
– Да ну, домой надо. Жену найти хочу, а то в госпитале какой-то хрен даже говорить не стал, – объяснил я. – И вот еще. Не подскажешь, как мне Кирпоноса найти? А то у него все награды мои. Да и так встретиться.
– Так давай насчет жены я разузнаю, – предложил Павел. – У нас побольше возможностей, один звонок – и все.
– Нет, я сам, – заупрямился я. – А то получится, вроде как пацаны из соседнего двора обидели, а я сам разобраться не в силах и старшего брата зову.
– Есть резон, – подумав, хмыкнул Судоплатов. – Ладно, насчет командира твоего сейчас узнаем.
Он начал звонить куда-то, спрашивать, а я так расслабился, что задремал даже. Не знаю насчет продолжительности, но когда Павел растолкал меня, то я пару секунд пытался сообразить, где я нахожусь.
– Везучий ты, – пододвинул Судоплатов обрывок бумаги. – В Москве твой Кирпонос. Можешь позвонить ему прямо сейчас, на месте.
Я тут же набрал номер и через пару гудков услышал:
– Приемная.
Конечно, никто не скажет фамилию, даже ведомство. Кому надо, и так знают. А голосок знакомый.
– Ты, Масюк, лучше правду скажи: уже всех связисток в управлении перетоптал или кто-то неохваченной остался? – Я произнес это как можно более суровым голосом, стараясь не заржать.
– Кто э… – начал Аркаша и вдруг до него дошло: – Петька! Живой, гад! Я всегда говорил, что ты выберешься! Ты где? В Москве? Давай срочно сюда! Машину сейчас пошлю, только скажи куда!
– Нет, я сам, – сказал я, увидев, как Судоплатов отрицательно машет головой. – Скоро буду.
Сам понимаю, не маленький, что в такие места посторонних лучше не пускать. И говорить об их существовании. Тем более что и местный транспорт нашелся. Даже с учетом прогрева двигателя не прошло и часа, как ничем не примечательная, в меру старая и, соответственно погоде, забрызганная эмка доставила меня на место.
Заминочка произошла внизу, на проходной. Начались вопросы: а кто такой, а зачем, ну и прочая ерунда. Все понимаю, но немного досадно.
Наконец меня довели до приемной, где я сразу попал в объятия Аркаши. Не исключено, что Масюк по заданию немецкого командования решил все же убить меня под видом дружеских обжималок. Даже сам не знаю, как я выбрался. Естественно, я указал ему на недопустимость такого панибратского отношения к старшему по званию и назначил наказание в виде ста часов строевой подготовки без права на сон и туалет.
– Сам-то где? У себя? – спросил я, когда поток приветствий и восхищений немного иссяк.
– В кабинете, – сказал Аркаша. – Занят просто, даже не ел сегодня еще.
– Мне бы награды забрать, он же с собой тогда забирал, – объяснил я.
– Это ты его так оскорбить хочешь? – искренне удивился Масюк. – Да он постоянно о тебе узнает, где ты и что. Когда не было новостей, он чернее тучи ходил. Жене твоей помогал – продукты отправлял. А ты теперь такой приходишь – гляньте на четыре шпалы в петлице, мне бы вещички забрать, спасибо, что не потеряли.
– Бляха-муха, извини, что так показалось, – растерялся я. – Даже не думал, что так получится. Что-то я не то сказал.
– Ладно, забыли, – вздохнул Масюк. – Сейчас заглянем к нему.
Он пошел к двери в кабинет и аккуратно приоткрыл ее.
– Я же сказал: не беспокоить меня! – рявкнул изнутри Кирпонос. – Освобожусь, дам знать!
– Соловьев здесь, Михаил Петрович, – тихо сказал Аркаша. – Зайти хотел, но если…
– Так какого… вы там сидите? Тащи его сюда!
* * *
Отвезли меня домой при полном параде уже поздним вечером. Аж самому стало приятно глянуть на иконостас. Не так, конечно, как у начальников, у которых парадный мундир килограммов на двадцать тянет, но очень даже прилично. Не юбилейными медальками – орденами, один другого полновеснее.