Даша решила не убирать волосы, оставить так. Она просто перебросила их на бок. Они были не очень длинные, ей никогда не удавалось отрастить их настолько, насколько она бы того хотела, зато достаточно густые. Нет, две объемные косы она бы, конечно, из них не заплела, но на волосы никогда не жаловалась. И еще ей нравилось редкое сочетание их цвета с цветом глаз. Обычно у людей с каштановыми волосами – глаза разных оттенков коричневого или зеленого. А у Даши они были серые. Минуту поразмыслив, она решила подвести их. Когда уже почти закончила, в дверях приемной показался Роман.

Увидев его в зеркале, замерла. Сердце гулко забилось. Руки не слушались, когда она стала спешно натягивать колпачок на фломастер. Всё же вскоре тот уже был запрятан в косметичку. Даша снова подняла глаза и взглянула в зеркало. Роман так и стоял. И смотрел исподлобья. Затем вошел, закрыл за собой дверь приемной, повернул замок. Теперь сердце Даши уже не просто билось, оно бежало спринт. Роман поставил портфель на пол, скинул пальто, а за ним и пиджак и стоял теперь перед ней в одной рубашке. Галстука на нем сегодня не было. Как, видимо, и запонок, ведь в этот момент он закатывал рукава. Так и не расстегивая манжет. Затем принялся́ за верхние пуговицы рубашки. Когда же он и с этим закончил, то двинулся к ней. Даша заворожённо смотрела в зеркало.

Едва он к ней подошел, сорва́лись оба. Он схватил ее за волосы и потянул на себя, открывая шею, на которой теперь просматривалась пульсирующая жилка. Роман впился в нее, а Даша непроизвольно выдохнула с сильной вибрацией. Тогда директор спецотдела резко развернул ее к себе лицом. Она вцепилась руками в столешницу кофе-блока и теперь смотрела на него, но не в глаза. Взгляд Даши был обращен к его губам.

И он поцеловал. Точнее обрушился, слишком уж мало это походило на поцелуй. Роман пожирал, вдавливал, терзал, но Даша ему отвечает. Не могла не ответить, слишком желанным он стал за последние дни. Она обхватила его за шею, залезла под рубашку, до боли сгребла пальцами кожу. Роман вскрикнул. А после резким движением по́днял юбку, одним рывком стащил колготки, усадил Дашу на столешницу и всё случилось. Прямо так, как какой-то шквал. Легкомыслие. Безумие. Даша знала, что так было нельзя, она однажды уже обожглась. На всю жизнь, и этот урок заучила наизусть. Но сейчас всё повторялось. Хотя теперь ей больше было нечего терять, возможно, поэтому она сейчас ни о чем не думала.

Роман был жестким на грани с жестокостью, но Даша настолько его хотела, что ему не удалось причинить ей боли: она ее не чувствовала. Девушка трепетала, все тело усыпали мурашки, а ощущение этого мужчины в себе, когда он, наконец, закончил начатое несколько дней назад, привело ее в такой восторг, что почти сразу это кончилось высшей точкой. Роман рычал, постепенно переходя на хрип, пока вскоре после нее тоже не простонал. А потом прижался носом к ее виску и стоял так, пока не выровнялось дыхание. Он всё еще сдавливал ее бедра и только теперь, когда оргазм стал отпускать, Даша ощутила боль от его рук.

Всё кончилось так же быстро, как и началось. Он выскользнул, придерживая плоть одной рукой, отстранился, вошел в кабинет. Даша спрыгнула со столешницы и полезла в сумку за салфетками. Роман снова появился в приемной уже с застегнутыми брюками. Подобрал с пола пиджак, пальто, взял портфель. Подошел к дверям приемной, распахнул их. И, не сказав ни слова, ушел к себе.

Закрыв дверь, Роман прижался к ней спиной. Он стоял так какое-то время. Веки приспущены, каменное выражение. Но так казалось только со стороны. Внутри всё бушевало. Он всё же добрался до шкафа и повесил пальто. Вытащил из кармана галстук и запонки, надел, закрыл дверцу. Натянул пиджак и подошел к окну.

Секс облегчения не принес. Наоборот, стало только хуже. Гораздо хуже.

После услышанного им в пятницу ночью разговора, Роман решил, что больше сдерживаться не станет. Он сделает это прямо в понедельник с утра. Жестко, больно, и, возможно, даже унизительно. Но сделает лишь раз. И только лишь потому, что он всё еще первый в очереди. А потом больше не взглянет на нее. Просто выбросит из головы. Ему не нужна женщина, которая трахается с кем попало сразу после того, как он, Роман Чернышев, дал ей ясно понять, что хочет чего-то серьезного. Тем более, если женщина эта способна вызвать в нем столь сильные чувства. Это прерогатива мужчины, а не его женщин, и Роман не собирался меняться с ними местами.

Но в реальной жизни всё оказалось не так просто, как в стратегии, так прилежно им выстроенной. Как только он ее увидел, всё тело снова сжалось от напряжения. Перед ним стояла самая красивая женщина, которую он когда-либо видел. Возможно, не в целом мире, вероятно, не для всех и вся. Наверное, не вписывающаяся в эталонные отсечки, созданные кем-то для народных масс. Но, определенно, самая красивая для него. А в этом платье она была божественно прекрасна.

Как только Роман дотронулся до нее, Даша врубила радио на полную мощность. Дребезжащее дыхание, выдох-стон, раздавшийся из ее горла, стоило ему добраться до ее шеи, отключили тормоза.

Он был так зол на нее, что не пытался удержаться от причинения боли: кусал почти до́ крови, сжимал, что пальцы сводило, сгребал плоть и сдавливал до посинения. И целовал. Постоянно. Просто не мог остановиться. Потому что даже сквозь пелену неконтролируемой злости ощущал, что Даша ему отвечала, и поэтому заводился лишь сильнее. Но она так ни разу и не вскрикнула, как он ни старался. Лишь била той же картой, а один раз сжала кожу на груди так больно, что он в тот момент ей чуть губу не прокусил. А еще она оказалась настолько отзывчивой, что каждое его прикосновение, даже подчеркнуто грубое, вызывало в ней мгновенную реакцию. Он всё время ощущал рябь под руками, где бы до нее не дотрагивался. И это стало для Романа самым сильным чувственным откровением: Даша настолько хотела его, что даже боль не была в состоянии перебить ее желания. Это не могло не польстить его самолюбию.

Роман не перешел черты и не сделал секс унизительным для нее. Хотел, но не смог себя заставить. Чувствовал что-то. Большее, чем злость. И это победило. Он пожалел ее. Когда же, наверное, в благодарность за его великодушие, Даша почти сразу кончила, его накрыло так сильно, что, казалось, сейчас кровь закипит. Нет, это точно был оргазм, она не симулировала. Молниеносный оргазм. С ее губ слетело даже:

– Господи, боже мой!

Роман уже слышал от женщин что-то подобное. Его сравнивали с Богом настолько часто, что это даже перестало производить впечатление и звучало как что-то почти заученное. Но выкрик Даши не был обращением к нему лично, хоть и говорил о многом. Она прокричала это столь трепетно, и так судорожно вцепилась в его шею, что Роман почти сразу кончил сам. И это был самый мощный оргазм в его жизни. Что-то он начал привыкать к тому, что всё, связанное с Дашей, в последние дни стало обретать значение «самое». Пора было с этим завязывать.

Он сел за стол и вызвал ее по внутренней связи.

– Дарья, кофе, пожалуйста!

Роман старался, чтобы его голос прозвучал спокойно. Ему это удалось.

Через пару минут дверь открылась и появилась Даша. Она подошла и поставила чашку на стол сбоку от мыши. Еле уловимо рука секретарши дрожала, чашка на блюдце чуть дребезжала. Роман поднял на нее взгляд. Она не смотрела. Лицо ее было бледно. Повернулась, направилась к выходу. Вышла, закрыв за собой дверь.

Сейчас Роман больше ничего не чувствовал. Осмыслив ситуацию до конца, он впал в какое-то уныние. Внутри было пусто. Он выпил кофе.

Рабочий день оказался очень насыщенным, как и всегда по понедельникам. А сейчас приближался отчетный период, так что дел было невпроворот. И Роману удалось отвлечься. С Дашей они больше почти не общались. Она просто, предварительно согласовав, переключала звонки, но это трудно было назвать общением, настолько официально они оба старались себя вести друг с другом. К середине дня Роман окончательно перестал отзываться жжением на ее голос по внутренней связи. Он с головой погрузился в работу, и мозги постепенно переключились. Только с самых задворок сознания еще прорывался еле уловимый сигнал бедствия. Но директор спецотдела старался на этом не концентрироваться.