Михаил вспомнил ту поездку.

  Выбор спутников казался спорным, но у Витте были свои планы на Михаила, которого он рассматривал как более управляемого монарха еще со времен чтения тому лекций по экономике и финансам и в момент болезни Николая II в 1901. В принципе Витте, в частных разговорах с ним, не исключал просить царя сделать именно Михаила Александровича наместником ДВ, что повысило бы переговорный вес делегации, а также позволило бы использовать влияние МА для укрепления обороны. Александра Георгиевича Романовского/Лейхтенбергского он предполагал использовать или как адъютанта Михаила или в более сложной интриге, надеясь использовать подход и канал влияния через мачеху-черногорку, бывшую близкой подругой Аликс и готовую за подарок умело подать информацию Аликс и, через нее, Николаю II.

  С Александром Михайловичем отношения были гораздо сложнее. Сперва друзья, затем недруги из-за интриги АМ стать главноуправляющим торгового мореплавания и портов, затем оба отстраненные от активных дел, они с настороженностью относились друг к другу, но готовы были оставить ее для обоюдной пользы. А идея их, как позже рассказывал Александр Михайлович, была такова - пользуясь мистическим настроем при дворе, обостренным долгим отсутствием сына-наследника, заменить "доктора Филиппа" своей креатурой в лице родственницы Витте известной оккультистке и спиритуалистке, теософу Елене Блаватской, которая должна была предсказать и подтвердить рождение сына императорской семье. Ввести в петербургский свет должен был именно Александр Михайлович, увлекавшийся мистикой и спиритизмом. Во всяком случае в поездку на Дальний Восток АМ ехал именно как независимый от Витте свидетель обстановки, помимо изучения состояния портов Владивосток и Дальний. Их реальные взаимоотношения держались в тайне. Вдобавок АМ решил совершить поход именно на кораблях, двигавшихся на ДВ - Ослябя, Дмитрий Донской и Аврора, догнав те в Каире на пароходе из Одессы.

  Дальше Михаил достал из другой папки воспоминания АМ:

  "Во время моих частых бесед с Никки, я просил его сделать что-нибудь для развития нашего коммерческого флота и улучшения русских торговых портов. Я предложил, чтобы Государь создал особое управление торгового мореплавания, изъяв эту важную отрасль государственной жизни из ведения Министерства Финансов. Государь наконец решил, что я буду начальником главного управления торгового мореплавания на правах министра. 6 декабря 1902 г. я был произведен в контр-адмиралы и, по своей новой должности, занял место в совете министров, как самый молодой член правительства в истории Империи. До этого дня я был в самых дружественных отношениях с министром финансов С.Ю. Витте. Он был ко мне расположен, а мне нравилась широта его взглядов и оригинальность методов управления. Мы часто с ним виделись и вели продолжительные беседы. Все это внезапно оборвалось в день моего назначения. Созвучие слова порты с русским простонародным выражением, изображающим известную часть мужского гардероба, дало повод столичным острякам говорить, что Великий Князь Александр Михайлович снял с Витте порты. Как это ни странно, но этот выдающийся человек пал жертвой собственной боязни сделаться смешным. Еще несколько бойких статей в столичных газетах на ту же тему, и Витте начал ненавидеть меня. Я думаю, что, если бы Витте имел возможность объявить мне открытую войну, он чувствовал бы себя лучше. Но необходимость относиться ко мне со всем уважением, которого требовало мое положение Великого Князя, причиняла ему невыразимые страдания. В совете министров он мне никогда не противоречил. Он смотрел на меня с любезной улыбкой, но эта мина никогда не могла скрыть от меня его враждебности. Он боролся со мною всеми тайными способами, которыми располагал министр финансов. Он представлял Государю один доклад за другим, жалуясь на непосильные тяготы, которые обременяли русский бюджет дорогостоящие начинания начальника главного управления портов и торгового мореплавания. В газетах начали появляться статьи, инспирированные Витте, с резкой критикой по адресу моего ведомства. Остальные члены совета министров, за исключением военного и морского министров, сплотились вокруг своего всесильного коллеги и разделяли его ненависть к втершемуся в их среду Великому Князю. На мою долю выпадала тяжелая борьба. Мне пришлось бы вести ее одному, если бы не горячая поддержка, оказанная мне теми кругами, которые были заинтересованы в развитии нашей внешней торговли. Мне удалось добиться от нашего тяжелого на подъем правительства, чтобы была организована новая пароходная линия, соединявшая наши южные порты с Персидским заливом и обеспечена значительная субсидия от правительства четырем русским пароходным обществам, которые начали успешно конкурировать с немцами и англичанами. Эта первая моя победа придала мне храбрости, и я мог приступить к осуществлению моего десятилетнего плана, который устанавливал бюджет нашего торгового мореплавания на десять лет вперед и страховал русских пароходовладельцев от изменчивости настроений в среде совета министров. Между тем проблема развития нашей нефтяной промышленности требовала от нас новых усилий. Я предложил Государю, чтобы наше правительство создало общество для эксплуатации нефтяных промыслов, находившихся в Баку. Мне без особого труда удалось доказать, что прибыль, полученная от продажи нефтяных продуктов, легко покроет расходы по осуществлению широкой программы коммерческого судостроения и даже даст значительный излишек для различных усовершенствований. Это простое и вполне логическое предложение вызвало бурю протестов. Меня обвиняли в желании втянуть императорское правительство в спекуляцию. Про меня говорили, что я социалист, разрушитель основ, враг священных прерогатив частного предпринимателя и т. д. Большинство министров было против меня. Нефтеносные земли были проданы за бесценок предприимчивым армянам. Тот, кто знает довоенную ценность предприятий армянского треста в Баку, поймет, какие громадные суммы были потеряны для русского государственного казначейства безвозвратно.

  .....военный министр генерал Куропаткин недавно произвел инспекторский смотр наших азиатских владений. Конечно, он возвратился из командировки и доложил, что все обстоит благополучно. Если ему можно было верить, то наше положение на Дальнем Востоке представлялось совершенно неуязвимым. Японская армия не являлась для нас серьезной угрозой, продуктом пылкого воображения британских агентов. Порт-Артур мог выдержать десятилетнюю осаду. Наш флот покажет микадо, где раки зимуют. А наши фортификационные сооружения, воздвигнутые нами на Кинджоуском перешейке, были положительно неприступны. Не было никакой возможности спорить с этим слепым человеком. Я спокойно выслушал его доклад, с нетерпением ожидая, когда он его окончит чтобы немедленно ехать в Царское Село. К черту церемонии! думал я по дороге к Никки: русский Царь должен знать всю правду! Я начал с того, что попросил Никки отнестись серьезно ко всему тому, что я буду говорить. - Куропаткин или взбалмошный идиот, или безумец, или же и то, и другое вместе. Здравомыслящий человек не может сомневаться в прекрасных боевых качествах японской армии. Порт-Артур был очень хорош, как крепость, при старой артиллерии, но пред атакой современных дальнобойных орудий он не устоит. То же самое следует сказать относительно наших Кинджоуских укреплений. Японцы снесут их, как карточный домик. Остается наш флот. Позволю себе сказать, что в прошлом году, во время нашей морской игры в Морском Училище, я играл на стороне японцев и, хотя я не обладаю опытом адмиралов микадо, я разбил русский флот и сделал успешную вылазку у Порт-Артурских фортов. - Что дает тебе основание думать, Сандро, что ты более компетентен в оценке вооруженных сил Японии, чем один из наших лучших военачальников? - с оттенком сарказма спросил меня Государь. - Мое знание японцев, Никки. Я изучал их армию не из окон салон-вагона и не за столом канцелярии военного министерства. Я жил в Японии в течение двух лет. Я наблюдал японцев ежедневно, встречаясь с самыми разнообразными слоями общества. Смейся, если хочешь, но Япония - это нация великолепных солдат. Куропаткин же готовится к войне с Германией и Австрией, поэтому даже не пытается видеть противные его мнению факты.