– Как я уже говорил вам, Ваше Величество, единственно правильное решение – это вступление в брак с представительницей какого-нибудь германского княжеского дома.

Генрих поморщился. Одно только упоминание о свадьбе наводило тоску. Заметив это, Кромвель поспешил добавить:

– Мы не можем ждать, когда император Карл и король Франции, объединившись, набросятся на Англию, как коршуны. Мы должны действовать предусмотрительно и заранее защитить наше королевство. И единственный способ противостоять их агрессии – это заключение союза с домом Клевов. Брак с принцессой Анной выгоден для Англии, ибо он поможет нам впоследствии без труда и религиозных компромиссов найти поддержку в протестантском мире.

– Почему вы в этом столь уверены, господин Кромвель? – поинтересовался герцог Норфолк, молчавший до сих пор. – На чем основываются ваши догадки и смехотворные предположения?

– Это не догадки, милорд, – отозвался Кромвель, – а уверенность. Я думаю, вам не нужно напоминать, как Папа Павел III год назад подбивал императора и Франциска объявить войну Англии. Или ваша память настолько коротка, что вы не помните, как в Нидерландах были арестованы все наши суда, а послы Испании и Франции отозваны?

– Я помню, – сухо ответил герцог и замолчал. Он боялся, что и король вспомнит о той незавидной роли, которую ему пришлось сыграть год назад в назревавшем конфликте между империей, Францией и Англией.

– Значит, мой брак с Анной даст нам возможность избежать дальнейших разногласий с союзом? – уточнил Генрих.

– Вы совершенно правы. После свадьбы ничто не помешает нашему королевству получить поддержку Шмалькальденского союза, ибо союз тоже нуждается в покровительстве такой страны, как Англия. Папа и император не дремлют, и к их угрозам надо относиться серьезно. Поэтому, на основании вышесказанного, я настойчиво рекомендую Вашему Величеству еще раз как следует продумать решение, которое будет принято относительно вашей женитьбы.

Кромвель замолчал. Пламенная речь, произнесенная с таким воодушевлением, произвела неизгладимое впечатление не только на подданных короля, но и на него самого. Обладая трезвым и расчетливым умом, Генрих понимал, что, как бы ни противна была ему невеста, иного выхода у него не было. Приходилось смириться.

– Ну что ж, – в задумчивости произнес Генрих, барабаня толстыми пальцами по ручкам кресла, – не скрою, что брак со столь… необразованной девицей не приводит меня в восторг. Однако перспектива получить вместе с союзом силу, способную противостоять Габсбургам, меня радует. Господин Кромвель, вы убедили меня… Интересы Англии – это мои интересы. И я готов ради моего королевства пойти на жертвы. Господин Кромвель, оповестите всех, в том числе и германские княжеские дома, что вскоре состоится мой брак с принцессой Анной Клевской. А в донесении курфюрсту Саксонскому еще добавьте, что мы надеемся, что наша дружба, основанная на истинной вере, будет способствовать дальнейшему сохранению мира. Надеюсь, у него наконец-то отпадут всякие сомнения, и в недалеком будущем мы подпишем‑таки обоюдно выгодный договор… Да, и еще… Герцогу Саффолку вместе с моей невестой надлежит немедленно прибыть в Лондон. Скоро моя свадьба!.. Господа министры…

Король, ни на кого не глядя, быстрым шагом, хоть и прихрамывая, удалился в свои покои. Кромвель, окинув торжествующим взором герцога Норфолка, усмехнулся. Герцог, сжав кулаки, буквально позеленел от злости. Он резко развернулся на каблуках и проследовал к выходу.

– Смейся, смейся, старая гиена, пока еще можешь, – злобно проговорил лорд-казначей вполголоса. – Ничего… сегодня ты выиграл, но запомни: недолго тебе осталось упиваться победой. Гильотина уже ждет тебя…

– Я не хочу, чтобы она стала моей мачехой, – капризным тоном произнесла кареглазая девушка, выглядевшая много старше своего возраста (будущей «кровавой королеве» на тот момент должно было исполниться двадцать четыре года). Годы душевных страданий и невзгод не пожалели юность принцессы Мэри, благодаря отцу уже успевшей сменить двух мачех. И каждый раз ее дальнейшая судьба, да что говорить, и самое жизнь зависела от того, как отнесется к ней новая любовь Генриха.

– Разумеется, не в нашей власти что‑то изменить, принцесса Мэри, – галантно поклонившись, проговорил только что вошедший вельможа, одетый по испанской моде.

Посол императора был частым гостем принцессы, начиная с того времени, как Екатерину Арагонскую отправили в ссылку. По сути, он был единственным звеном, связывавшим тогда еще очаровательную девочку, Мэри, с матерью. Но время шло, и посол Испании стал не только советником будущей королевы (ей дали хорошее образование, но совершенно не объяснили, как нужно править королевством), но и доверенным лицом.

– Согласно сведениям, которые мне удалось добыть, ваш отец, хоть и не испытывает огромного желания идти с ней под венец, вчера на заседании тайного совета все же поддался уговорам, сочтя доводы господина Кромвеля убедительными.

– О Святая Дева Мария! Кромвель, опять Кромвель! – топнув крошечной ножкой, вскричала принцесса. – Пусть небо будет мне свидетелем: когда я стану королевой, никто не помешает мне уничтожить это исчадие ада. Он ответит за все мои мытарства и мучения. Клянусь!

Вошедшей в историю под именем Марии Кровавой королеве выпала нелегкая судьба. И все потому, что она была девочкой, а не наследником, как того жаждал Генрих. У оставшейся в одиннадцать лет без матери Мэри (за неуступчивый характер Екатерина Арагонская была наказана: ей под страхом смерти запрещалось видеться с дочерью) жизнь превратилась в ад. Новая жена Генриха с первых же дней возненавидела падчерицу, постоянно напоминавшую ей о первой супруге короля. Имея огромное влияние на Генриха, Анна Болейн сделала все, чтобы юную принцессу признали незаконнорожденной и отобрали все привилегии, которые принадлежали ей по праву. Более того, не желая вовсе видеть падчерицу, находившуюся у нее в услужении, Анна уговорила короля отдать ее присматривать за их дочерью, малышкой Лизи. Так из принцессы, наследницы английской короны, Мэри превратилась в служанку при своей сводной сестре. Малышка была очаровательным, жизнерадостным ребенком. Вначале, попав в услужение, Мэри возненавидела дитя всей душой, хотя и понимала, что голубоглазая кроха ни в чем не повинна. Но когда у следующей жены Генриха, Джейн Сеймур, родился долгожданный наследник, их отношения изменились. История повторилась: Лизи так же была признана незаконнорожденной и лишилась титула принцессы. От нее отвернулись все, но только не Мэри. Кто, как не она, знал, как это трудно: в один день лишиться всего. Сестры необыкновенно сблизились, хотя были абсолютно разными и внешне, и внутренне. Одна – жизнерадостна и открыта, другая научилась хорошо скрывать свои мысли и сторонилась людей. Одна – белокурая, с голубыми глазами, изящная, как газель; другая – настоящая испанка с горящим взором и гордой статью. Одна – протестантка, другая – ярая католичка. Но, несмотря на эти отличия, их судьбы были одинаковыми. И та, и другая были лишены любви отца и ласки матери, ибо Екатерина Арагонская умерла в нищете от голода, а Анну Болейн, обвинив в измене и колдовстве, обезглавили.

– Неужели этому грифу так никто и не обрежет крылья? Пресвятая Дева Мария, куда катится Англия? В нашем королевстве перевелись настоящие мужчины. То ли дело в Испании, – горестно вздохнув, пожаловалась Мэри послу.

Величественно поднявшись со стула, принцесса подошла к окну. Дождь, противный холодный дождь монотонно барабанил по стеклу уже почти две недели. Реки потеряли кристальную чистоту, дороги размыло, сырость стала неизбежным гостем в каждом доме, включая замки и дворцы. Мэри поежилась. «Как холодно, – подумала она. – Интересно было бы узнать, что думает о нашем королевстве принцесса».

– Вы несправедливы, Ваше Высочество, когда так отзываетесь о мужчинах вашей страны, – улыбнулся ее словам посол. – Разумеется, любой из флегматичных подданных не сравнится с горячим испанским грандом, но все же и при английском дворе нашлись люди, решившиеся бросить вызов самому господину советнику.