Фрейлины, увидев вошедшего в зал мужчину, сделали глубокий реверанс. Ни у кого не было сомнений, что перед ними король, любивший романтические выходки, а еще больше театральные розыгрыши. Поэтому подобный маскарад и желание остаться инкогнито не смогли обмануть никого… кроме Анны, не искушенной в подобных играх. Она молча продолжала стоять у окна, с удивлением рассматривая вошедшего мужчину. В воздухе повисла неловкая пауза. Фрейлины исподтишка косились на Анну, изумляясь ее невежеству, а сопровождавшая Генриха небольшая свита переглядывалась в недоумении. Что же касается самого Генриха, то он вдруг почувствовал себя не в своей тарелке, повисшая пауза подействовала на него угнетающе. Не желая более оставаться в неведении, король собрался было повторить приказ, как внезапно чучело (так он назвал про себя странное несуразное существо в коричневом) вдруг проговорило:

– Я… Я есть Анна. Это есть мое имя…

Удивившийся Генрих после минутного колебания уверенным шагом приблизился к Анне и, внезапно схватив ее за талию, резким движением притянул принцессу к себе. Потом взглянул в ее голубые глаза и, не говоря ни слова, поцеловал девушку в губы. Несказанно поразившись, Анна отпрянула от него, как от прокаженного.

– Вы не мочь это делать! Nein, nein! Was machen Sie? Kommen Sie bitte nicht zu mir! 3

– Я хочу только передать вам подарок, принцесса Анна, – обескураженный таким поведением Анны, ответил король. Он попытался приблизиться к ней еще раз, но Анна только отмахнулась и отвернулась к окну.

– Боже, до чего она глупа! – прошептала леди Лисли, наклонившись к фрейлине, стоявшей подле нее.

– Она ужасно несообразительна, – вторила ей леди Брентон, многозначительно глядя на собеседницу. – Как можно было не догадаться, что перед нею стоит король!

– Невежда!

Будущей королеве был вынесен однозначный вердикт. А тем временем король, которого нелепость этой ситуации начала не на шутку раздражать, резким движением сорвал с себя маску и плащ и предстал перед ошеломленной Анной во всем своем величии.

– О Ваше Величество! – воскликнула принцесса в растерянности и сделала самый неуклюжий реверанс, какой только видел король в своей жизни.

Генрих поморщился, но, взяв себя в руки, подошел к принцессе и легким взмахом руки попросил ее подняться.

– Госпожа Анна, я рад приветствовать вас в своем королевстве, – оглядывая ее тем временем с головы до ног, невозмутимо начал король. – Надеюсь, долгое путешествие не доставило вам неудобств? Вы не устали?

От страха и смущения Анна не могла выдавить из себя ни единого слова. Да и что было отвечать, когда она почти ничего не поняла из того, что сказал король. А признаться в этом Анна боялась. Поэтому принцесса молчала, потупив взор. Генрих в растерянности оглянулся и недоуменно посмотрел на людей, сопровождавших его.

– С вами хорошо обращаются? Вы всем довольны? – продолжил расспрашивать король, уже еле сдерживая гнев.

– Ja, ja, – поспешила ответить Анна, разобрав последние слова короля. – Все быть хорошо. Я быть рада в Англию приехать. Я быть хорошо… Спасибо, Ваше Величество.

Плохое владение английским языком, неуклюжесть будущей жены и ее далеко не миниатюрная фигура (а Генрих в зрелые годы предпочитал изящных женщин с утонченными чертами) вызвали в нем неприязнь. А омерзительный балахон, надетый, как он впоследствии выразился, на бесформенную башню, и вовсе охладил его пыл. Генрих был разочарован. Его надежды на счастливый брак с любимой женщиной и обретение долгожданного покоя разбились в пыль.

– Госпожа Анна, надеюсь, что в скором времени я буду иметь счастье приветствовать вас в Лондоне. Все ожидают вашего приезда с нетерпением.

– Спасибо, Ваше Величество, – тихо проговорила принцесса, слегка поклонившись. – Люди быть хорошие в Англии. Я… была их любить.

– Я уверен, они тоже вас полюбят, – ироничным тоном ответил Генрих. Он был зол на себя, но еще больше на Кромвеля, посоветовавшего выбрать эту немецкую корову. «Боже, и с этим пугалом мне придется делить ложе. Б-р-р-р, – поежился от одной только мысли король. Затем он еще раз окинул подавленную Анну взглядом и подытожил: – Свадьбы не будет!» Он хотел уже развернуться и уйти, но, заметив крайнее смущение принцессы и слезы на ее глазах, немного смягчился. «В конце концов, надо дать ей еще один шанс. Кто знает, может, в этой серой мышке живет страстная, огненная обольстительница… Сейчас бедняжка напугана, это видно невооруженным глазом. Возможно, она не так уж и ужасна, как показалось вначале. Ведь увидел же в ней что‑то художник, когда рисовал тот портрет, лишивший меня сна и заставивший примчаться сюда на крыльях любви, будь она проклята… Ох, до чего ноет чертова нога!»

Решив повременить с окончательными выводами, Генрих указал Анне на кресло подле камина и пригласил ее присесть.

– Спасибо, Ваше Величество, – простодушно ответила принцесса на любезность.

Генрих только хмыкнул и тяжело опустился в соседнее кресло, выставив вперед больную ногу.

– Расскажите о себе, госпожа Анна, – начал разговор король, стараясь говорить как можно медленнее, чтобы собеседница понимала, о чем ее спрашивают. – Вы прожили в Дюссельдорфе всю жизнь?

– Nein, Ваше Величество, – тщательно выговаривая каждое слово, отозвалась Анна. – Мы жить в замке Шваненбург. Мой отец был умереть, и мы приехать в Дюссельдорф.

– Я никогда там не был. Это красивый город?

– Oh ja. Die Stadt ist sehr schön 4! – с жаром произнесла принцесса. При воспоминании о родном городе у нее загорелись глаза. Генрих с удивлением отметил про себя произошедшую метаморфозу. «А она вроде ничего. Пожалуй, в ней что‑то есть. Ишь, как глаза блестят».

– Простите, Ваше Величество, – виновато произнесла Анна, опустив глаза, в которых опять появились слезы. – Мой английский не хороший… Мой город есть очень красота.

– А чем принято заниматься у вас при дворе? Как вы проводите время? Какие у вас там развлечения? – поинтересовался Генрих больше из вежливости, нежели из любопытства.

– Развлечение? – переспросила Анна, не поняв, о чем идет речь. – Что есть «развлечение»?

– Что вы делаете, когда вам скучно?

– Мы гуляем, читаем Библию, шьем… а-а-а, забыть, делаем счет.

– И все? – изумился Генрих. – А как же музыка, пение, танцы?

– Моя мама говорить, что это есть грех…большой грех. Человек играет и поет, он есть сатана. И танцы есть грех тоже. Плохие люди мочь танцевать только.

– Ну, если эти занятия только для сатаны, то тогда я – само исчадие ада, – расхохотался Генрих. Нелестные слова, сказанные будущей женой о его любимых занятиях, весьма развеселили короля. Его смеху вторили все находившиеся в зале люди, что несказанно озадачило Анну.

– А что вы скажете о театре, моя госпожа? – вдоволь насмеявшись над собственной шуткой, спросил ее собеседник.

– Моя мама говорить, что театр есть плохо тоже. Люди не мочь лгать и иметь не их лица.

– Моя мама, моя мама… а сами вы что думаете? – язвительно осведомился Генрих.

– Я… я… Я не знаю, – покраснев, ответила Анна.

Да и что еще она могла сказать в ответ, если за всю жизнь ни разу не видела ни одного театрального представления?

– Значит, – подводя итог изрядно наскучившей ему беседы, подытожил Генрих, – вы ни петь, ни играть на музыкальных инструментах, ни танцевать не умеете? – В нем еще теплилась надежда, что Анна, несмотря на принципы своей матушки, всё‑таки чему‑то обучена.

– Nein, Ваше Величество, – слезы покатились из ясных глаз принцессы; она была уже не в состоянии их сдерживать. Так стыдно ей еще не было никогда. Под пристальным взглядом тучного короля, от которого разило потом и запахом гноившейся раны, она чувствовала себя лошадью, придирчиво выбираемой на базаре. Но преодолев свои чувства, она подняла голову и с гордостью произнесла:

– Я умею карты играть – дурак.