В беседах, в которых участники чувствуют себя обязанными поддерживать спонтанную вовлеченность и, тем не менее, не могут справиться с этим, они сами испытывают неловкость и легко могут порождать неловкость у других. Индивид узнает, что определенные ситуации будут вызывать это отчуждение у него и других, а другие ситуации вряд ли. Он знает, что определенные люди — плохие участники взаимодействия, потому что они никогда не готовы спонтанно вовлекаться в социальные контакты, и по отношению к этим упрямым участникам он может использовать такие выражения, как «рыба бесчувственная», «брюзга», «зануда», «кайфоломщик». Тех, кому не удается поддерживать разговор со старшими по положению, он может называть неотесанными, а тех, кто презирает вовлеченность с низшими по положению, он может называть снобами, в обоих случаях осуждая этих людей за то, что для них статус важнее взаимодействия. Как указывалось ранее, индивид может выделять некоторых людей, имеющих недостатки, потому что их манеры и социальные свойства затрудняют для других должную вовлеченность. Очевидно также, что в любом взаимодействии возникает ролевая функция, гарантирующая, что любой становится и остается спонтанно вовлеченным. Эта функция зажигания может в разное время исполняться во взаимодействии разными участниками. Если один участник терпит неудачу в поддержании динамики взаимодействия, его работу должны будут выполнить другие участники. Индивид может приобрести репутацию в этом виде работы, получая благодарность или порицание как человек, всегда являющийся душой контакта.
VI. Расширение контекста.
1. Контекст обязанности вовлеченности. Одно ограничение, которое мы сами установили, — иметь дело с ситуациями, где все, присутствующие и представленные друг другу, формально обязаны поддерживать свое участие в разговоре и спонтанную вовлеченность в него. Это достаточно частая ситуация, чтобы служить в качестве точки отсчета, но не надо быть полностью связанным ею. Обязанности вовлеченности на самом деле определяются в зависимости от общего контекста, в котором оказывается индивид. Так, бывают некоторые ситуации, где предполагается, что основная вовлеченность присутствующих направлена на физическую задачу; разговор, если он вообще происходит, должен рассматриваться как побочная вовлеченность, которая возобновляется или прекращается в зависимости от текущих требований актуальной задачи. Бывают другие ситуации, где роль и статус конкретного участника будут точно выражаться его правом относиться к разговору без церемоний, выбирая, участвовать в нем или нет, в зависимости от своей склонности в данный момент. Иногда этим правом обладает отец в отношении разговора за едой, поддерживаемого младшими членами семьи, которые такого права лишены.
Мне хотелось бы привести другую ситуацию, в которой индивид может относиться к своей вовлеченности иначе, чем ожидают от него другие. При поддразнивании младшего старшим или при прерывании работника работодателем потеря самообладания подчиненным может приниматься старшим по положению как ожидаемый и подобающий элемент паттерна вовлеченности. В такие моменты подчиненный может чувствовать, что хотел бы быть спонтанно вовлечен в беседу, но слишком паникует, чтобы так поступить, а старший по положению может ощущать для себя подходящим фокусом внимания, который он может с комфортом удерживать, — не сам разговор, а более широкую ситуацию, создаваемую юмористическим положением подчиненного, сражающегося со своей паникой в разговоре[94]. Действительно, если подчиненный в этих случаях демонстрирует самообладание, вышестоящий может чувствовать себя оскорбленным и смущенным. Аналогично, бывают случаи, когда мы чувствуем, что индивид должен из уважения к сложностям, в которых он находится, быть озабочен и сверхвовлечен. Такая неадекватная сверхвовлеченность может в некоторой степени нарушать взаимодействие, но идеальное самообладание индивида может настолько шокировать присутствующих, что нарушит взаимодействие еще сильнее. Таким образом, хотя иногда индивида и впрямь будут считать героем взаимодействия, если он сохраняет вовлеченность в разговор в трудных ситуациях, однако в других случаях такая лояльность будет считаться безрассудством.
Неодинаковые обязанности в отношении одного и того же разговорного взаимодействия лучше всего видны в крупномасштабных взаимодействиях, таких как публичные выступления, где мы, скорее всего, обнаружим специализацию и сегрегацию ролей вовлеченности, с разделением на полноценных участников (от которых ожидается, что они будут говорить или слушать) и неучаствующих специалистов (чья работа — ненавязчиво передвигаться вокруг и следить за механизмом ситуации). Примерами таких не-участников являются прислуга, швейцары, билетеры, стенографисты и техники. Особое положение этих должностных лиц во взаимодействии обусловливает их специфические права и обязанности; они открыто приняты ими, и эти люди и впрямь вызвали бы неловкость, если бы прямо включались в содержание разговора. Они демонстрируют уважение к ситуации, относясь к ней как к побочной вовлеченности.
Сами участники крупномасштабного взаимодействия могут допускать вольности в отношении взаимодействия, непозволительные в беседе двух-трех человек, быть может, потому, что чем больше участников, поддерживающих процесс, тем меньше ситуация зависит от каждого отдельного участника. В любом случае, мы часто обнаруживаем в крупномасштабном взаимодействии, что нескольким участникам позволительно в какой-то момент обмениваться жестами и побочными репликами, при условии, что они будут так модулировать свой голос и манеры, чтобы показать свое уважение к официальной процедуре. На самом деле, на какое-то время участник может даже покинуть комнату и сделать это так, чтобы создать впечатление, что основной фокус его внимания все еще удерживается разговором, даже если его тело уже отсутствует. В таких случаях основная вовлеченность и побочная вовлеченность могут становиться фикциями, поддерживаемыми формально, в то время как реально поддерживаются другие паттерны вовлеченности.
2. Псевдоразговоры. До сих пор мы ограничивали свое внимание взаимодействиями, где в качестве конституирующих их коммуникативных актов выступала принятая участниками очередность в разговоре. Мы можем расширить наше видение и рассмотреть подобное разговору взаимодействие, в котором обмениваются не речевыми знаками, а стилизованными жестами, как при обмене невербальными приветствиями[95], или некоторыми ходами, как в карточной игре. Эти неречевые, но схожие с разговором взаимодействия оказываются структурно подобными разговорному взаимодействию, за исключением того, что способности, которые должны быть мобилизованы для осуществления такого взаимодействия, больше связаны с мышечным контролем за частями тела, чем в случае разговорного взаимодействия.
3. Несфокусированное взаимодействие. Я предположил, что речевое, жестовое и игровое взаимодействия характеризуются одним официальным фокусом когнитивного и зрительного внимания, который все полноценные участники помогают поддерживать. (Фокус визуального внимания может, конечно, смещаться от одного участника к другому, когда один говорящий оставляет свою роль рассказчика и возвращается к роли слушателя.) Этому сфокусированному виду взаимодействия мы должны противопоставить несфокусированную разновидность, где индивиды, находясь в зрительном и слуховом поле друг друга, болтают о своих делах, не связанные общим фокусом внимания. Примером служит поведение на улицах и на больших публичных приемах.
Когда мы исследуем несфокусированное взаимодействие, то обнаруживаем, что обязанности вовлеченности определяются не по отношению к совместному фокусу когнитивного и визуального внимания, а по отношению к роли, которая может определяться фразой «соблюдающий приличия человек, не вмешиваясь в чужие дела, занимается своим собственным делом». Однако как только мы переключаемся на эту точку отсчета, мы обнаруживаем, что все встречающиеся во время сфокусированного взаимодействия виды неадекватной вовлеченности происходят и во время несфокусированного взаимодействия, хотя иногда под другим названием. Точно так же как озабоченный собой подросток может испытывать неловкость, говоря с учителем, он может, входя в заполненный класс, ощущать, что его рассматривают критически и что его походка, ощущаемая им как скованная и деревянная, выражает его социальную тревогу. Точно так же как могут быть поглощенные своими мыслями индивиды в разговорном взаимодействии, так и в несфокусированном взаимодействии могут быть рассеянные участники, которые своими позами, выражением лица и физическими движениями дают основание полагать, что они на мгновение «отключились», на мгновение сбросили экспрессивный наряд, который, как ожидается, они должны носить в непосредственном присутствии других людей. И конечно, во время несфокусированного взаимодействия может возникать скука, что мы можем наблюдать почти в любой очереди за билетами. И точно так же как средства вроде алкоголя и марихуаны могут использоваться для превращения разговора во что-то не столь скучное или смущающее, они могут функционировать и придавая индивиду легкость в более обширном поле несфокусированного взаимодействия. Точно так же как остроумие делает честь моменту разговора, так и надевание новой или специальной одежды, подавание редкой или дорогой пищи и использование быстровянущих цветов могут привлечь внимание к уникальной ценности более широких социальных ситуаций. Таким образом, ясно, что примененный в данной работе подход может быть использован определенным образом и для изучения несфокусированного взаимодействия.
