II. Сущность вторичного вмешательства.
Распространено мнение, что фабрикацию фабрикации можно отнести к типу Большого Обмана (Big Con), а простофили — это невинные жертвы, позволяющие алчным аферистам вовлечь себя в финансовые махинации якобы с целью оказания им, простофилям, помощи (так думают простофили). Те же, кто планирует и осуществляет аферу, — преступники, играющие фальшивые роли, не имеющие ничего общего с подлинным лицом обманщиков; для этого используется специально созданное оснащение, бутафория (props). Если бы это было так, мир был бы менее обманчивым, чем он есть на самом деле.
1. Рассмотрим стандартные формы вмешательства в нашем обществе.
а) Первая — «скрытое наблюдение». Когда индивид занимает положение, в котором его можно дискредитировать (и тем самым осуществить определенную фабрикацию), рано или поздно представится удобный случай его дискредитировать. Несомненно, позиция индивида ставится под вопрос как раз той контролирующей инстанцией, которая призвана наблюдать за его поведением[343]. В этом отношении шанс услышать или увидеть что-либо существенное уже предполагает обретение некоторой способности разрушения — разумеется, речь идет не о том, чтобы разрушить уже свершившееся действие, а о том, чтобы разрушить действие предстоящее. Поскольку наблюдающий (monitor) не позволяет наблюдаемому (monitored) знать о том, что за ним ведется наблюдение (это вполне обычное дело), данная ситуация представляет собой специфическую разновидность вторичного вмешательства (recontainment), где поведение наблюдающего ориентировано на создание ловушки (trap), ориентированной на предстоящее поведение наблюдаемого.
Стандартным примером скрытого наблюдения является подслушивание полицией или другими компетентными органами телефонных переговоров подозреваемых в совершении преступлений. Примерами также могут служить случаи из практики страховых агентств.
Мелвин Клейтон плотно сидит в кресле, осторожно поворачиваясь всем корпусом и стараясь не двигать шеей, если ему нужно посмотреть вправо или влево. Вчера он сообщил в городскую комиссию по врачебной трудовой экспертизе, что не может поворачивать голову, не испытывая при этом мучительной боли в области спины и плеч, — в декабре прошлого года, при тушении пожара, он серьезно повредил шею.
Входит детектив Ричард Расмуссен, он принес видеоматериал, отснятый бытовой камерой. Они просматривают пятиминутный фильм: Клейтон, ему 49 лет, ловкими движениями сгребает снег у своего скромного домика в Скво-Уэлли, таскает бревна и укладывает их в штабель, работает в саду, водит автомобиль. «Такая работа по силам и женщине, — запротестовал пожарный, неподвижно сидя в кресле и пытаясь настаивать на диагнозе. — Это не сравнимо с обязанностями пожарного».
Но комиссия не приняла доводов Клейтона и, отказав ему в пенсии размером 542 доллара и 3 цента в месяц, предписала вернуться на работу[344].
Дискредитирующие свидетельства имеют особенно большое значение в праве. Дискредитирующий подозреваемого скрытый мониторинг должен, следовательно, опираться на некоторые законные основания. Но если скрытый мониторинг обнаруживает нечто сомнительное за пределами установленных правом норм, чаще всего он выглядит как лишенный всякого оправдания.
Дорогая Эбби! Я знаю, что поступила нехорошо, но я прочитала письма к моей дочери ее бойфренда; с тех пор я сама не своя, я подавлена, и у меня изболелось сердце. Ей 22 года, она работает в университетском городке и встречается там с каким-то студентом. Она приезжает к нему домой по уик-эндам, и юноша пишет, что чувствует себя счастливым. Моя дочь много раз осуждала девушек, которые попадали в вынужденные обстоятельства и выходили замуж, но ее грех намного пагубнее потому, что мы — католики и отвергаем контроль за деторождением, к которому она, по-видимому, прибегает. Она ходит в церковь и исповедуется, но, судя по письмам бойфренда, продолжает вести себя по-прежнему[345].
Здесь намечается естественный переход к наблюдению, которое в самом общем смысле можно определить как неподобающее (improper). Этот вид контролирующего наблюдения сводит на нет право на стратегические тайны (strategic secrets), совершенно необходимые в определенных ситуациях. Эти тайны не то же самое, что «теневые» стороны жизни личности, компрометирующие самого человека, а не только разрушающие планы поведения. Возьмем, например, секреты, которые предполагаются правилами игры в карты: игроки могут создавать ложное представление о картах, которые в данный момент находятся у них на руках.
Устремленный вверх внимательный взгляд мог стоить миллиона долларов некоторым лучшим в мире картежным игрокам.
С 1961 года в потаенных комнатах закрытого Фрайарс-клуба в Беверли-Хиллс переходили из рук в руки чеки на огромные суммы, проигранные в карты…
Федеральный суд присяжных больше месяца рассматривал дело о картежном мошенничестве. Хотя обвинительного приговора вынесено не было и никакие подробные сведения о процессе не просочились наружу, мало-помалу схема преступления в Фрайарс-клубе прояснилась.
В потолочных перекрытиях двух комнат, как раз над карточными столами, были проделаны небольшие отверстия. Скрывавшийся вверху, на чердаке, наблюдатель использовал оптические устройства, чтобы фиксировать, какие карты находятся на руках у игроков. Наблюдатель был оснащен также электронным передающим устройством, похожим на передатчик Морзе[346].
К руке или ноге сидящего за столом шулера было пристегнуто принимающее устройство, так называемый клопфер, который неслышно постукивал при нажатии на ключ передатчика[347].
Казалось бы, различные формы скрытого наблюдения противоречат установлениям социальной жизни. Мы рассчитываем, что в определенных сегментах общества соблюдается право неприкосновенности частной жизни (privacy); ожидается, что есть такие места, где находятся только свои и все они принадлежат к определенному кругу. Предполагается далее, что, находясь в [приватных] местах, человек рискует опорочить себя, если станут известными факты о его неподобающем поведении; и, оказывается, такие места лучше всего подходят для установки «жучков». Аналогичный принцип положен в основу оборудования школьных туалетов скрытым зеркалом[348] — если в школах и продают наркотики, то купить их можно именно в туалетах. (Короче говоря, подсматривать и подслушивать лучше всего «за кулисами».) Дело остается за малым: предоставить подозреваемым нечто вроде укромного места (private room), где они могли бы время от времени собираться и где сама обстановка склоняла бы их к обсуждению стратегических секретов[349]. Равным образом правила карточной игры, согласно которым игрок может и даже обязан защищать свои карты от подглядывания, позволяют ему искать доступ к секретам партнеров. Это в свою очередь создает обстоятельства, в которых становится полезным и даже практичным неподобающее наблюдение.
Разумеется, в конце концов все сводится к поведению, которое является вполне обычным и уместным. Рутина повседневной жизни берет свое: каким бы Добропорядочным ни изображать себя в конкретной ситуации и перед конкретной аудиторией, всегда найдутся другие места, другие ситуации и другие аудитории, где обнаружатся факты, которые могут дискредитировать все, что столь тщательно изображалось ранее. Такие средства коммуникационной защиты, как стены и расстояния, а также попытки избавиться от посторонних глаз и ушей, казалось бы, служат гарантией от дискредитации. Однако любое наблюдение за поведением любого человека, не догадывающегося, что за ним наблюдают, имеет дискредитирующую силу; все без исключения формы тайного наблюдения направлены на то, чтобы трансформировать последующую деятельность человека в подлежащий дискредитации спектакль (performance) и тем самым разрушить ее[350].
