Подобно тому, как настройка может быть превращена в фабрикацию, так и фабрикация может быть превращена в новые фабрикации; короче говоря, всякие ограничительные границы [фрейма] могут быть пересмотрены. Фабрикации особенно предрасположены к умножению (proliferation). Круг наиболее очевидных примеров образуют фабрикации, применяемые в практических целях. Таков, в частности, прием, использованный насильником.
Джек Пейтон, 48 лет, был признан виновным в нанесении телесных повреждений 35-летней медсестре, ее изнасиловании и ограблении. Одновременно он был осужден по обвинению в угрозе изнасилования трех других женщин… Потерпевшие показали, что насильник нападал на них в маске и угрожал ножом. Он говорил, что только что совершил ограбление, и затем заставлял их пойти с ним якобы для того, чтобы не вызвать подозрения у полицейских. Затем преступник уводил женщин в парк или в пустующие дома и там насиловал[337].
Можно найти аналогичные примеры и в повседневной жизни. Когда член какого-либо общества или организации собирается предпринять нелояльное действие (например, намеревается выйти из организации), он, скорее всего, будет выполнять свои обязанности как ни в чем не бывало, поджидая подходящего момента. Таким образом он блокирует действия других членов организации. При установлении нелояльности ничего нельзя предпринять и остается превратить шараду в другую шараду.
Эксплуатационные (exploitive) фабрикации — не исчерпывают начальные звенья последовательной цепи новых и новых фабрикаций. Благонамеренные (benign) фабрикации можно фабриковать с корыстными намерениями. Некоторые пациенты, полагавшие, что их упрятали в психиатрическую лечебницу без должных оснований, были совершенно правы. Аналогичным образом фабрикуется самообман (self-deception). Если симуляция симптома болезни являет собой фабрикацию естественного явления — чтобы изображение было распознано в естественной системе фреймов (natural framework), — то имитация маниакального состояния для получения психиатрического диагноза (например, при попытке уклониться от призыва в армию) есть не что иное, как фабрикация фабрикации. Здесь можно наблюдать исключительно интересные случаи, которые практикующие врачи называют «типичными».
Маниакальные состояния и галлюцинации пациента нередко представляют собой хитрости, которые предпринимаются для того, чтобы добиться отдаленной или вообще недостижимой цели. Подсознание пациента фантазирует, лжет, притворяется, маскируется — все это делается во имя определенной цели. Приобретая в конце концов организованную форму, навязчивое состояние систематизированного бреда может сопровождаться тревогой, но это вовсе не обязательно. Отсутствие страха обеспечивает бреду дьявольскую эффективность. В той степени, в какой навязчивое состояние сохраняет свою эффективность, оно препятствует ремиссии и избавлению от психоза. В этих обстоятельствах я по мере возможности использую прием, который можно назвать «хитрость против хитрости».
Эту работу следует проводить с ассистентами, прошедшими специальную подготовку. Возьмем следующий случай. Пациентка была убеждена, что суд штата приговорил ее отца к смерти. Я попросил собраться членов семьи (здесь присутствовала и пациентка) и ознакомил их с решением губернатора штата о помиловании осужденного — разумеется, документ, который я держал в руках, был поддельный…
Некоторые пациенты, страдающие паранойей, воображают себя политиками, великими историческими личностями, святыми. Чтобы работать с пациентом, который вас подозревает, следует, по возможности, развеять его опасения и действовать так, будто у вас нет ни малейшего сомнения в том, что ваш пациент именно тот персонаж, за кого он себя выдает. Перед Христом и Пресвятой Троицей вы преклоняете колена и осеняете себя крестным знамением. Перед Моисеем и Авраамом вы ведете себя в высшей степени почтительно, так, как это предписывает Ветхий Завет[338].
Разумеется, психотерапия — не единственное основание для того, чтобы включиться в маниакальные состояния и попытаться воздействовать на них изнутри. У В. Шелленберга, шефа гитлеровской тайной полиции, на это были свои причины.
Сравнительно легко было установлено, что Муссолини содержался в качестве пленника на небольшом островке Маддалена; трудность состояла в том, чтобы убедить в этом Гиммлера. Поскольку рейхсфюрер доверял только магам, сеанс надлежало тщательно подготовить. В конце концов Гиммлер узнал о месте заключения Муссолини — от толстого лысого старика, находившегося в глубоком трансе.
Этот случай не был исключением. Шелленбергу неоднократно приходилось прибегать к помощи одного до смерти запуганного прорицателя, чтобы преодолеть сопротивление Гиммлера, упорно не желавшего принимать окончательное решение[339].
Круг интересующих нас ситуаций можно свести к повседневной практике. Не только профессиональные маги обязаны своими доходами грамотному использованию всякого рода измышлений (delusions). Весьма показателен следующий пример из частной сыскной деятельности.
Частный детектив Эйрв Кон арестован по обвинению в вымогательстве 24000 долларов у убитой горем матери, которая обратилась к нему с просьбой отыскать умершего сына.
Управление окружного прокурора сообщило, что Уильям Стивенс, сын 70-летней Элизабет Стивенс, застрелился в октябре 1961 г. По прошествии двух лет миссис Стивенс обратилась к частному детективу Кону с просьбой отыскать сына…
«Миссис Стивенс не могла поверить, что ее сын погиб», — заявил следователь прокуратуры Джеймс Перселл.
Кон быстро понял, что сын миссис Стивенс мертв, и посоветовал ей не тратить деньги понапрасну. Однако свидетели дали показания перед судом присяжных, что миссис Стивенс, проживающая в гостинице на 31 — й Джонс-стрит с октября 1963-го по август 1965 года, выплатила Кону 24000 долларов[340].
Обратимся к более обобщенному примеру из коммерческой деятельности.
Президент компании по торговле электроникой сообщил сенаторам о том, что его фирма сделала хороший бизнес, продав подслушивающие устройства («жучки») человеку, который вообразил, будто он Джеймс Бонд[341].
Вряд ли продавцы сознают, что поддерживают бредовое состояние покупателей, сначала давая им возможность самостоятельно определиться в своих желаниях, а затем поощряют выбор одобрительными замечаниями; в то же время трудно сказать, почему данная форма вмешательства (containment) не считается предосудительной. Равным образом полисмены, которые легко находят общий язык с психически ненормальными, лишь выполняют свою обычную работу.
При непосредственном общении с пациентом полисмен старается показать, что имеет место вполне обычный разговор. Все суждения пациента, его обвинения и жалобы воспринимаются полицейским как обычное дело. Он никогда не пытается пресечь или иным образом исключить заведомо абсурдные вещи и измышления, а, скорее, обходит их, сосредоточивая разговор на обычных материях. Любая ситуация обретает здесь очертания нормальности. Например, женщина средних лет в паническом состоянии прибежала в участок и стала кричать, что ее преследуют соседи, у которых имеется неслыханной силы оружие. Никто из полицейскихне стал интересоваться тем, откуда проистекает убежденность женщины в невероятных свойствах оружия и каковы цели враждебно настроенных соседей. Полицейские взялись за дело так, как если бы оно опиралось на твердо установленные факты. Они расследовали несуществующие следы применения снарядов и убедились в их отсутствии. Затем они тщательно запротоколировали обстановку, в которой происходили никогда не происходившие события, и посоветовали женщине быть особенно внимательной к подозрительным фактам, которые могли бы иметь место в будущем[342].
