7
Деятельность за фреймом
Сколь бы многообразными ни были формы человеческой деятельности, они регулируются фреймами, которые снабжают основных участников взаимодействия нормативной информацией о том, что должно находиться в фокусе их внимания. В том же месте действия и в то же время неизбежно возникают совершенно иные режимы и линии развертывания деятельности (включая коммуникацию в ее узком смысле). Они существуют обособленно от официального стержневого режима взаимодействия и воспринимаются (если вообще осознаются) как нечто побочное. Иными словами, участники ситуации взаимодействия реализуют основную — сюжетную — линию своей деятельности сквозь массив событий, которые воспринимаются как лежащие за пределами фрейма и тем самым являются второстепенными по отношению к тому, что квалифицируется как основное действие.
Несомненно, люди могут лишь создавать видимость вовлеченности в ситуацию и лишь декларировать соответствующий ключевой интерес, в то время как их внимание занято другим. При этом попытка управляться с этими видимостями может сама по себе отвлекать от того, что должно находиться в фокусе внимания, и это создает специфические напряжения в интеракции[410]. И хотя все это имеет чисто исследовательское значение, мне прежде всего хотелось бы выяснить, чтó людям позволено (или предписано) считать своим официальным интересом (предметом участия в ситуации), оставляя за скобками вопрос, что они считают таковым в действительности.
Воспользуемся метафорой: в какую бы ситуацию ни обнаружил себя вовлеченным индивид, он будет в состоянии придерживаться основной линии деятельности, и диапазон моментов, воспринимаемых как основные или побочные, будет варьировать от ситуации к ситуации. С точки зрения участников речь здесь идет об их способности распознать и должным образом обработать входящий стимул; а с точки зрения самой ситуации — о канале, или треке, в который организуются элементы ситуации. Можно было бы продолжить рассуждения в рамках этой метафоры и говорить о существовании нескольких каналов побочной деятельности — цепочек поступков или событий, прочитываемых участниками ситуации отдельно от основного сообщения[411].
I
Важной особенностью любого отрезка деятельности является способность его участников «игнорировать» параллельные события — как в действительности, так и на уровне представления. «Игнорировать» означает здесь полное отключение внимания и осознанного контроля. Эта способность участников [к селекции] и соответствующий канал ситуации охватывают широкий спектр потенциально отвлекающих событий, которые представляют угрозу для адекватной вовлеченности в ситуацию независимо от места происходящего.
Некоторое представление об этом механизме можно получить, рассмотрев крайние случаи «игнорирования». Например, такой случай, где игнорируется важное событие, произошедшее в отдалении от места его игнорирования.
Пекин. Вчера вечером президент Ганы Кваме Нкрума публично проигнорировал государственный переворот, в результате которого был низвергнут его режим, и объявил о намерении продолжить свою миротворческую миссию во Вьетнаме. Нкрума казался напряженным и мрачным, однако выступил на торжественном банкете, организованном в его честь китайскими коммунистами, как будто в его стране, где армия захватила власть, ничего не произошло.
Представители китайской стороны также вежливо воздерживались от каких-либо публичных заявлений по поводу переворота, который произошел во время перелета Нкрумы из Бирмы в Китай.
Нкрума, в обычном темном кителе, покроем напоминающем униформу руководителей Китая, поднялся на сцену после обеда, чтобы говорить, главным образом, о необходимости укреплять солидарность стран Азии и Африки.
После речи низложенному президенту аплодировали вежливо, но без энтузиазма.
Весь вечер прошел в натянутой, ненормальной и почти нереальной обстановке, вызванной ситуацией, не имеющей прецедента в протоколе официальных визитов, который обычно строго соблюдается Пекином[412].
Возьмем для примера игнорируемое событие, происходящее в непосредственной близости от места действия.
Марк Рудд поднялся со своего места и медленно, не торопясь, направился к алтарной части церкви Святого Павла. Несколько сот преподавателей и сотрудников Колумбийского университета благопристойно зашевелились на своих местах, когда вице-президент университета Дэвид Б. Трумэн приготовился произнести речь в честь Мартина Лютера Кинга[413], убитого в Мемфисе за несколько дней до этого. Повернув направо, Рудд поднялся на клирос и наперерез вице-президенту подошел к микрофону. Трумэн остановился. Микрофон молчал.
«Доктор Трумэн и президент Керк наносят моральное оскорбление памяти доктора Кинга», — спокойно сказал Рудд, наклонившись вперед над аналоем. «Как, — обратился он к залу, — руководители университета могут превозносить человека, который отдал жизнь, пытаясь объединить работников санитарно-гигиенических служб, если сами они долгие годы боролись против объединения работающих в университете чернокожих и пуэрториканцев? Как эти администраторы осмеливаются возносить хвалу тому, кто боролся за человеческое достоинство, когда они сами украли землю у обитателей Гарлема? Как могут представители Колумбийского университета превозносить человека, который проповедовал ненасильственное неповиновение, если они наказывают своих студентов за мирное выражение протеста?» «Доктор Трумэн и президент Керк наносят моральное оскорбление памяти доктора Кинга, — повторил Рудд, — поэтому мы выражаем протест их непристойному поведению». Он сошел вниз, слегка сгорбившись, прошел по центральному проходу между рядами и вышел через главный вход на апрельское солнце. За ним последовало еще человек сорок. Трумэн продолжил свой путь к микрофону и произнес поминальную речь, как будто ничего не произошло[414].
И конечно, классическим примером является образцовая воинская дисциплина.
Лондон. Женщина, приехавшая в британскую столицу и осматривавшая достопримечательности, была столь глубоко потрясена, что закричала от страха, наблюдая вчера за часовыми, замершими в карауле у стен дворца Святого Иакова.
Один из часовых поранился о штык, кровь текла по его руке. Караульный стоял неподвижно, взор устремлен вперед, губы сжаты. Вскрикнувшая женщина и еще одна дама из группы туристов выбежали вперед, чтобы перевязать руку караульного носовым платком.
Но тот не пошевелился до тех пор, пока констебль не вызвал караульного офицера: пришла смена, и раненый часовой ушел с поста строевым шагом, взор — вперед, губы сжаты[415].
Этот отрывок позволяет сделать следующий вывод: если фрейм предполагает, что индивид должен полностью слиться со своей внешностью и выступать в качестве ее стандартного элемента — как это принято в хореографии, — то здесь должен быть предусмотрен особый механизм устранения сбоев — такой, чтобы процесс устранения выглядел как часть сцены, как будто все представление происходит на подводной лодке, где имеется специальный шлюз, с помощью которого можно выбраться наружу, не затопив то, что остается внутри. Поэтому, чтобы убрать со сцены танцовщика, «выбитого из фрейма» (предположим, он упал в судорогах), нужно внепланово опустить занавес.
Когда она впервые увидела, как послушница упала в обморок во время церковной службы, она против всех правил не могла оторвать глаз от происходящего. Ни одна монахиня, ни одна послушница даже не взглянули на рухнувшую на пол белую фигуру, хотя это произошло среди множества людей. Требник упал на пол, будто послушница бросила его нарочно. Но молебен продолжался. Некоторое время сестры, стоявшие поблизости, казались равнодушными извергами, как будто бы их не касалось, что послушница упала в обморок, как будто бы она, белая как мел, не распласталась перед ними на ковре. Потом Габриэль увидела, как по проходу между рядами прошла послушница, отвечающая за состояние здоровья сестер. Она потянула за рукав сестру, стоявшую ближе других, та сразу же поднялась и помогла вынести потерявшую сознание, они миновали сотню голов, из которых ни одна не повернулась, и две сотни глаз, которые ни на мгновение не оторвались от алтаря[416].
